Сергей Донской - Шпион, который ее убил
– Начинай.
– Без проблем.
Превратно понявшая предложение Бондаря, Люда проворно перевернулась на живот, подползла ближе и потянула на себя одеяло.
– Зачем вы держите? – заныла она голосом маленькой девочки, которой не дают конфету. – Сам говорит начинать, а сам не дается! Вы не бойтесь, я хорошо умею. Я еще классе в шестом в первый раз попробовала…
Она попробовала!
Бондарь как следует встряхнул Люду, заставил сесть рядом и терпеливо пояснил, что для начала желает выслушать ее историю. Она несколько раз повторила, что он не поп, чтобы ему исповедоваться, но в конце концов сдалась. Это произошло после того, как Бондарь многообещающе потрепал ее по волосам. Еще не окончательно испорченные химическими препаратами, они были приятны на ощупь. Хотя сосредотачиваться на своих ощущениях Бондарь не стал. Он обратился в слух, подбадривая рассказчицу короткими междометиями.
* * *Биография Люды была типична для сотен тысяч ее сверстниц. Учеба, гулянки, работа реализатором на рынке, полуизнасилование, полупомолвка, жених-одногодок в армии, пожилой любовник в коммерческом банке, долги, порванные колготки, вонючая водка, шампанское с привкусом стирального порошка, родительские нравоучения, мечты о чем-то светлом и большом, и в мечтах Людмила, продвинутая и прикинутая по полной программе, имеет все, что душа пожелает, а ее саму имеют только те, кого она удостаивает своим вниманием.
Объявление в местной газете, последующие отборочные конкурсы и неожиданная победа свалились как снег на голову. Хотя мужики давно западали на Людмилу, она понимала: топ-моделью ей стать не суждено. И рост не тот, и сиськи чересчур вызывающе выпирают, и ноги не от ушей растут. Короче говоря, в свою удачу Люда поверила лишь после того, как была посажена в самолет и отправлена куда-то на Кавказ – куда именно, она до сих пор выяснить не удосужилась.
– А зачем? – пожала она плечами. – Мне от этого ни холодно, ни жарко. Достаточно, что меня здесь кормят, одевают, учат всяким полезным штучкам и вообще… Ненужных строгостей многовато, но не страшно. Здесь мы как у бога за пазухой, а внизу? – Люда кивнула на штору, не подозревая, что никакого окна там нет. – Опять лямку тянуть? Не-а, не желаю. Обрыдло все. Лучше годик перекантуюсь, зато при бабках буду. Что я, дурочка из переулочка – на рынке или в забегаловках корячиться?
– Ты умная, – похвалил Бондарь Люду. – Правильно рассуждаешь.
– А то, – тряхнула она волосами.
– Не важно, за что платят, важно – сколько. Верно?
– Ну.
– Много получаешь за клиента? – спросил Бондарь таким скучным голосом, что не удержался от зевка.
– Клиенты? – Округлившиеся Людмилины глаза походили в потемках на две черные дыры. – Я вам не проститутка, я…
– Кто?
– Никто.
Обняв Люду, Бондарь притянул ее к себе и наградил отнюдь не братским поцелуем.
– Наконец-то, – сказала она, когда получила возможность дышать и говорить. – А то я уж решила, что имею дело с бесчувственным чурбаном.
– Я просто немного растерян.
– Боитесь женщин? – игриво спросила Люда.
– Один на один – нет, – ответил Бондарь в полном соответствии с выбранной ролью. – Но когда вас много…
– То что?
– Не знаю, как у нынешних школьников, а в моем детстве была такая шутка. Ребята намечали жертву в своем кругу, неожиданно набрасывались на беднягу и заталкивали его в девчачью раздевалку. Там, разумеется, поднимался визг. Даже смельчаки начинали паниковать. – Бондарь снова приобнял девушку. – Колотили изнутри в дверь, требуя выпустить их. А чего, спрашивается, бояться?
– Нечего, – прошептала Люда.
– Вот и я так думаю, – согласился он. – Но все равно мне не по себе.
– А вы привыкайте.
– Трудновато. Никогда прежде не работал султаном.
– Султан, – пробормотала Люда. – Так зовут добермана одной моей подруги. Я все забывала спросить, что это такое. Типа нефтяного магната?
– Можно сказать и так, – уклончиво ответил Бондарь. – Но существует одно существенное отличие.
– Какое?
– У султана обязательно есть гарем.
– Теперь и у тебя есть, – перешла на «ты» Люда. – Почти тридцать девчонок, и все твои. Когда выйдешь на волю, дружки обзавидуются.
«У нас не принято обращаться к персоналу по фамилиям… При наших девушках не курят… Сегодня по графику моя очередь… Требуется по контракту… Камеры в комнатах для гостей отключают… Гарем… Тридцать девчонок, и все твои… Когда выйдешь на свободу…»
Обрывки чужих фраз и собственных мыслей Бондаря сплелись в замысловатый клубок, для распутывания которого требовалось отыскать нужную ниточку.
– А все-таки я первая, – пробормотала Люда, успевшая отбросить в сторону одеяло. Она дышала все чаще, норовя прижаться к Бондарю уже не только губами, а всем телом, очень сухим, очень горячим. – Сегодня ты мой. – Суетливо, совсем не грациозно Люда стащила пижамные штаны и всхлипнула от избытка чувств, когда почувствовала, что даже тонкая ткань не отделяет ее от полураздетого мужского тела. – Сними их, – порывисто потребовала она, наткнувшись рукой на плавки Бондаря.
– Не спеши, – прошептал он, механически лаская обвившуюся вокруг него девушку. – Ты ведь у меня первая?
– Да… – Ее начало лихорадить. – Перв…
– А завтра очередь другой?
– Дру… – выдохнула Люда. – Да…
– И так все по очереди? Все двадцать семь?
– Не… нет.
– Почему?
Бондарь отстранил девушку, держа ее перед собой на весу, словно разглядывая нашкодившего котенка. Размякшая, безвольная, она еле ворочала языком:
– Долго ты меня будешь мучить? Я тебя хочу, так хочу…
– Сначала ответь. Все двадцать семь?
– Нет… Пятерых уже положили…
– Куда?
Тут Бондарь вспомнил про бесстрастный видеоглаз, неотрывно наблюдающий за происходящим в постели, и резко сменил тактику.
– Неужели ты не понимаешь, – сказал он, – что я не имею права якшаться с тобой и с твоими подружками? Маргарита Марковна оказала мне честь, приблизив к себе, а я? Стану путаться с малолетками, вместо того чтобы сохранять расположение такой женщины! – Воскликнувший эти слова Бондарь надеялся, что его голос звучит достаточно искренне и достаточно отчетливо. – А что, если Маргарите Марковне донесут про твой визит? – спросил он. – Как она на это отреагирует, а?
– Ой-ей-ей! – Томная поволока в голубых глазах Люды растаяла, уступая место злобным огонькам уязвленного самолюбия. – А то Маргарита Марковна не знает, кто к кому по ночам ходит и зачем!
– «Сатирикон» какой-то, – вырвалось у Бондаря.
– Ага, вечер сатиры и юмора. Обхохочешься! – Люда сердито попыталась освободиться от пальцев, впившихся в ее бока. – Ему хочешь сделать приятное, а он… Ну и целуйся со своей Маргаритой Марковной! Нашел красавицу! Да она же просто старая вешалка, как бы ни молодилась. И Юрасик ее – пень трухлявый. Два сапога пара!
Люда затрепыхалась с такой яростью, что Бондарю показалось, будто он стискивает пальцами огромную извивающуюся рыбину, отчаянно борющуюся за жизнь.
Отпустить ее? Нет, пусть сперва выполнит желания того, кто держит ее в руках!
* * *Чтобы не утратить инициативы, пришлось расщедриться на еще один затяжной поцелуй, мучительно-долгий, как стон, вырвавшийся у Люды. Из духа противоречия она толкнула Бондаря в грудь, но ее ладони там и остались, будто примагниченные. Тем временем его руки старательно исследовали нижнюю половину Людмилиного торса, отмечая бархатистость ее живота, ее бедер. Шумно дыша, она по-кавалерийски обхватила его ногами. Теперь они сидели лицом к лицу, плотно прижавшись к друг другу. Бондарю неожиданно вспомнились древние индийские фрески, изображающие примерно такие же сцены. Контролировать себя становилось все труднее, тем не менее пока что еще это получалось.
– Давай, давай же, – простонала Люда, ерзая на ногах Бондаря. – Сколько можно, блин! Я сейчас растекусь вся на хрен! Растаю, как пломбир! Попробуй.
Завладев рукой Бондаря, она потянула ее вниз.
– Спасибо за доверие, но не надо, – пробормотал он.
– Вот же чурбан попался, ёлы-палы! – плаксиво пожаловалась Люда. – Тормоз проклятый! – В ее голосе прорезались нотки приближающейся истерики. – Делай свое дело, сволочь! Хватит надо мной издеваться, гад такой! Что тебе стоит, ну? – Она перешла на визг. – Вставляй! Вставляй, придурок!
Ожесточенная возня, затеянная Людой, не оставляла шансов избегнуть контакта, к которому она так стремилась. Кроме того, очень уж она распоясалась. Бондарю не нравилось, когда с ним фамильярничали, будь то зрелые миллиардерши или молоденькие соплячки.
Оторвав от себя протестующую Люду, с брезгливой миной человека, избавляющегося от пиявки, Бондарь без церемоний швырнул ее на кровать.
– Остынь, – посоветовал он прерывающимся голосом. – Излишняя эмоциональность плохо сказывается на нервной системе.
