Сергей Донской - Шпион, который ее убил
– Я так и знала, что вы не спите, – сказала она.
– Ошибаешься, – проворчал Бондарь, пряча «вальтер» под подушку. – Я спал, как убитый.
– С пистолетом в руке? – Девушка снова захихикала. – Не принимайте меня за дурочку. Здесь поначалу никто не засыпает сразу. Это из-за того, что свет никогда не выключается полностью.
– Я прекрасно сплю при свете.
– Как в анекдоте.
– В каком еще анекдоте? – недружелюбно спросил Бондарь. Неожиданный визит ночной гостьи мог оказаться провокацией, игнорировать этот факт было так же неразумно, как забывать о наличии подслушивающей и подглядывающей аппаратуры.
Девушка сделала шажок вперед, словно предлагая полюбоваться своей уютной пижамой и домашними тапочками с помпонами.
– Один грузин жалуется на бессонницу, – сказала она. – Его спрашивают: «В чем дело, кацо?» Он: «Нэ могу спать со свэтом. Мой Свэта нэ дает мнэ покоя…» Между прочим, меня зовут не Светой, а Людой.
– Не Света, значит, а Люда, – повторил не расщедрившийся на улыбку Бондарь. – Тогда какие же у тебя основания не давать мне покоя?
Хихиканье девушки перешло в приглушенный смех.
– А вы веселый, – сказала она, подойдя еще ближе.
– Я не веселый, и я не грузин. Ты ошиблась адресом, Люда. – Бондарь закурил и со стуком положил зажигалку на тумбочку. – Интересно, охрана знает, что ты шляешься по коридорам после отбоя?
– Конечно, – округлила глаза Люда. – Сегодня по графику моя очередь.
– Вот как? Что за график?
– Да так, не важно.
– А что за очередь? – продолжал допрос Бондарь.
– Ой, да отстаньте вы от меня, – занервничала Люда. – Мало ли что языком ляпнешь. Сначала ляпнешь, а потом уж думаешь. – Не спросив разрешения, она присела на краешек кровати.
– А ты попробуй наоборот, – предложил Бондарь.
– Это как? – насторожилась Люда.
Насколько позволяло судить скудное освещение, глаза у нее были голубые, а кудряшки – светло-русые, почти золотистые. Нежный возраст и кукольная внешность девушки делали ее привлекательнее, чем она была на самом деле. От нее пахло земляничным мылом, мятной пастой и еще чем-то таким же невинным. Почему-то Бондарю вспомнился пионерлагерь, костры, ночные посиделки, закутанные в простыни девчонки, изображающие из себя то ли индианок, то ли привидения, и еще что-то такое же приятное, смутное, будоражащее душу.
– Сначала думай, потом говори, – сказал он, гоня ностальгию прочь.
– Считаете меня дурочкой, да? – оскорбилась Люда.
– Никем я тебя не считаю. Жду, когда ты догадаешься уйти. Не силой же мне тебя выпроваживать.
– Вы хотите, чтобы я ушла?
– Ага. Чем быстрее, тем лучше.
– Вы серьезно?
– Серьезно.
Люда недоверчиво усмехнулась:
– Нет, вы шутите.
Бондарь повел подбородком слева-направо:
– Не шучу.
– Быть не может такого.
– Какого?
– Чтобы вы взяли и прогнали меня ни с того ни с сего.
– Думаешь, мне нужна причина?
Некоторое время Люда напряженно всматривалась в лицо Бондаря, как бы ища признаки того, что он просто валяет дурака. Потом уголки ее губ опустились, намекая на то, как будет выглядеть их обладательница лет эдак через пятнадцать-двадцать.
Если доживет.
* * *Стало тихо и почему-то немного прохладно, хотя батареи парового отопления исправно грели воздух.
– Ступай, – мягко попросил Бондарь. – Нечего тебе у меня делать. – Он многозначительно показал глазами на потолок. – Пообщаемся как-нибудь в другой раз.
– Ах, так вас камера напрягает? – Люда покровительственно улыбнулась. – Не берите в голову, после отбоя камеры отключают.
– Откуда тебе известно?
– Известно, и все.
– Они установлены во всех комнатах?
– Вообще-то это секрет, – наморщила лоб Люда.
– С тобой все ясно, – произнес Бондарь, гася сигарету. – Ничего ты не знаешь, просто набиваешь себе цену.
– А вот и нет!
– Ступай спать, девочка. И не забудь сесть на горшок перед сном.
– Не разговаривайте со мной, как с малолетней дурочкой! – вспылила Люда. – Камеры есть только в комнатах гостей и новичков, а за девчонками никто не наблюдает.
– Почему? – спросил Бондарь.
– Потому что иначе мы бы стеснялись, неужели не ясно? Ни переодеться спокойно, ни искупаться…
– Я не о том. Я интересуюсь, почему в остальных комнатах стоят камеры. Мужчины ведь тоже иногда переодеваются, купаются и даже ходят в туалет.
Судя по озадаченной мордашке Люды, до встречи с Бондарем ей и в голову не приходило такое.
– И правда, – пробормотала она. – Да, я вам не завидую… Только вам проще. – Оживившаяся Люда говорила все быстрее и быстрее. – Вы ведь мужчина, а наблюдают за вами тоже мужчины. – Она уже не говорила, а тараторила. – И потом, после отбоя опасаться нечего. Не верите? Вот, глядите. – Люда поочередно показала объективу язык и фигу. – Никто нас не видит. Не такая я дурочка, чтобы трахаться при посторонних.
– Что-что? – подался вперед Бондарь. – Как ты изволила выразиться? Трахаться?
– А что здесь такого? – искренне удивилась Люда. – По-вашему, «сношаться» звучит приличнее?
– Нет, – покачал головой Бондарь, – не приличнее. И то, и другое звучит одинаково.
– Вот и я так думаю.
Люда стащила через голову пижаму, небрежно уронила ее на пол и сбросила тапочки.
– Какого черта?! – возмутился Бондарь.
– Вы против?
Удивление Люды было неподдельным. Давая Бондарю возможность как следует оценить свою стать, она развернулась к нему грудью.
– Стоп! – воскликнул он с отчаянием. – Прекрати немедленно. Объясни, что происходит.
– Пока что ничего не происходит. – Люда хихикнула. – Это-то и странно. Я вам не нравлюсь?
Она привстала, намереваясь избавиться от пижамных штанишек, но рука Бондаря, легшая на Людмилино плечо, припечатала ее к месту. Он предостерегающе поднял палец:
– Никакого стриптиза, пока мы не проясним кое-какие детали.
– Да как же вы станете прояснять детали, если я буду одета?
Бондарь понял, почему Люду постоянно волнует, не принимают ли ее за дурочку. Интеллектуальный багаж у нее и впрямь был небогатый, с таким немудрено обзавестись комплексом неполноценности. Раздеваясь в присутствии мужчины, Люда спешила избежать нудных разговоров, вести которые не любила и не умела. Голых девушек не тестируют на сообразительность. С них другой спрос. Их коэффициентом умственного развития интересуются в последнюю очередь либо вовсе не интересуются.
Бондарь не являлся исключением. Плевать ему было на ай-кью незваной гостьи. Другое дело, как она очутилась здесь, чем занимается, чего добивается и на что рассчитывает? Правда, задавать вопросы напрямик Бондарь не решился. Не очень-то он верил в отключенную видеокамеру. Напротив, следовало держаться настороже, поскольку люди, приславшие Людмилу, скорее всего, следили за развитием событий. Возможно, возле экрана сейчас сидела Маргарита Марковна Морталюк собственной персоной. Проявлять излишнюю настойчивость при таком раскладе Бондарь не имел права, хотя умеренный интерес к обитателям базы был в порядке вещей. Не профессиональный интерес контрразведчика. Естественное любопытство новичка, осваивающегося в незнакомом окружении.
– Расскажи о себе, – предложил Бондарь.
– Вот еще глупости, – расстроилась Люда. – От разговоров никакого толку.
– Должен же я узнать тебя поближе.
– Так узнавайте!
Девушка снова схватилась за штанишки, но была остановлена бдительным Бондарем. Тогда она без спросу выковырнула сигарету из его портсигара, сама воспользовалась зажигалкой и опрокинулась на спину, делая короткие жадные затяжки.
– По-моему, вам запрещено курить, – произнес Бондарь.
Его раздражало поведение безмозглой девчонки, абсолютно равнодушной к последствиям своих поступков. Очертя голову кидается во всякие подозрительные авантюры, бросает дом, семью, мчится куда глаза глядят, прыгает в постель к первому встречному и при этом дымит, как паровоз, роняя пепел на чужую постель. Бабочка, летящая на свет, а не совершеннолетняя девица. Ей бы любить, рожать, растить детей, а она валяется у ног незнакомого мужчины, корча из себя непонятно кого.
Нимало не заботясь о том, как к этому отнесется гостья, Бондарь рывком вытащил из-под нее одеяло и укрылся по грудь, после чего повысил голос:
– Не понял: тебе разрешают курить или нет?
– Никто не видит, – отмахнулась Люда. – Если соблюдать все, что от нас требуется по контракту, то хоть в монастырь беги.
– Монахини не ходят по ночам в гости к мужчинам, – возразил Бондарь, – а тут, как я погляжу, разврат чуть ли не приветствуется.
– Ой, разврат, скажите, пожалуйста! У нас групповуха, что ли? У нас вообще ничего такого. А мне… а я…
Люда прикусила язык. Отметив это про себя, Бондарь забрал у нее окурок, отправил в пепельницу и, усевшись поудобнее, распорядился:
