Сергей Костин - Страстная неделя
Я снова кивнул: разумеется.
— Когда нужно начинать? — Радж прочел ответ в моем взгляде и встал. — Тогда посиди здесь. Но пообедать-то вместе у нас время будет?
— Не уверен.
Радж покачал головой: какой несговорчивый!
— Что еще я для тебя могу сделать?
Я достал свои оба новых айфона:
— Перегони все с этого телефона на этот.
— Этот новый совсем?
— Да, даже не активирован.
— Вставить в него местную сим-карту?
— Да, спасибо. Пусть будет.
— И еще давай я тебе пару самых простых телефонов дам. Считай, одноразовых. Сейчас организую.
Я успел лишь разок приложиться к своему стаканчику и попробовать катышек сладкого сухого сыра, как Радж вернулся. С ним был индиец лет двадцати пяти с умными быстрыми глазками за стеклами очков.
— Это Шанкар, — представил он парня. — А это…
Радж вопросительно посмотрел на меня.
— Пол, — сказал я. Мне иногда хочется чего-то совсем простого.
— А это Пол.
— А это для Пола, — сказал Шанкар, протягивая мне два простеньких «самсунга». — Они заряжены, но не включены, номера на наклеенных этикетках. И вот вам еще мешочек.
Я пощупал его. У Бобби был похожий для портативного плеера компакт-дисков. Только в этом под тканью какая-то проволочная прокладка.
— Это для чего?
— Сейчас объясню. Это волшебный мешочек. Вы должны знать, что любой мобильный телефон можно засечь, даже если он выключен.
— И даже если из него вытащен аккумулятор, — подхватил я. — Это я знаю.
— Я рад. Но еще в радиусе метров пяти-шести от каждого мобильника можно дистанционно засечь все другие сотовые телефоны. И тоже даже если они выключены и без батарей. Заразился один телефон — от него тут же заразятся все вокруг.
— Это что, как СПИД?
— Это намного хуже, — подключился Радж. — Чтобы подцепить СПИД, тебе с больной девушкой надо переспать. А здесь достаточно побыть в одной комнате.
— Поэтому мы, — продолжил Шанкар, обменявшись с Раджем довольным взглядом, — разработали вот такой волшебный мешочек. Если вы постоянно носите в нем все свои телефоны, вас засечь невозможно, даже если все мобильные вокруг прослушиваются.
— То есть это такой гандон? — уточнил я. На русском сленге слово грубоватое, как и все, что связано с половой сферой. А по-английски из нескольких вариантов я использую такой: «шляпа Джимми».
— Точно. Пусть всегда будет при вас. А уверены, что в радиусе пяти метров от вас никого не прослушивают, доставайте любой телефон и звоните на здоровье.
— И что, у всех уже есть такие?
— Мы на шаг впереди, — ответил Радж, снова гордо переглянувшись с Шанкаром.
— Кто бы сомневался.
Я сунул все свои четыре мобильных в мешочек и забросил его в рюкзак. Я теперь всюду хожу с небольшим рюкзачком — он удобнее, чем сумка через плечо.
Мы сели на пуфики, и Радж налил чаю и Шанкару. Тот раскрыл большой блокнот в клетку, и я изложил все, что мне было нужно. Насколько я пока знал.
Шанкар ушел. Глаза у него по мере разговора все больше округлялись — заданий он получил как не от одного клиента, а от десяти. Я выложил перед Раджем толстенный конверт, перехваченный резинкой — Эсквайр сообщил мне накануне, что в России это теперь называется «котлета». «Там много, — сказал он мне, вручая вместе с документами кредитку «Ситибанка». — Своей лучше не пользуйся. Я буду следить за расходами, если понадобится еще, добавим». Так что по дороге в Сохо я заехал в банк и снял кругленькую сумму.
Радж открыл конверт, оценил на глаз и кивнул удовлетворенно: я был по-прежнему солидным клиентом. Мы ведь с ним и в прошлый раз о деньгах не говорили. Я дал, сколько считаю нужным, а если дело затянется или усложнится, наверное, Радж мне намекнет, что нужно пополнить кассу.
Перед уходом я хотел обменяться мобильными, но Радж с усмешкой отмахнулся. Мне была принесена крошечная рация с почти незаметной, прозрачной, как у телохранителей, гарнитурой. Рация была синхронизирована с рацией Шанкара, и обе они меняли частоту вещания после каждого сеанса связи, так что засечь нас было практически невозможно.
Теперь у меня был час-полтора, пока Шанкар со своей командой не сделают то, что по-хорошему занимает не один день. Как я проведу это время, я знал.
4
Как я уже говорил, и не раз, для меня «погореть» означает не только то, что меня разоблачит чужая контрразведка. Еще страшнее, если о том, кто я такой на самом деле, узнает Джессика.
Я не думаю, что она станет меня проверять. Например, подозревая, что у меня роман на стороне или просто я отрываюсь от дома, чтобы пожить жизнью холостяка. Однако в каждой своей поездке я отрабатываю и по легенде, которую я придумываю для своей семьи. Я ведь, как предполагается, каждый вечер буду ходить в оперу или на концерты. Вот что сегодня дают в Ковент-Гарден? Этот вопрос может никогда не всплыть, но если вдруг возникнет, я должен быть во всеоружии. Я достал из мешочка свой новый айфон и набрал Спиридона Каппоса.
Сначала я услышал музыку, и, прорываясь сквозь нее, наш меломан-судовладелец, прикрыв трубку рукой, пророкотал мне, что он на репетиции в церкви Святого Мартина-в-полях и что если мне надо поговорить, то я должен позвонить ему через час. Он не понял, что я в Лондоне, а мне до него идти было минут десять — пятнадцать.
Церковь Святого Мартина-в-полях — одна из достопримечательностей Лондона. Она находится на Трафальгарской площади, сбоку от Национальной галереи. В ней была записана уже уйма дисков с английскими дирижерами или оркестрами — у меня с десяток таких валяются по всей квартире. Однако, как я сейчас понял, в самой церкви я еще ни разу не был.
Так вот, она маленькая. Бывает, что храм с виду небольшой, а когда в него войдешь, видишь, что он огромный. Эта церковь нет — маленькая и снаружи, и изнутри. И уютная: белая с золотом, с низкими хорами, в сущности, даже галереями по всему нефу и темно-коричневыми, почти черными скамьями.
Две из них занимал Спиридон со свитой. Сам он — двухметровый, массивный, в белом костюме и такой же шляпе, которой он сейчас поигрывал левой рукой — сидел по центру с мужчиной в коричневом клетчатом пиджаке. Свита располагалась за ним: три скучающие девицы, объясняющиеся друг с другом знаками (видимо, на них Спиридон уже успел шикнуть), а также местная группа сопровождения в лице гида-водителя и мальчика на побегушках, который в нашем контракте назывался ассистентом (он перемещался на скутере, поэтому мог привезти все, что понадобится, в течение считаных минут). В алтаре струнный ансамбль (может, это и была знаменитая Академия Святого Мартина-в-полях?) репетировал что-то до боли знакомое. Это точно был Моцарт, но что именно?
В ожидании, когда закончится священнодействие, я присел на одну из задних скамей слева; там уже приземлилось несколько туристов. Я обожаю репетиции оркестров. В основном из-за них я часто смотрю «Меццо» — это такой французский кабельный канал для фанатов классической музыки и джаза. Когда я был подростком, я всегда недоумевал, зачем в одном доме иметь несколько пластинок с записью, например, той же симфонии. Теперь, когда вся хорошая (на мой вкус) музыка мною уже прослушана по многу раз, я получаю удовольствие именно от индивидуальных прочтений. Почему же я не могу вспомнить, что они играют? Дивертисмент, серенада, ранняя симфония?
Дирижер — средних лет, в тонком голубом джемпере и джинсах — получал от процесса видимое, несомненное и несравненное наслаждение. Он постоянно шутил, находил все новые и новые образы, чтобы добиться от музыкантов того, чего хотел, и становился совсем другим человеком, как только взмахивал руками. Это, конечно, одно из чудес жизни — пропускать через себя гармонии, связывающие землю с небом. Я на какое-то время даже забыл про то, что жизнь моя повисла на волоске и вот-вот грохнется вниз, чтобы разлететься на тысячу кусков.
Но вот время, отпущенное на забвение реальности, вышло, в том числе у меня. Дирижер посмотрел на часы, сказал музыкантам, что Анданте и Аллегро ассаи они пройдут уже завтра, и стал собирать ноты. Спиридон (без свиты, только он и главный сопровождающий в клетчатом пиджаке, который должен был быть никем иным, как выдающимся музыковедом, профессором Джеймсом Литтоном) подошел к дирижеру и рассыпался в комплиментах. Хотя голос у грека громогласный, я со своего места всего не слышал — он был ко мне спиной. Я уловил лишь, что присутствовать на репетиции маэстро было для него величайшей честью и привилегией, а профессор Литтон, который стоял ко мне в профиль, добавил, что это, несомненно, революционно новое прочтение серенады «Хаффнер». Спасибо, профессор, а то я уже весь извелся!
Я перехватил восторженных меломанов на полпути, прежде чем они захватили в свой кильватер менее значимую часть процессии. Увидев меня, Спиридон сначала застыл, а потом захохотал. Он вообще очень экспансивен.
