Сергей Донской - Глаз урагана
Стейбл выплюнул зубочистку, чтобы тотчас заменить ее новой. Его уже тошнило от аборигенов и местных достопримечательностей. Ему было жарко, к тому же его не оставляло ощущение, что из всех щелей заброшенного каирского кладбища тянет мертвечиной. Сколько десятков тысяч покойников разложилось на этом солнцепеке? И не присоединятся ли сегодня к их компании новички?
Бросив украдкой взгляд на Броуди, потом на сидящего в позе йога Хакима, Стейбл обозвал себя невротиком, место которого – в офисе психиатра. Какие трупы, откуда им взяться? Простая будничная работа, лишенная риска и романтики. Схватить женщину, оглушить, положить в багажник автомобиля и доставить во внутренний двор посольства. Американцы обошлись бы и без помощи Хакима, но прихватили его на тот случай, если возникнут осложнения с коренным населением. Да только не возникнут они, осложнения. Потому что все идет по плану.
– Вон они, – тихо произнес Стейбл. – Приготовились, ребята.
Хаким извлек из-под балахона чулок с песком. Броуди провел рукой по животу, проверяя, удобно ли расположена рукоять пистолета. Все трое подобрались и пригнулись, как хищники, изготовившиеся к броску. Их взгляды скрестились на мужчине и женщине, стоящих посреди залитой солнцем площадки.
Русские!
Их час пробил…
* * *У Галатея было мало поводов для радости, но один все же имелся: полуторалитровая бутылка воды, захваченная на кладбище. Смоченный водой платок на голове быстро высыхал, но никто не мешал повторять эту процедуру снова и снова.
Наблюдательный пост Галатея находился на полуразрушенном минарете, примыкающем к мавзолею Баркука. Башня была низка, однако отсюда открывался отличный обзор на северный район Города Мертвых. Между склепами пролегали заасфальтированные улицы. Та, по которой пришел Галатей, называлась Аль-Сук, и она была пустынна. Как и остальные улицы, стекающие лучами к площади у входа. Зато там виднелись две человеческие фигуры – Саши Горовца и Натальи Верещагиной. Тени под ними казались черными пятнышками.
Свое наемное воинство Галатей не обнаружил, сколько ни вглядывался в кусты и развалины. Не попадались ему на глаза и американцы. Это вселяло в душу тревогу, которую Галатей безуспешно гнал прочь. Он поливал водой чалму и пытался внушать себе бодрость, которой не испытывал, вот и все дела, которыми он с утра занимался на минарете. Назвать это приятным времяпровождением не повернулся бы язык даже у бедуина, странствующего по пустыне. Жарко, скучно и тошно от мрачных мыслей.
Не упуская из виду площадь, Галатей посмотрел вниз, выбирая место для прыжка в случае опасности. Места среди обломков было хоть отбавляй, но приземление грозило переломанными ногами. Если американцы оказались хитрее, чем о них принято думать, то Галатею крышка. С поломанными костями или с целыми, но он будет осажден и зарезан кривым арабским кинжалом. Сотрудники ЦРУ стараются избегать грязной работы. Убийство они поручат местным наемникам, а тело без труда спрячут в одной из могил самого большого в мире некрополя.
Тело Галатея.
Выругавшись сквозь зубы, он в сотый раз поискал глазами шайку каирских гаврошей, никого не приметил и опять выругался. А что еще ему оставалось? Саша Горовец уходил. Брошенная на произвол судьбы Наталья Верещагина что-то кричала ему вслед. А над могильной оградой в отдалении виднелись головы притаившихся людей. Взрослых мужчин. Не вчерашних мальчишек, подкупленных Галатеем.
Скорее всего, они решили довольствоваться уже полученными деньгами, а на щедрую добавку не позарились. Все правильно. Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Жалко только, что не журавли в синем египетском небе парили, а стервятники.
Отвратительные прожорливые птицы, предвкушающие пиршество.
* * *Удар был таким неожиданным и сильным, что Стейбла отбросило назад и ослепило. Вот как это бывает, подумал он, решив, что получил пулю в лоб. Глазницам и крыльям носа сделалось горячо от стекающей крови.
– Огонь! – крикнул Стейбл, понятия не имея, куда и в кого он приказывает стрелять.
Броуди тоже не видел противника. Атака велась в полной тишине, отчего происходящее казалось кошмаром. Не шелохнулся ни один листик, не покачнулась ни одна травинка. Сон, дурной сон? Нет. Окровавленное лицо лейтенанта было реальным, даже чересчур реальным. Он не упал на осколки своих разбитых очков, он держался на ногах, но помощи от него Броуди не ждал.
– Кто здесь? – заорал он, поводя перед собой стволом «вальтера», удерживаемого двумя руками.
Фр-р-р… Хлоп!
Издав страдальческий вопль, Хаким схватился за грудь. Его глаза прослезились от боли и сделались неправдоподобно огромными. Он уставился на небольшой овальный булыжник, скатившийся к его ногам. Броуди тоже взглянул на булыжник и снова прищурил глаз над прицельной планкой пистолета. Его указательный палец прирос к спусковому крючку.
Цель! Где, черт подери, цель?
Фр-р-р… Хлоп!
Острая боль в шее заставила Броуди опустить ствол. Его словно железным прутом ткнули. Раскаленным тупым прутом.
Фр-р-хлоп!.. Фр-р-хлоп!..
По площадке весело запрыгали камни, между которыми затесался сверкающий никелированный шарик. Скок-скок-скок. Броуди следил за шариком и никак не мог отвести глаз.
Наташа отбежала в сторону и скорчилась, прикрывая голову обеими руками.
Последовала новая серия странных фырчащих звуков. Стейбла, шагнувшего вперед, отбросило обратно.
Уронив свою «песочную дубинку», как он ее называл, Хаким упал на четвереньки и с неожиданным для его возраста проворством пополз к развалинам фонтана. Его путь был отмечен вишневыми каплями величиной с десятицентовую монету. Очертаниями они напоминали маленькие острозубчатые шестеренки.
Передвигаясь на карачках, Хаким что-то скулил по-арабски, но Броуди его не понимал. Не понял он и возгласа своего соотечественника.
– Мальчик, – твердил Стейбл, – мальчик!
«Это он мне? – изумился Броуди. – Какой я ему мальчик?»
ФРРРР… ХЛОП!!!
Его садануло в висок, секундой спустя – в ключицу. Закашлявшись, он схватился левой рукой за голову, а правой потянулся к упавшему «вальтеру». По пыльному асфальту словно дождик прошелся. Кровавый.
– Мальчик! – опять подал голос Стейбл. – Маленький мальчик! – Он выставил перед собой красный указательный палец. – Еще один… еще! Да их там целая куча!
Это были его последние членораздельные слова за этот день. Прилетевший издалека камень угодил ему прямехонько в рот, вышибив несколько передних зубов. Мыча сквозь ладони, Стейбл согнулся пополам и заковылял прочь, ничего не соображая от боли.
Нащупав пистолет, Броуди протер глаза, избавляясь от багровой пелены, мешающей целиться. То, что он увидел перед собой, напомнило ему прошлогоднюю командировку в Палестину, когда ЦРУ пыталось стравить друг с другом подпольные организации «Хамас» и «Исламский джихад». Точно такие же смуглые подростки, как те, что засели на кладбище, атаковали израильские танки и бронетранспортеры с рогатками в руках. Эти чертовы арабы, пожаловался американцам одноглазый капрал из Хайфы, рождаются с рогатками в руках, а первое слово, которое они произносят, – не «мама», а «джихад». Броуди ему не поверил. Младенцы не способны вымолвить такое трудное слово, заявил он. Те, что не способны, сказал капрал, говорят «интифада».
По Каиру не ездила израильская бронетехника, однако здешние мальчишки владели рогатками не хуже палестинских сверстников. Камни летели в Броуди один за другим, превращаясь из черных точек в настоящие метеориты. Он выстрелил в ту сторону три или четыре раза, но, разумеется, ни в кого не попал. Это было все равно что воевать с чертенятами, выскочившими из преисподней. На каждую выпущенную пулю Броуди приходилось по нескольку ответных выстрелов из рогатки. Пока мальчишки осыпали американца булыжниками и обломками надгробий, он еще как-то терпел, но железный шарик вывел его из строя.
Получив сокрушительный удар в лоб, Броуди автоматически схватился за рану и ужаснулся. Под пальцами угадывалась не шишка и даже не кровоточащая ссадина. Там была круглая вмятина, пульсирующая, как родничок. Броуди проломили голову! Еще одна такая дырка, и он подохнет на месте, как собака! Если уже не подыхает…
Пряча бесполезный «вальтер» под рубаху, он, почти теряя сознание от боли и ужаса, побежал вдогонку за Стейблом, бросившим его на произвол судьбы. Его слипшиеся волосы торчали вверх, словно иглы дикобраза, словно дурацкий «ирокез», словно петушиный гребень. В спину ему врезался очередной камень, но Броуди даже не оглянулся. С него было достаточно.
* * *Когда, наконец, Наташа решилась открыть глаза, она увидела человека, быстро идущего по проходу между склепами. Он был одет в серую египетскую рубаху с широкими рукавами. Лицо закрывали складки белой чалмы. Но стоило Наташе обратить внимание на туфли идущего, как она опознала в нем Галатея. Сменив европейский костюм на арабский, он не удосужился переобуться.
