Лен Дейтон - Смерть - дорогое удовольствие
– Десять литров.
Служащий, кивнув, сунул конец шланга в бак трактора и стал накачивать горючее. Я наблюдал за ними, подойдя совсем близко, но ни один из них не оглянулся. Когда стрелка показала десять литров, служащий прекратил подавать горючее и вытащил шланг.
– Увидимся завтра, – сказал высокий человек.
Он не заплатил. Просто забросил ногу на сиденье трактора и завел мотор. Звук включавшегося мотора разрывал уши. Высокий слишком быстро выжал сцепление, и большие колеса проскальзывали в пыли, не задевая pave,[46] и вдруг трактор с ревом понесся прочь, оставляя позади шлейф синего дыма. Одноухая собака, снова проснувшаяся от шума и от солнечного жара, побежала по дороге, лая и рыча на тракторные колеса. В общей суматохе вскочили и другие собаки и тоже начали лаять. Высокий мужчина перегнулся через сиденье, как воин апачей, и достал одноухую собаку палкой. Та завопила от боли и отказалась от дальнейшего преследования. У других собак желание преследовать трактор тоже пропало, их энергию высасывала жара. Лай резко оборвался.
– Я собираюсь навестить дом Дэтта, – сказал я служащему бензоколонки, который смотрел вслед трактору.
– Он никогда не научится, – произнес служащий.
Собака похромала в тень бензоколонки. Служащий повернулся ко мне лицом.
– Некоторые собаки такие, – пояснил он, – никогда не учатся.
– Если я поеду к дому Дэтта, мне потребуется двадцать литров лучшего бензина.
– У нас бензин только одной марки.
– Мне понадобится двадцать литров, если вы будете добры показать мне дорогу к дому Дэтта.
– Вам лучше залить полный бак, – посоветовал мужчина и впервые посмотрел мне в глаза. – Вы ведь собираетесь вернуться, не так ли?
– Правильно, – подтвердил я. – И проверьте масло и воду. – Я вынул из кармана банкноту в десять франков. – Это для вас. За ваши хлопоты.
– Я посмотрю и аккумулятор, – сказал он.
– Я порекомендую вас туристическому бюро.
Он кивнул, взял шланг насоса и наполнил бак, после чего открыл капот и осмотрел аккумулятор.
– Все в порядке.
Я заплатил за бензин.
– Проверить шины? – Он пнул одну. – Они в порядке. Ехать вам недалеко – это здесь, вниз по дороге. Последний дом перед церковью. Вас ждут.
– Спасибо, – поблагодарил я, стараясь не выглядеть удивленным.
По длинной прямой дороге ехал автобус, таща за собой шлейф пыли. Он остановился на улице возле кафе. Посетители вышли посмотреть. Водитель взобрался на крышу автобуса и достал несколько ящиков и коробок. У одной из женщин были живые цыплята, у другой – птичья клетка. Все поправляли одежду и разминали затекшие ноги.
– Еще приезжие, – сказал я.
Служащий бензоколонки посмотрел на меня, и мы оба посмотрели на автобус. Пассажиры закончили разминаться и снова заняли свои места. Автобус уехал, оставив только четыре ящика и птичью клетку. Я взглянул на кафе и уловил движение глаз. Это мог быть кот, наблюдающий за трепыханием птицы в клетке. Этот кот был именно из таких.
Глава 28
Дом стоял последним на улице, если можно назвать улицей бесконечные изгороди и стены.
Я остановился у ворот. На них не было ни таблички, ни колокольчика. Позади дома ребенок, присматривающий за двумя привязанными козами, несколько мгновений молча смотрел на меня, потом убежал. Рядом с домом уцелела рощица, наполовину скрывающая большой серый бетонный блок – неразрушаемый вклад вермахта в европейскую архитектуру.
Маленькая шустрая женщина подлетела к воротам и распахнула их. Дом был высокий, узкий и не особенно красивый, был, однако, удачно поставлен на двадцати акрах земли. Справа к двум теплицам спускался огород, позади был крошечный парк, в котором статуи прятались за деревьями, как серые каменные дети, играющие в пятнашки, а между ними тянулись ровные ряды фруктовых деревьев, огораживая место, где хлопало на ветру свежевыстиранное белье.
Я медленно проехал мимо грязного плавательного бассейна, в котором плавали пляжный мяч и несколько оберток от мороженого. Крошечные мушки мерцали у поверхности воды. Вокруг бассейна стояла садовая мебель: кресла, табуретки и стол с порванным тентом. Женщина, отдуваясь, шла рядом с моей машиной. Я ее узнал – это была та самая, которая делала мне инъекцию. Я поставил машину на мощеном дворе, и женщина, отворив боковую дверь, провела меня через большую просторную кухню. En passant[54] она закрыла газовый кран, рывком открыла ящик, вытащила из него белый фартук и повязала вокруг бедер – и все это не замедляя движения. В холле пол был выложен каменными плитами, стены выбелены, и на них висело несколько мечей, щитов и знамен. Мебели там было немного: дубовый сундук, несколько неприятного вида стульев, несколько столов, на которых стояли большие вазы со свежесрезанными цветами. Из холла вел проход в бильярдную. Там горел свет, и ярко окрашенные шары неподвижно замерли на зеленом сукне, создавая впечатление картины в стиле поп-арт.
Маленькая женщина поспешала впереди меня, открывая двери, каждый раз копаясь в связке больших ключей, и, открыв, тут же их запирала, едва мы проходили. В конце концов она привела меня в гостиную. После суровости остальной части дома комната казалась яркой и приятной. В ней уместились четыре дивана с броским цветочным рисунком, растения в горшках, безделушки, античные ларцы, полные античной посуды, фотографии в серебряных рамках, парочка странных современных картин, выполненных красками основных цветов спектра, и бар в форме фасоли, оправленной в позолоченную жесть и пластик. В баре стояли бутылки с напитками, а в его верхней части размещались фильтры, шейкеры, ведерки для льда.
– Очень рад вас видеть, – сказал мсье Дэтт, поощрительно улыбаясь. – Как вы меня нашли?
– Мне об этом сообщила птичка.
– Черт побери таких птичек! – Дэтт все еще улыбался. – Но неважно, ведь скоро начинается охотничий сезон, не так ли?
– Может быть, вы окажетесь правы.
– Почему бы вам не присесть и не позволить мне предложить вам выпить? Чертовски жарко, не помню такой погоды.
– Ничего не изобретайте, – посоветовал я. – Мои ребята появятся на сцене, если я задержусь слишком долго.
– Фу, какие у вас грубые мысли. И все же, полагаю, в вульгарности вашего ума есть своя динамика. Но не бойтесь, вам не дадут отравленной еды или тому подобной чепухи. Напротив, я надеюсь доказать вам, сколь ошибочно ваше представление обо мне. – Он потянулся к набору хрустальных графинов.
– Я ничего не буду пить, – сказал я. – Совсем ничего.
– Вы правы.
Он прошел к окну. Я последовал за ним.
– Ничего так ничего, – сказал он. – Мы оба аскеты.
– Говорите только за себя, – возразил я. – Мне время от времени нравится потакать своим желаниям.
Окна выходили во двор, строгую геометрию его покрытых плющом стен подчеркивали белые ставни. Во дворе была голубятня, и белые голуби маршировали туда-сюда по булыжнику.
У ворот раздался гудок, и во двор въехал большой «ситроен» – машина скорой помощи. Над большим красным крестом было написано: «Клиника Парадиза». Машина, очень пыльная, проделала, казалось, долгий путь. С водительского места выбрался Жан-Поль. Он посигналил.
– Это моя карета скорой помощи, – сказал Дэтт.
– Да, – кивнул я. – С Жаном-Полем в качестве водителя.
– Он хороший парень.
– Позвольте мне рассказать вам, чего я хочу, – поспешно сказал я.
Дэтт сделал движение рукой.
– Я знаю, почему вы здесь. Не нужно ничего объяснять. – Он опустился в свое кресло.
– Откуда вы знаете, что я пришел не за тем, чтобы вас убить? – спросил я.
– Дорогой мой, вопрос о насилии не стоит по многим причинам.
– Например?
– Вы не из тех, кто без причины применяет насилие. Это во-первых. Вы могли бы применить насилие только в том случае, если бы оно вам что-нибудь дало. Во-вторых, силы у нас равны. Мы в одной весовой категории.
– Так же, как меч-рыба и удильщик. Но один сидит, прикрепленный ремнем к креслу, а другого тащат по океану с крючком во рту.
– Который из них я?
– Я здесь для того, чтобы в этом разобраться.
– Тогда начинайте, сэр.
– Давайте Куана.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду Куана. К. У. А. Н. Давайте его сюда.
Дэтт изменил свое решение насчет выпивки. Он налил себе рюмку вина и теперь потягивал его.
– Не стану отрицать, что он здесь, – сказал он наконец.
– Тогда почему бы не привести его?
Он нажал кнопку звонка, вошла горничная.
– Позовите мсье Куана, – распорядился Дэтт.
Старуха тихо удалилась и скоро вернулась с Куаном. На нем были серые фланелевые брюки, рубашка с расстегнутым воротником и пара грязных белых теннисных туфель. Он плеснул себе большую порцию виски и сел в кресло, вскинув ноги на подлокотники кресла.
