Иван Дорба - Свой среди чужих. В омуте истины
Некрасивая женщина маленького роста, подозрительно на меня уставясь, выслушала меня, холодно поблагодарила и, сославшись на занятость, поднялась.
— Ради бога, извините меня, Ксения Сергеевна, что затрудняю, но мне позарез нужно встретиться с вашим главным врачом, Чертковым, кстати, это в его интересах, — и посмотрел многозначительно ей в глаза, небольшие, серовато-голубые, холодные...
На ее лице появилась настороженность. Она внимательно, оценивающе измерила меня взглядом и уже более мягко сказала:
— Вы ошиблись, господин Дорба, Нестор Иванович возглавляет не нашу, а Первую городскую больницу, на Лабазной. Но ходить к нему сегодня не советую, я только что оттуда — у него неприятности, так что он вряд ли сможет принять.
Я решил бросить пробный камень:
— Немцы, конечно! Был сегодня у Родько, рассказывал, будто витебчанки, желая спасти военнопленных и вышедших из окружения бойцов и командиров, вступают в фиктивные браки, свидетельствуют в городской управе, что они местные жители, и тем обеспечивают возможность получить паспорта, хотя подобные добрые дела чреваты неприятностями!
— Да, да, конечно, господин Дорба. Но мы, врачи, спасаем людей на другой манер, мы их лечим! — И встала.
Я попрощался, подумав: «Может, она боится провокации, или в кабинете вмонтирован микрофон, а скорей всего, осторожничает! Надо ее поймать на улице или зайти на дом».
Протянув уже руку к дверной ручке, но вдруг увидев, как она поворачивается, я инстинктивно отскочил в сторону — эту молниеносную реакцию усвоил давно. Начальник даже самой захудалой контрразведки обязан это делать безукоризненно. Распахнув дверь, в кабинет влетела молодая девушка и единым духом выпалила:
— Всех, во главе с полковником, довела до Курьина к Райцеву... Что? — И осеклась, быстро оглянулась и вытаращила испуганно на меня свои большие глаза.
Ксения Сергеевна побледнела и, глядя то на меня, то на нее, выдавила:
— Ты что, Тамара, путаешь? Я посылала к больной Раевой в Курьино... Как она?
— Прошу вас, Ксения Сергеевна, и вы, девушка, не беспокойтесь! Я не предатель, клянусь честью! Час назад я разговаривал с Гункиным, и он рассказал о бегстве полковника Тищенко и его товарищей из больницы, намекал, что вы могли оформить им паспорта, и собирался посоветоваться с бургомистром Родько. Я уговорил этого не делать. Тем не менее впредь будьте осторожней. Подобно вам, я хочу бороться с фашистами. Со мной в Витебск прибыло шесть военнопленных. Все они настоящие люди, и я надеюсь, что вы обе нам поможете добраться до Райцева.
Женщины чувствуют, в моменты крайнего напряжения, опасность тонко. Моя искренность, может быть, чрезмерная горячность, их убедили. Они успокоились. Я просидел у них с добрых полчаса и договорился зайти к Околович вечером и рассказать, что делается во Франции и Германии. Тамара Бигус, провожая меня, лукаво посмеиваясь и протягивая мне руку на прощание, не утерпев, заметила:
— И как такой плотный, сильный мужчина ухитрился молниеносно скользнуть за дверь?
— Когда такая красивая девушка ее распахивает — все живое, в том числе такой медведь, как я, должно посторониться... А теперь до вечера!
День стоял по-настоящему весенний: небо голубое-голубое, светило ласково солнышко, и на душе было радостно. Свершилось что-то очень важное. Предстоит сделать первый решающий шаг. Раскрыть новую страницу жизни «Такова воля судьбы, — подумал я, — странные совпадения: встреча с Гункиным в нужную минуту, потом темпераментная, веселая Тамара. Интересно, на какую стезю я ступил восемнадцатого апреля тысяча девятьсот сорок второго года?»
Не торопясь, я бродил по городу, время от времени останавливаясь. У некоторых церквей и общественных зданий стояли полицаи на часах. Заинтересовавшись, я подошел ближе и увидел через отворенную дверь над чем-то трудящихся людей, видимо, горожан, понял, что это изоляционно-трудовой лагерь.
Мое любопытство привлекло внимание часового. Он что-то крикнул, и тут же появился разводящий и направился ко мне. И в этот момент ко мне подошли Федор и его два товарища — Михаил и Георгий. Откозырнув, Федор отрапортовал:
— Гуляем, как приказали, господин начальник!
Полицай, намеревавшийся, видимо, проверить мои документы, попятился, откозырнул и повернул обратно. Мы двинулись дальше.
— Гулять надо с пользой! Скажем, узнать расположение военных объектов, штабов, зенитных установок и раздобыть карту города. И чем информация о враге будет обширней и разнообразней, тем ласковей нас примут!
Мост над Двиной, к которому мы подошли, охранялся немецкими часовыми. Полюбовавшись красавицей рекой, мы направились на улицу Толстого в городскую полицию, чтобы, по словам Родько, выполнить формальность, поскольку он обо всем договорился, и получить талоны в столовую.
На Марковщину домой мы пришли уже под вечер. Действовал комендантский час, и, чтобы попасть к Околович, следовало торопиться, что я и сделал.
Дом, где жила Ксения Околович, стоял напротив 2-й больницы. Я поднялся на четвертый этаж и позвонил. Дверь открыла Тамара Бигус, со словами:
— А мы вас ждем!
В небольшой прихожей меня встретила с любезной улыбкой Ксения Сергеевна, жестом приглашая войти:
— Познакомьтесь, Мария Афанасьевна Кузнецова. Моя добрая подруга и помощница.
Сидящая в кресле женщина с пышными, вьющимися волосами протянула руку, потом вскочила, поцеловала меня в щеку, воскликнув:
— Спасибо вам за Ксюшу! За всех!
— Не надо меня благодарить, не надо! Это долг каждого русского. Кем бы он ни был.
— А теперь, друзья, давайте сядем за стол, и вы нам расскажете о том, что происходит в мире, а мы поделимся своими новостями, — попросила хозяйка.
На белоснежной скатерти-простыне расставлены тарелки, рюмки, какая-то рыба в большом блюде и пузатый графин с водкой.
—Прежде чем поделиться нашими маленькими тайнами, — начал я после второй рюмки, — хочу поведать о себе и о том, что довелось пережить за этот год во Франции и Германии, а потом, если сочтете возможным, послушаю вас.
Женщины закивали головами. Известно, что откровенность вызывает у собеседников ответную реакцию. И я начал свой рассказ о себе, своей деятельности в НТСНП, настроениях белой эмиграции в Югославии, о том, с какой целью был послан Байдалаковым в Париж. Как встретил там своего лицейского товарища Ивана Каткова—участника Сопротивления, как свела меня судьба с Жераром, Лили Каре, как надул Гуго Блайхера и намекнул о полученном от «Икс» задании, какую работу провести с военнопленными.
Они слушали меня затаив дыхание. Поражал раскрывавшийся иной мир. А Тамара то и дело подкладывала мне в тарелку и подливала в рюмку, каждый раз касаясь коленом моей ноги, что все больше развязывало мне язык.
— Мы, как солдаты в окопах, «исповедуемся» друг перед другом, — начала после недолгой паузы историю своей жизни
Околович. — Вы, Иван Васильевич, родились в помещичьей усадьбе, селении с поэтическим названием Бандуровка, а я, дочь священника, — в небольшом эстонском городке Аренбурге. По сравнению с вашей моя жизнь скучна и однообразна. Отец, не стану о нем говорить, тяжело... Помогали старшая сестра, дядя, ныне арестованный немцами в связи с убийством заместителя бургомистра Витебска Брандта. Училась, стала врачом и к началу войны получила назначение врача-ординатора туберкулезной больницы имени Кагановича, на Марковщине. Одиннадцатого июля сорок первого года вошли немцы, и с этого момента я очутилась на оккупированной территории. Восемнадцатого июля был объявлен приказ о явке всего медперсонала в немецкую комендатуру.
—Все было так неожиданно, все так верили в сталинское «ни шагу» и вдруг — такое! — вмешалась Мария Афанасьевна.
— Я решила вместе с легко раненным и скрывающимся у нас в больнице офицером, — продолжала Ксения, — перейти линию фронта. И мы отправились по Смоленскому шоссе до Рудни. И уже надеялись на успех, как нас километрах в пятнадцати за городом остановил немецкий патруль и «в связи с военными действиями» приказал возвращаться. Объяснила я свое отсутствие тем, что навещала больного в деревне и простудилась. На другой день, узнав о моем прибытии, назначенный немцами заведующий горздравом Купреев, поговорив со мной, решил назначить меня главврачом Второй городской больницы. Вскоре посетил меня брат, Георгий, и познакомил с белоэмигрантом Николаем Федоровичем Гункиным, который вскоре занял пост начальника паспортного стола. Под предлогом наличия в больнице тяжело раненных нетранспортабельных больных, я попросила предоставить мне право являться лично и оформлять документы. Разрешение я получила и, пользуясь им, имела возможность под видом паспортов больных перерегистрировать большое количество паспортов, нужных мне для оказания помощи целому ряду советских граждан. У нас уже имеется десять конспиративных квартир. Мы все больше и больше бойцов переправляем к партизанам. Восьмого меня вызвали в деревню Курино, где со мной вел долгую беседу начальник разведывательного отряда Ефимов, с которым, надеюсь, вы еще познакомитесь, и дал ряд заданий.
