Иван Дорба - Свой среди чужих. В омуте истины
Околович поднялась, подошла к буфету, что-то отодвинула и, вытащив флакон с прикрепленным к нему рецептом, прочитала:
«Первое—указать на плане Витебска сгоревшие кварталы, а на сохранившихся отметить размещение штабов, частей и огневых точек. Второе — следить за продвижением войск и особо тщательно за прибытием химкоманд. Добыть противогаз.
Третье — узнать структуру, методы работа и вооружение полиции. Установить ее личный состав и политическую характеристику отдельных работников.
Четвертое — установить, какие цели ставит перед собой руководящий состав организующегося Белорусского народного дома.
Пятое — составить список кандидатов и комсомольцев, оставшихся в Витебске, с указанием их политических настроений.
Шестое — раздобывать и снабжать отряд образцами фашистской литературы, приказами.
Седьмое — дать полные сведения об административных работниках русской типографии, их политнастроениях, о корреспондентах газеты "Новый путь" Витбиче, Горском и Андрееве».
Она положила пузырек с рецептом обратно и, остановившись возле меня, заметила:
— Не думайте, что я такая дура и там все так и написано! Дудки! Да, кое-что уже сделано, я надеюсь, что вы с товарищами поможете. А о полковнике Тищенко и его группе расскажет Тамара, она водила их к партизанам.
—Расскажу по дороге в Курьино, хорошо? Ха-ха-ха! Берете меня за проводника? — и озорно сверкнула глазами.
— Я думаю задержаться в Витебске еще несколько дней и за это время постараюсь собрать нужные сведения, полагаю, мне удастся выполнить по пунктам все!
— Все не надо. Кое-что уже сделано. Марии Афанасьевне удалось узнать о том, какие цели преследует Белорусский народный дом, а теперь она занята составлением списка комсомольцев...
Вдруг послышались выстрелы, потом прозвучала автоматная очередь.
— Это у кирпичного завода стреляют! — определила Тамара. — Который уже раз, — она взглянула на часы. — Половина одиннадцатого. Через десять минут на нашей улице появится патруль. Немчура в своей точности до идиотства доходит. Все, кому нужно, знают, когда и где ходят фрицы.
Мы встали и направились к окну, выходившему на Ветеринарную. Ксения погасила лампу и раздвинула широко тяжелую портьеру. Сверху неосвещенная улица проглядывалась с трудом.
Тамара, поглядывая из окна на улицу, принялась рассказывать, как, пользуясь скрупулезной точностью немцев, особенно баварцев, — а их видно по красным сытым рожам, — она уже знает, когда и как почти безопасно идти через Витебские ворота.
— А там рукой подать до Четвертой ударной армии генерал-полковника Еременко. Мне рассказывали, что в районе Понизовье—Лионозово—Рудня командованию 358-й стрелковой дивизии партизаны сообщают данные о расположении вражеских частей да еще поставляют фураж...
— Во! Смотрите! — воскликнула Околович, ткнув пальцем в сторону улицы.
По мостовой шагали, с автоматами на плечах, три немца в касках.
Я стал прощаться. Договорились о новой встрече и о том, что примерно через неделю Тамара поведет нашу группу через Витебские ворота.
7
За городом царила весна. Проснувшийся от зимней спячки лес был полон жизни. На деревьях распускались листья. С громким щебетом летали птицы. Где-то куковала кукушка. Солнце весело проглядывало сквозь бледно-изумрудную зелень крон кленов, тополей, ясеней, и только могучие дубы, собираясь с силами, набирали почки. В лощинах, у старых пней мелькали семейки коричневых сморчков. Лужайки и открытые полянки, залитые светом, напоминали персидские ковры: ярко-желтые лютики, одуванчики, темно-фиолетовые колокольчики, красные наперстянки и буковицы, розовый клевер... над ним роились разноцветные бабочки, толклись столбами мошки, летали осы. А в траве копошились букашки.
Мы шли по лесу, не спуская глаз с маячившей шагах в двадцати-тридцати от нас стройной фигурки проводницы.
—Дорога мне знакома, знаю примерно, где есть вероятность наткнуться на немцев. Договоримся так: не упускайте меня из виду, поднимаю левую руку — ложитесь и ждите; правую — расползайтесь по сторонам; обе — бегите на выручку, только осторожно.
—Вышли мы из Витебска 23 апреля, через Духовский овраг и улицу Фрунзе в Стадионный поселок, пересекли Витьбу и, минуя деревни Андронниково и Кашино, приближались к зоне, где уже хозяйничали партизаны. Оставалось пройти чернолесье, миновать болотце и добраться до соснового бора. — Так объяснила нам Тамара, когда мы после добрых шести часов быстрого хода уселись перекусить.
И снова в путь. Усталость брала свое — все-таки отмахали мы километров шестьдесят—спадало напряжение и притуплялось внимание. И я шагал, порой бездумно, порой размышляя о предстоящей встрече с Райцевым и о том, сумеем ли мы добраться до наступления темноты.
И вдруг Силка схватил меня за плечо, чтобы пригнулся... Возле Тамары стояли два немца. Один из них, высокого роста, держал винтовку на голове и озирался по сторонам, другой, пониже и плотней, с винтовкой за спиной, грозя кулаком, видимо, спрашивал, почему она в лесу. А наша проводница размахивала руками, якобы что-то объясняя: «На выручку!» Немцы еще в прошлом году издали указ, согласно которому подозрительные лица, застигнутые в лесу, подлежат расстрелу на месте.
Из огнестрельного оружия в нашей группе было только два пистолета — у меня и у Федора.
Мне еще не приходилось стрелять из ТТ образца 30-го года. Кроме того, поблизости могла находиться воинская часть, выславшая дозорных.
— Бежим! Будем брать живыми!
Подхватив Тамару под руки, они поволокли ее, видимо, с целью изнасиловать, к ближайшей лужайке и, взбудораженные, не услышали нашего приближения.
— Хальт! — крикнул я, когда оставалось пять шагов.
— Хенде хох! — заревел Федор.
Фашисты отпустили девушку. Высокий поднял руки, а маленький, быстро повернувшись, вскинул винтовку, но тут же получил удар по голове от подскочившего к нему Силки и, охнув, свалился.
Когда я пообещал высокому фрицу жизнь, он охотно, дрожащим голосом, торопливо даже, рассказал, что примерно в километре отсюда сидят в засаде около двух рот. Цель — облава на партизан: «Все мы солдаты двести пятой дивизии пятьдесят девятого армейского корпуса, что прибыл в феврале из Франции...»
Связав руки ему и очнувшемуся, присмиревшему коротышке- офицеру, мы двинулись дальше. На этот раз уже вместе. Из огнестрельного оружия в нашей группе у меня было два пистолета. Тамара получила трофейный «вальтер». Другой, по праву, взял Силка Криволап. А две винтовки и четыре гранаты разобрали остальные. И, таким образом, худо-бедно, но все оказались при оружии.
Уже темнело, когда мы наконец добрались до опушки леса. Предстояло перебраться через болото, поросшее камышом почти в три метра высоты.
Мы присели в ожидании, пока совсем стемнеет. Тамара, оправившаяся от шока и, как человек, избежавший беды, была в приподнятом настроении. Расположившись поудобней на моем рюкзаке, рассказывала, как связной армейской группы разведчик Ефимов, сопровождавший с ней группу полковника Тищенко, поймал руками большущего угря, переползавшего из болота в речку, что тут рядом течет. И резюмировала:
— Глупые самки ради продолжения потомства ползут посуху, плывут по рекам, добираются до моря, чтобы встретиться с бездельниками-самцами и вернуться плодить детей! Ха-ха-ха! Все мы, бабы, — дуры несусветные!
— И все-таки ведете нас, мужиков, вы! А кто родил и воспитал таких людей, как Тищенко и те тысячи с ними, как Райцев, к которому мы идем? Разве не такие славные, смелые, красивые, как вы, наша, теперь уже навеки родная, Тамара!
— Этих тоже воспитала женщина! — Она оголила левую руку. На белой коже отчетливо проступали синяки.
Все повернулись к немцам, которые, поняв, испуганно опустили глаза.
Посидев еще минут десять-пятнадцать, мы двинулись дальше. Вскоре нас остановил партизанский патруль и привел к Райцеву.
Страница моей эмигрантской жизни была перевернута!
Глава шестая. «ПОД КРАСНОЙ ЗВЕЗДОЙ ОРИОНА»
Но свет... Жестоких осуждений
