Лев Шенин - Военная тайна
Таков был новый хозяин старинной усадьбы под Смоленском.
Господина Крашке сильно взволновало неожиданное задание берлинского начальства, связанное с инженером Леонтьевым. Задание пришло на рассвете, когда Крашке уже спал. Его пришлось разбудить: в шифровке приказывалось вручить ее немедленно.
Когда радист разбудил спящего Крашке, тот сел на постели, протер красные глаза, вытянул толстые поросшие рыжим пухом ноги и уставился сонным взглядом на радиста.
— Прошу извинить, герр Крашке, спешная телеграмма, — сказал радист.
Крашке взял листок. По мере того, как он читал телеграмму, лицо его теряло сонливое выражение.
В телеграмме значилось следующее:
«По имеющимся достоверным данным, на один из участков вашего фронта выехал из Москвы инженер Леонтьев, изобретатель нового орудия, представляющего для нас чрезвычайный интерес. По-видимому, выезд Леонтьева связан с пуском опытных экземпляров этого орудия в дело. Ставка приказывает любой ценой заполучить в плен Леонтьева. Для этого необходимо точно установить его местопребывание, после чего будет проведена операция по окружению и пленению того соединения, в котором находится Леонтьев.
Немедленно, за счет всех других заданий, мобилизуйте все имеющиеся возможности и установите, где Леонтьев.
Сообщаем известные нам данные. Леонтьев выехал 5 апреля из Москвы на машине № ГО-12. Леонтьев одет в костюм цвета хаки, военного покроя, без знаков различия. Фото Леонтьева давности трех лет утром доставит самолет».
Господин Крашке три раза прочел телеграмму. Сон сняло как рукой. Опять этот проклятый Леонтьев!.. Он быстро оделся. Через несколько минут все радиопередатчики комбината начали связываться с агентурой, переброшенной через линию фронта.
Были спешно проинструктированы и увезены к переднему краю для переброски полтора десятка человек.
— Боюсь, — сказал Крашке своему ближайшему помощнику, повторяя мысль своего берлинского начальства, — боюсь, что местопребывание Леонтьева мы скоро узнаем более чем точно. По-видимому, его изобретение даст о себе знать.
Он оказался прав. Действительно, орудия инженера Леонтьева показали себя раньше, чем агентура Крашке смогла установить местопребывание изобретателя.
Случилось это через два дня около шести часов утра. Генерал Штанге, командующий одним из участков фронта, потребовал к полевому телефону господина Крашке.
— Герр Крашке отдыхает, — ответил дежурный офицер.
— Разбудить немедленно! — потребовал Штанге.
Крашке разбудили, и он подошел к телефону. Генерал Штанге, задыхаясь от волнения, сообщил, что ровно в пять утра с советской стороны начался обстрел из орудий какой-то неизвестной конструкции.
— Вы знаете, я старый солдат, — хрипло кричал Штанге, — но то, что сейчас происходит, немыслимо! Это ад!..
Генерал Штанге добавил, что он уже просил ставку о присылке подкреплений, а главное — об организации массированного воздушного налета на тот участок, с которого бьют новые орудия. Моральное состояние его солдат катастрофически падает. Предпринятый для наведения порядка расстрел паникеров не дает должных результатов.
«Вот она, — подумал Крашке, — визитная карточка этого Леонтьева».
Он немедленно радировал в ставку, чтобы указать местопребывание изобретателя. Оттуда, ни минуты не колеблясь, дали команду, и к участку генерала Штанге двинулись крупные резервы танков, тяжелой артиллерии и самолетов. Было решено любой ценой обойти участок с двух сторон, выбросить в тыл мощный парашютный десант, под видом отступления завлечь вглубь немецкой обороны передовые части советских войск и таким образом взять весь район в полное окружение.
«Любой ценой добейтесь пленения Леонтьева!» — истерически вопила ставка.
«Начинайте окружение частей, где находится Леонтьев!» — надрываясь, орали связисты, передавая приказ.
«Помните, что главное — это Леонтьев!» — гудели провода полевых телефонов.
«Ищите Леонтьева!» — непрерывно радировал Берлин. — «Прежде всего найдите Леонтьева! Головой отвечаете за жизнь Леонтьева!.. Нам нужен живой и только живой Леонтьев!»
Фамилия Леонтьева неслась через леса, горы и поля по телеграфным и телефонным проводам, склонялась на все лады в приказах и предупреждениях, выплескивалась из микрофонов и мембран; она стала как бы символом стремительно разворачивавшейся операции.
Но как раз в тот момент, когда спешно брошенные в дело резервы уже подходили к участку генерала Штанге, случилось нечто фантастическое. Такие же новые орудия внезапно вступили в дело совсем на другом участке фронта. Едва донесение об этом поступило в штабы и ставку, как еще один участок фронта донес, что там началось то же самое.
В восемь часов утра орудия «А-2» вступили в действие уже по всей линии фронта. Карты спутались. Где же, на каком из участков был сам Леонтьев? Разумеется, никто этого не знал. Немецкие соединения в панике отступали, бросая технику и раненых. В штабах сбились с ног. Берлин неистовствовал и, потеряв реальное представление о положении на различных участках фронта, давал путаные и противоречивые приказания. Резервы с марша бросались на новые направления, потом возвращались на прежние, как шахматные фигуры, нелепо переставляемые окончательно растерявшимся игроком.
А к полудню советские войска прорвали в трех направлениях немецкую линию обороны, захватили большое количество пленных и огромные трофеи.
7. ИСПОЛНИТЕЛЬНИЦА ЛИРИЧЕСКИХ ПЕСЕНОК
Через несколько дней после отъезда Леонтьева на фронт Мария Сергеевна Зубова, жена профессора из Ленинграда, внезапно выехала из гостиницы «Москва», указав в заполненном перед отъездом листке, что срочно возвращается в город Челябинск, откуда и приезжала в столицу.
Заплатив по счету и простившись с администратором, добродушная старушка вышла из вестибюля гостиницы с небольшим саквояжем и своей неизменной хозяйственной сумкой.
Повернув за угол, но предварительно убедившись, что за нею никто не следит, она спустилась в метро и поехала в Сокольники, откуда и направилась не спеша в парк. На третьей просеке она одиноко бродила по пустынным в этот час аллеям. Был один из тех тихих весенних подмосковных дней, когда все в парке — и еще голые деревья, и сохранившийся на дорожках прошлогодний желтый лист, и бледное, грустное небо, и стоящая вокруг тишина напоминают об осени и увядании.
Вскоре издали появилась молодая женская фигура. Мария Сергеевна направилась навстречу ей и через две минуты пожала руку Наталье Михайловне, той самой молодой женщине, которая вместе с нею ехала из Челябинска в Москву.
Перебрасываясь отдельными словами, они направились на окраину Сокольников и подошли к одному из стареньких деревянных домиков, какие и теперь еще встречаются на окраинах Москвы. Наталья Михайловна позвонила. Дверь открыла молчаливая старушка, без единого слова пропустившая их в дом. Они прошли в столовую, в которой никого не было. Мария Сергеевна села в старинное кресло, а Наталья Михайловна устроилась рядом с ней и закурила.
— Мне велено передать вам, голубушка, — начала Мария Сергеевна, — категорический приказ — выехать на Западный фронт с актерской бригадой. Сегодня же подайте заявление в ваш группком или в филармонию, одним словом, куда там у вас положено, и проситесь на фронт. Задание несложное: туда выехал Леонтьев, и надо только осторожно выяснить одно — где именно он находится. Вот и все, моя милая.
Наталья Михайловна беспрерывно курила и была еще бледнее, чем обычно. Потом, неожиданно и резко вскочив с места, она подошла к Марии Сергеевне и стала взволнованно говорить:
— Ну, а дальше? Если я выполню и это поручение, что будет дальше? Дадите вы мне, наконец, спокойно жить?.. Ведь вы тогда дали слово, что будет всего одно поручение, что я буду абсолютно свободна… Что это меня ни к чему не обяжет… Я не могу больше, вы понимаете, не могу!.. У меня нет больше сил!.. Каждую ночь мне мерещится, что за мной приехали. Каждая проходящая машина заставляет меня дрожать. Отпустите меня, я буду вспоминать о вас всю жизнь… Я отдам вам все, последние вещи… Обручальное кольцо… Все, что угодно… Пожалейте меня, молю вас!.. Ведь вы мне в матери годитесь… Зачем я вам нужна?!
У нее начиналась истерика. Мария Сергеевна смотрела, как вздрагивают ее плечи и как она, совсем по-детски, не вытирая слез, всхлипывая и сморкаясь, плачет и дрожит.
— Ну, будет, — произнесла, наконец, Мария Сергеевна, — у вас еще вся жизнь впереди. И муженек к вам вернется, верьте мне. А пока при вашей внешности тоже можно перебиться кое-как… Вот вам моя рука — это последнее поручение. Потом, так и быть, пущу вас, моя птичка, на все четыре стороны. Чирикайте как хотите и с кем хотите… А теперь — за дело. Давайте укладываться, и вот, что вам надо запомнить наизусть…
