Норман Мейлер - Призрак Проститутки
Видя такое отношение со стороны политических деятелей, Милтон Эйзенхауэр отказалась возглавлять комитет, и дело провалилось.
Джек, однако, не отступил. После того как в июне прошлого года комитет «Трактора за свободу» лопнул, несколько эмигрантов создали Комитет кубинских семей за освобождение военнопленных, и Кеннеди дали этой организации освобождение от налогов. Однако за лето комитет не сумел ничего добиться, но недавно Кастро вступил с ними в контакт и дал понять, что готов договариваться. В качестве подтверждения своей доброй воли он — как, я уверена, вам известно — переправил в Майами шестьдесят покалеченных военнопленных, которые прибыли туда на прошлой неделе. По просьбе Бобби (и я, естественно, рада, что он подумал обо мне) я слетала в Майами в качестве частного наблюдателя, чтобы рассказать ему затем, как все происходило. Правда, очень надеялась встретить вас там. И была рада, что вас там не оказалось, и огорчена. (Мои Альфа и Омега разъехались в разные стороны, как две вытянутых руки, — интересно, каково это любить кого-то обеими половинами своего «я»?). Однако голову выше, дорогой Гарри. Очень скоро я и думать забыла про вас. В аэропорту было тысяч пятнадцать или двадцать кубинцев, и если кубинцы, по-видимому, любят толпу и давку, то я — нет. Однако будучи привилегированным свидетелем, что подтверждалось полученными в последнюю минуту документами от министерства юстиции, я стояла довольно близко и могла наблюдать, как из самолета спускались шестьдесят калек — так сказать, кастровская приманка, — шестьдесят мужчин с ранами годичной давности, шестьдесят мужчин, которых встречали на поле двадцать тысяч друзей и родных, махавших белыми платками. Родные, естественно, стояли поблизости небольшой группой и плакали. Гарри, шестьдесят мужчин сошли с самолета, все калеки — у одного нет ноги, у другого — руки, глаза третьего закрыты навеки. Встречавшие попытались запеть кубинский национальный гимн и не смогли. Как медленно, мучительно спускались калеки из самолета! Несколько человек упали на колени и стали целовать землю.
Как только я вернулась в Вашингтон, Бобби принял меня в своем кабинете — он хотел услышать все до мельчайших деталей. Два вечера назад он пригласил нас с Хью на встречу с одним из вернувшихся, парнем по имени Энрике Руис-Уильямс (сокращенно Гарри), это оказался замечательный грубоватый честный малый, простоватый на вид, но я поняла, что он не наивен, а неотесан и честен. У него низкий голос, свободно вылетающий из груди, словно выбрасываемый светлыми силами души и подгоняемый собственным ветром. Через некоторое время ты понимаешь, что перед тобой человек без маски. (А это случается тогда, когда Альфа и Омега находятся в согласии.)
К моей радости, Гарри Руис-Уильямс дважды разговаривал с Кастро, и то, что я услышала, заинтриговало меня. Во время боя в заливе Свиней Руиса-Уильямса подбросило в воздух взрывом артиллерийского снаряда, и он упал на землю с полусотней кусков шрапнели в теле, сломав при этом обе ноги. Бобби потом рассказал мне, что у Гарри дыра в шее, рана в груди, сломаны ребра и парализована рука.
В таком состоянии его вынуждены были оставить в небольшом домишке у моря вместе с другими ранеными, когда Сан-Роман с остатками Бригады стал отступать в болота. Позже в тот же день туда прибыл Кастро с солдатами и зашел посмотреть на раненых. Уильямс сунул руку под подушку, достал пистолет и попытался выстрелить. Возможно, ничего этого и не было, а было лишь желание. Его сильно лихорадило, и он точно не помнит. Однако он услышал, как Кастро сказал: «Ты что, пытаешься убить меня?»
Уильямс ответил: «Для этого я сюда и прибыл. Мы три дня пытались это сделать».
Кастро, по-видимому, не возмутился.
«Почему?» — спросила я Уильямса.
«Я думаю, Кастро увидел в моем ответе логику».
Прежде чем улететь из Гаваны вместе с остальными ранеными, Уильямс снова увидел Кастро.
«Когда прилетишь в Майами, — сказал ему Кастро, — смотри не говори плохо об Америке — они этого не любят. И не говори плохо обо мне, потому что я тоже этого не люблю. Держись середины».
Мистер Кастро явно не страдает отсутствием иронии.
На Гарри Уильямса, в свою очередь, большое впечатление произвел Бобби Кеннеди.
«Собираясь на встречу с ним, — сказал он мне, — я ожидал увидеть очень внушительного мужчину — ведь второй человек в государстве. А увидел молодого человека без пиджака, в рубашке с закатанными рукавами и расстегнутым воротом, со спущенным галстуком. Он смотрит тебе прямо в глаза. Я мог сказать ему все, что думаю. „Соединенные Штаты в ответе за случившееся, — сказал я ему, — но Бригада не собирается подыгрывать коммунистам“.»
После этой первой встречи Бобби, не жалея времени, которого у него мало, давал советы Уильямсу. Такая линия поведения типична для Бобби. Политические деятели тратят силы и энергию примерно с таким же расчетом, с каким преуспевающие бизнесмены тратят деньги, холодно прикидывая прибыль. Соответственно Джек, заботясь о своей чести, не станет выражать своих чувств, пока не ощутит пусть слабое горение внутри, а Бобби выплескивает свои чувства не жалея — так бедняк безоглядно покупает подарки детям. Бригада стала для Бобби одной из сирот. Он от нее не отступится. Он вызволит бойцов из лап Кастро, прежде чем все кончится.
Преданно ваша
Киттредж.10
Я был в Майами в тот день 14 апреля 1962 года, когда вернулись из плена шестьдесят раненых бойцов Бригады, но я не был в международном аэропорту. Харви отдал приказ, чтобы личный состав ДжиМ/ВОЛНЫ не присутствовал на этом событии, за исключением тех, кто получил специальное задание. Слишком многие из наших кубинских агентов могли показать нас своим друзьям.
Знай я, что Киттредж будет там, я ослушался бы приказа, однако сейчас мне не понравился тон ее письма. Слишком уж она преклоняется перед братьями Кеннеди, подумал я.
Долго размышлять над этим мне не пришлось. Через два дня диппочта принесла мне записку.
25 апреля 1962 года
Гарри.
Извините, что изменяю нашему способу переписки, но мне хотелось побыстрее добраться до вас. Сегодня вечером — можете себе представить! — у нас на ужине был не кто иной, как Сидни Гринстрит. После ужина я изо всех сил старалась развлекать беседой миссис Гринстрит, а Сидни с Хью перешли в кабинет, и я вдруг услышала, как они заспорили. Мой муж нечасто повышает голос, но тут я отчетливо услышала, как он сказал: «Вы безусловно возьмете его с собой, и точка».
У меня есть основания не сомневаться, что речь шла о вас. Держите меня в курсе.
Хэдли.Этим именем Киттредж иногда подписывалась, когда посылала письма дипломатической почтой. А под Сидни Гринстритом, по всей вероятности, подразумевался Билл Харви. Проститутка тоже часто называл Бешеного Билла Толстяком.
Записка Киттредж явилась сигналом. Поэтому я не удивился, когда утром ко мне пришла телеграмма по линии ЗЕНИТ-ОТКРЫТАЯ, подписанная ВЫСОКОПАРНЫЙ. В ней было сказано всего лишь: ПОЗВОНИ ЧЕРЕЗ ПОИСК. Таким образом возобновлялось общение с Проституткой по непрослушиваемому телефону.
— У меня для тебя снова есть дело, — с ходу сказал он. — Будем надеяться, оно окажется тебе по плечу.
— Если есть сомнения, зачем же останавливать выбор на мне?
— Потому что за это время я узнал, над чем ты работал с Кэлом. Это хорошо. Ты мне об этом не говорил. Мне нужен человек, который умеет держать рот на замке. Понимаешь, это примерно то же, что ты делал, только руководство будет получше.
— Дассэр.
— Объектом по-прежнему является Распутин.
Это был уже прогресс: Проститутка рассчитывал, что я пойму, о ком идет речь. Под Распутиным мог быть только Кастро. Кто еще сумел избежать стольких покушений на свою жизнь? Вообще-то можно было, конечно, и не таиться — мы ведь говорили по непрослушиваемому телефону, — но у Проститутки были свои придури.
— Харви огорчился, узнав, что ты будешь работать с ним в этом деле, — продолжал Проститутка, — но ничего — привыкнет. Во всяком случае, пусть постарается привыкнуть.
— У меня есть вопрос. Вы это возглавляете?
— Скажем так: я разделяю ответственность со старым Землепашцем.
— А Маккоун дал одобрение? — Мне не следовало задавать этот вопрос, но я чувствовал, что он ответит.
— Выбрось из головы Маккоуна. Господи, конечно, нет. Он не посвящен.
Про Лэнсдейла я мог и не спрашивать. Хью ни за что не позовет Лэнсдейла.
