Йоханнес Зиммель - В лабиринте секретных служб
— Я не могу больше, — простонала красавица. Двоеслуг проводили ее в бар. Два других служителя собрали жетоны, чтобы разменять их в кассе на деньги. Сумма выигрыша составила около 83 тысяч долларов. Эстрелла попросила выписать чек. Пряча его в сумочку, она обнаружила еще один жетон, стоимостью 10 тысяч эскудо. Необорачиваясь, она кинула его через голову со словами: «За утраченную любовь». Жетон упал на красное. Стрелка рулетки остановилась на красном.
«Вышло красное», — вспоминала Эстрелла с глазами, полными слез, 5 ноября 1940 года, находясь в салоне самого дорогого апартамента самой фешенебельной гостиницы Сан-Хосе.
Было половина десятого по местному времени. В Лиссабоне—половина первого. Томас пил двойной коньяк, чтобы заглушить свой страх. В Сан-Хосе Эстрелла пила вторую порцию коньяка, чтобы утешиться.
В последнее время она начинала пить все раньше и раньше, все чаще и больше. Ее сердце разрывалось отлюбви и тоски по Жану. Если она не пила, она вспоминала о нем.
«Неповторимый, единственный, чудесный Жан, этот подлец, варвар — ненавижу». Дрожащими пальцами Эстрелла налила себе еще коньяку и крикнула в пустоту апартамента: «Никогда, никогда я не забуду Жана!»
Никогда, никогда я не забуду эту женщину, — проговорил Томас, обращаясь к Лазарю.
Вечерние сумерки, окрашенные заходящим солнцем в розово-перламутровые цвета, спускались на Лиссабон. Как разъяренный тигр, метался Томас по камере. Он рассказал Лазарю все о себе и что его ждет в случае, если немецкая, французская или английская разведки захватят его.
Покуривая сигарету, Лазарь озабоченно наблюдал за Томасом.
— Ужасно, никогда не знаешь, что придет в голову этой истеричке.
Томас остановился:
— Это так. Может быть, завтра она отправит следователю письмо и обвинит меня в убийстве или в совершенииеще каких-либо тяжких грехов. Да, мое положение более чем сомнительно. Проклятый браслет, она, наверное, взяла его с собой, и, таким образом, полиция никогда его ненайдет, а я буду сидеть здесь, пока рак не свистнет.
— Верно, поэтому ты должен как можно скорее вырваться отсюда, — проговорил Лазарь.
— Вырваться?!
— Да, пока она еще чего-либо не натворила.
— Лазарь, дорогой, как вырваться, ведь здесь же тюрьма, с железными дверями.
— Конечно, не так легко, как ты сюда попал. Томас присел на край нар.
— Но есть же какой-нибудь выход?
— Конечно, есть. Мы должны как следует подготовиться. Ты говорил, что умеешь подделывать документы?
— Да, и еще как!
— Здесь в тюрьме находится типография, которая печатает все бланки для судов и полиции. Оттиск необходимой печати мы достанем. Тут все будет зависеть от тебя, мой дорогой.
— От меня? Каким образом?
— Ты должен изменить свой облик.
— Изменить? В каком смысле? В моем, — меланхолично ответил Лазарь. — Ты должен быть меньше, иметь горб, хромать, быть лысым. Я очень напугал тебя, Томас?
— Совсем нет, — соврал Томас, все еще не понимая, о чем идет речь.
— Свобода — высшее благо жизни, — заявил Лазарь, — а теперь послушай меня внимательно. В тюрьму легче попасть, чем выбраться из нее, но выйти можно.
— Это меня радует!
— Нам повезло, что мы находимся в Португалии, а не в Германии. Там все предусмотрено в параграфах и строго выполняется.
— Ты прав, Лазарь.
— Да, да, я дважды был в Моабите, — Лазарь положилногу на ногу. — Португальские тюрьмы не идут ни в какое сравнение, они слишком уютные, в них отсутствует дух прусского послушания, никакой дисциплины.
Он постучал в дверь камеры, которая тут же открылась, и появился дружески улыбающийся надзиратель Хуан, как официант в хорошем ресторане.
— Позови повара, старина, — попросил его Лазарь и, когда надзиратель скрылся, добавил, обращаясь к Томасу — Твой побег начинается с кухни.
Через некоторое время появился повар Франческо, у которого Лазарь спросил:
— В подвале у нас находится типография, не так ли?
— Да, она печатает все бланки для юстиции.
— А бланки постановлений прокурора об освобождении?
— Тоже.
— Знаешь ли ты кого-нибудь из заключенных, который работает в типографии?
— Нет. А зачем тебе это?
— Нам нужен бланк постановления об освобождении.
— Я поинтересуюсь.
— Послушай, — сказал Томас, — для того, кто достанет нам такой бланк, будет неделя хорошей еды за мой счет.
Через два дня Франческо доложил:
— Я нашел одного, но он хочет за формуляр месяц хорошей еды.
— Две недели и ни одного дня больше, — ответил Лазарь.
— Я спрошу у него, — сказал повар.
После того как повар ушел, Томас проворчал: Чего ты жадничаешь, ведь плачу я?
— Из принципа. Ты не имеешь права повышать цены.
Надеюсь, ты, и правда, умеешь подделывать печать.
— Не существует такой печати, которую я не смог бы подделать, я учился у большого мастера этого дела, — ответил Томас.
На следующий день повар доложил, что их предложение принято.
— Где бланк? — спросил его Лазарь.
— Наборщик сказал, что он должен сначала две недели хорошо питаться, а потом передаст бланк.
— Или мы немедленно получаем бланк, или он должен забыть об этом деле, — проворчал горбун.
Через час бланк был у них.
С первых дней своего заключения Лазарь ежедневно появлялся в канцелярии тюрьмы: вел книгу рапортов и деловую переписку. Ежедневно он печатал деловые письма. Смотритель читал газету и не обращал внимания на Лазаря. В такой обстановке Лазарю не составляло труда отпечатать постановление о своем освобождении. Он внес в формуляр свои данные, описание личности и номер дела. Дату он поставил 15 ноября 1940 года, хотя печатал все 8 ноября. Неделя была необходима для подготовки побега, один день для того, чтобы постановление из прокуратуры поступило в тюрьму.
Если все пойдет, как задумано, то 16 ноября Томас будет на свободе. 16 ноября — воскресенье. В этот день надзиратель Хуан имел выходной.
Постановление об освобождении было подписано прокурором, образец его подписи Лазарь скопировал с одного из документов, имевшихся в канцелярии.
Было решено, что Томас выдаст себя за Лазаря, когда придет постановление об освобождении горбуна. Для этого было необходимым, чтобы Томас стал похожим на Лазаря, то есть имел горб, стал ниже ростом, не имел волос на голове и нервно подергивал уголком рта. Лазарь постоянно требовал от Томаса, чтобы он усердно тренировался. Томас работал до пота.
Это просто ужас, какая у тебя морда, я не могу так подергивать ртом! — говорил он Лазарю.
Не каждый может быть красавчиком. Подожди, это только начало. Посмотришь, как я буду удалять с твоей головы волосы.
— Удалять? Конечно, может быть, ты думаешь, что нам дадут бритву и ножницы?
— Я не вынесу этого, — простонал Томас.
— Не болтай, лучше тренируйся, дорогой! Надень-ка мое пальто и посмотри, насколько тебе надо подгибать колени, чтобы стать меньше ростом. Возьми подушку и сооруди себе горб, да не мешай мне. Я должен навести справки, у кого есть письмо прокурора с печатью.
Томас в пальто Лазаря с подушкой на спине прохаживался по камере, подогнув колени.
Горбун начал ботинком выстукивать по стене. Азбука при этом была простая. Три стука—«А», два—«Б», один — «Е» и так далее.
Отстучав свой запрос, Лазарь стал ждать ответа, наблюдая, как упражняется Томас, и давая ему советы.
Через час послышался ответный стук. Лазарь рассказал Томасу, что на третьем этаже находится заключенный по имени Морвило. У него есть письмо прокурора с печатью, в котором отклоняется просьба о сокращении срока заключения.
— Отлично! Предложи ему неделю хорошего питания, — сказал Томас, старательно подергивая ртом.
Ноябрь выдался теплым. Можно было еще купаться в Атлантике и загорать на пляже Эсториал. Правда, соблюдая правила. Мужчины должны были иметь полный купальный костюм. К женщинам полиция была еще строже.
9 ноября, около 12 часов дня, господин с кислым выражением лица и кривыми ногами взял напрокат водный велосипед и, нажимая на педали, направился в открытое море. Господин был одет в коричневый купальник, на голове у него была соломенная шляпа.
Через 15 минут он увидел вдали такой же водный велосипед, качавшийся на волнах. Еще через 15 минут они встретились.
Второй господин был одет в черный купальный костюм.
— Слава богу, я уже думал, что вы не придете, — сказал он.
— Но вы сказали по телефону, что речь идет о моем существовании, как же я мог не прийти.
Господин в черном продолжал:
— Не беспокойтесь, майор Лооз, нас никто не подслушает. Здесь нет микрофонов. Гениально я придумал, не так ли?
Лооз смотрел на него недружелюбно.
— Что вам угодно, мистер Ловой?
