Иван Головченко - Черная тропа
Бутенко слышал все это от монашки уже несколько раз, но теперь обратил внимание на одну деталь — Галя сказала «проповеднику»: «Не дурачьтесь». Раньше Евфросиния об этом не говорила. Вообще сейчас она упоминала о «святом» без прежней почтительности: вероятно, известные ей разрозненные факты из его деятельности невольно слагались в ее сознании в определенную картину, и охваченная ужасом женщина не решалась увидеть в этой картине себя.
— Хорошо, — сказал Бутенко. — А вот обратите внимание на этого почтенного старика. Недавно он сбрил бороду, однако лицо осталось прежним.
Евфросиния приблизила фотографию к свету, пристально всмотрелась и выронила ее из рук.
— Он!.. Отец Даниил!
Капитан поднял фотокарточку.
— А вы не ошиблись?
— Нет, что вы!.. Да неужели это он?..
— Сейчас, хозяйка, важно выяснить: знаете вы этого старика или нет?
С неожиданным спокойствием и решительностью она обернулась к образам и перекрестилась:
— Да осудит меня господь на вечные муки и гибель и да постигнет меня кара божья и отчуждение от истинной православной церкви, геенна огненная да будет моим уделом, если я покривлю против правды, что это есть наш проповедник отец Даниил...
Алексеев улыбнулся и, взглянув на Бутенко, проговорил негромко:
— Мрачно и торжественно, как в монастыре...
Бутенко строго повел глазами.
— Если понадобится, хозяйка, вы сможете это подтвердить?
— Везде и всегда, пока живу на свете, — отчетливо, громко произнесла Евфросиния.
* * *Майор Тарасенко зачастую работал по ночам. Ему были известны позывные целого ряда радиостанций, которые прослушивались в эфире чуть ли не на всех волнах. Учитывая события, неожиданно развернувшиеся в его родном городе, он счел необходимым усилить контроль за эфиром.
В два часа ночи Тарасенко услышал условный сигнал и записал длинную строчку необычных, перепутанных точек и тире. Ключ шифра лежал перед ним, и он без особого усилия прочитал передачу. На той же короткой волне снова транслировалось уже известное майору танго.
Он быстро устранил помехи и включил магнитофон. Через десять минут, прослушивая четкое выстукивание ксилофона и отмечая его сначала в виде точек и тире, а затем в виде колонки цифр, Тарасенко с изумлением убедился, что передача велась по старому шифру. Обрывок этого шифра был найден лейтенантом Гореловым в молитвенном доме, но Тарасенко считал его устаревшим.
Вскоре он прочитал несколько слов:
«Жду ответа... Жду ответа... Жду ответа... В среду в Старом лесу получите подарок...»
«Вероятно, — подумал Тарасенко, — сейчас последует ответ. В эфир должен выйти тот, кому предназначалось это сообщение». Он плотнее прижал наушники, напрягая слух. На его высоком лбу появилась испарина, серые запавшие глаза всматривались сквозь стекла пенсне то в шкалу диапазона, то глядели на плавно вращавшиеся диски магнитофона. Вдруг в наушниках затрещало, и в общем треске и шуме, наполнившем эфир, он успел прочитать короткую фразу, выстуканную телеграфным ключом:
«Моринс скучает и ждет... — Спустя несколько секунд ключ застучал снова: — Все поняли. Ждем среду... Старом лесу...»
Затем в эфире словно что-то оборвалось, стало тихо.
Тарасенко поспешно накинул плащ, выключил магнитофон и радиоприемник и вышел из комнаты, решив, несмотря на поздний час, отправиться домой к полковнику Павленко, чтобы сообщить эти важные новости. В коридоре он встретил майора Бутенко и удивился, что тот до сих пор не спит. Заметно усталый и чем-то расстроенный, Бутенко кивнул на потолок:
— Только что от полковника...
— Как, разве он до сих пор в управлении? — удивился Тарасенко и, шагая через две ступеньки, поднялся на второй этаж.
Павленко прочитал расшифровку, положил ее на стол и накрыл ладонью. Большая узловатая рука полковника, рука старого донецкого рабочего, еле приметно вздрагивала.
— Очень хорошо! — сказал Алексей Петрович и улыбнулся чуточку хитровато и лукаво, со смешливыми морщинками у глаз. — Да, очень хорошо. Молодец, Тарасенко, перехватили важное сообщение! Видимо, в Старый лес прибудет действительно ценный подарок. А теперь, майор, нам с вами следует отдохнуть. Кстати, я подвезу вас домой своей машиной.
* * *Во вторник областная газета тремя строчками мелкого шрифта сообщила о трагической смерти при исполнении служебных обязанностей инспектора пожарной охраны Петрова. Об этом позаботился, очевидно, Павленко, хотя Петров чувствовал себя после операции лучше.
В это утро у машинистки Вакуленко мучительно болели зубы. Она повязала щеку платком и неторопливо, механически перепечатывала для Зубенко какой-то скучный циркуляр.
Как обычно, Зубенко торопился и уже дважды справлялся, закончена ли перепечатка. Ожидая, он присел у окна и развернул газету.
— А ведь это наш Петров! — вдруг воскликнул он удивленно и, отметив ногтем сообщение в газете, показал его Зине, вошедшей в комнату.
— Что, Петров? Погиб?! — изумилась Зина. — Тот самый пожарный инспектор, для которого я писала объявление? Как жаль... Такой молодой! Ты помнишь его, Лена? Интересный мужчина, кудрявый блондин...
— Право, не помню, — помедлив, сказала Вакуленко. — Разве он бывал у нас в отделе?
Наблюдая украдкой за Леной, Зубенко заметил, что с этой минуты ее словно подменили. Очевидно, зубная боль прекратилась: Вакуленко сняла платок, а во время обеденного перерыва, как всегда, кокетничала и. смеялась. Еще он заметил, как она пробежала в дальний конец коридора, где висел общий телефон, и сняла трубку.
Считая отныне своим первостепенным долгом наблюдать за Вакуленко, инженер позвонил из своего кабинета полковнику и сообщил о странной перемене, которая произошла в настроении Лены после того, как она прочла скромный некролог.
— Спасибо, — отозвался знакомый, бодрый голос. — Да, это очень хорошо, что вы позвонили.
А когда еще примерно через час Алексеев сообщил полковнику из гаража, что шофер Степан Морев явился на работу, Павленко и совсем развеселился.
— Значит, тройка успокоилась, — сказал он майору Бутенко, явившемуся за получением задания. — Что же, будем ждать четвертого. Право, не терпится мне познакомиться с ним!
— Я думаю, — заметил Бутенко, — что теперь они могут прийти за радиопередатчиком.
— Пожалуй. Только днем вряд ли решатся. К тому же Морев и Вакуленко на работе. А «святой» убежден, что ушел в глубокое подполье. До самой среды, до завтра, он на покажет из квартиры Вакуленко носа.
— А если Морев возьмет в гараже машину и попытается отвезти ему передатчик? Тот может успеть радировать об опасности. Не значит ли это, что завтрашний «подарок» мы можем утерять?
Нет, положительно сегодня у Алексея Петровича было отличное настроение. Дымя трубкой, он хитро щурил карие, с искоркой глаза.
— Не беспокойтесь. В гараже дежурит наш Алексеев. Машина Морева будет занята исключительно вывозкой щебня. К ней прикреплены три грузчика и среди них Алексеев.
Взволнованный близостью развязки, майор курил одну папиросу за другой. Павленко, улыбаясь, остановил его руку, когда тот снова открыл портсигар.
— Имеется и такое предположение,— неторопливо продолжал он. — Сегодня в конце рабочего дня Морев может попросить у завгара машину для личной надобности... на четверг. А завтра, в среду ночью, тройка собирается встретить какого-то своего дружка. — Полковник встал, голос его прозвучал строже: — Вы обязаны встретить «гостя» и проводить его до новой квартиры. Надо узнать, где он решил остановиться. Предполагаю, что главные события должны развернуться не в среду, а в четверг. Тогда мы внесем в эту историю свои поправки. Но «гостя» вы должны встретить в Старом лесу и во что бы то ни стало узнать его адрес. Я договорюсь с генералом Новиковым, чтобы его ребята при появлении неизвестного самолета у нашей границы не заметили его.
— Будет исполнено, — мягко, по-штатски, отозвался Бутенко.
Коротким движением руки полковник дал понять, что разговор еще не окончен.
— Сегодня вы, по сути, свободны. Постарайтесь хорошенько отдохнуть. С полуночи до утра, весь следующий день и еще одну ночь вам вряд ли придется отдыхать.
— Не впервые, товарищ полковник, — весело проговорил Бутенко.
Алексей Петрович посмотрел на майора, который вы глядел простоватым, компанейским парнем, вышел из-за стола, прошел до двери, вернулся и остановился перед Бутенко.
— Вчера я посетил капитана Петрова. И, сидя в его палате, вспомнил золотые слова Феликса Эдмундовича Дзержинского: «Тот, кто стал черствым, не годится больше для работы в ЧК». Ну, а Петров — настоящий чекист. Скромный, честный, чуткий и отзывчивый человек. Знаете, о чем он меня просил? Чтобы я побеспокоился о старике-пенсионере, в доме которого на Крутой хранится шпионский радиопередатчик. Старик не виновен: он сам не ведает, кого приютил. Скрывая следы, бандиты могут убить и старика. Об этом и беспокоится наш Петров. Я обещал, что не забуду о Сергее Никитиче Матюшко. Уже договорился, что старику дадут путевку в дом отдыха. Позаботьтесь, майор, пусть собесовцы сегодня же отправят старика на отдых. Дом он пусть закроют на все замки, а присматривать попросит соседей.
