Чингиз Абдуллаев - Заговор в начале эры
Девушки вошли в атрий, когда стоявший в центре зала у самого бассейна Марк Терренций Варрон что-то рассказывал гостям. Все весело смеялись, и даже хозяин дома был в хорошем настроении.
– Во имя Сатурна, дарующего нам изобилие, – закричал Варрон, – посмотрите на этих двух прекрасных богинь. Откуда они взялись?
Мужчины повернулись к девушкам почти одновременно. Юлия улыбнулась, Атия чуть испугалась. К ним подошел Бальб, обнимая девушек за плечи.
– Это мои дочь и племянница.
– Какие красивые девушки, – раздался чей-то приятный голос.
Юлия явно смутилась.
Из толпы мужчин выступил одетый в роскошную тогу, украшенную пурпурной каймой, сам Гней Помпей. Он сделал несколько шагов по направлению к ним.
Юлия сжалась от волнения, опустив глаза.
– У тебя очень красивая дочь, – сказал он, не сводя глаз с Юлии.
– Да, – кивнул ничего не замечающий Бальб, – а это моя племянница Юлия, дочь Гая Юлия Цезаря.
– Счастлив отец, имеющий такую красивую дочь, – мягко произнес Помпей.
Юлия решилась, наконец, поднять глаза и увидела, вопреки предположению, добродушные, понимающие и умные глаза триумфатора.
– Мы получили от него известия, – ответил Бальб, – скоро он возвращается в Рим.
Юлия чувствовала, как сила и добродушие, исходящие от Помпея, передаются ей, прибавляя спокойствия. Она не сводила глаз с триумфатора.
– У такой красивой девушки есть, наверное, жених? – спросил Помпей.
Юлия вдруг испугалась, словно от ответа Бальба что-то могло измениться.
– Она помолвлена с молодым Сервилием Цепионом, – ответил Бальб, – но, по-моему, она и его не захочет взять себе в мужья.
Юлия вспыхнула от радости. Она впервые от всей души обрадовалась словам вечно сурового дяди.
– Ты так своенравна? – улыбнулся Помпей.
– Не знаю, – растерялась Юлия, но, быстро собравшись, вдруг выпалила: – Только с глупыми женихами.
Все вокруг засмеялись. Бальб, кивнув девушкам, пригласил гостей в триклиний. Уходя, Помпей еще раз обернулся, посмотрев на Юлию. Взгляды их встретились, и на этот раз в глазах девушки был вызов.
Глава XLV
Стыдно смотреть на наше время…
Плиний Старший«Естественная история»В июне вернулся в город Цезарь. Как и предсказывала Аврелия, он добровольно отказался от триумфа, дабы иметь возможность выдвинуть свою кандидатуру в консулы. Но обстановка за этот год несколько изменилась.
После смерти Квинта Лутация Катула партию оптиматов возглавил личный враг Цезаря, непримиримый Катон. И если Катул мог пойти на переговоры, то от Катона этого ждать не приходилось.
Сенатская партия после отъезда Цезаря в Испанию серьезно укрепила свои ряды. Неудачи Помпея в сенате привели к тому, что все предложения популяров провалились огромным большинством голосов.
Красс, растерявший своих сторонников, вынужден был все чаще признавать свое поражение в сенате, хотя всадническое сословие метало в его адрес громы и молнии.
Несмотря на шумные выступления Клодия, в городе постепенно начинала собираться другая люмпенская сила, уже служившая опорой оптиматов.
На выборах оптиматов был выдвинут Бибул, женившийся на старшей дочери Катона. И, наконец, самый сильный удар нанесли в сенате Цицерон и Агенобарб.
По их предложению будущим консулам впервые не отводилось никаких провинций и земель по завершении их карьеры. Сенат принял издевательское постановление, по которому консулы по истечении своих полномочий должны были наблюдать за лесами и пастбищами. Даже в случае избрания Цезаря он не мог рассчитывать на получение провинции и армии и на разрешение на набор необходимых ему легионов.
В городе все ждали ответных шагов популяров. Но, к их удивлению, Цезарь, выставивший свою кандидатуру в консулы, почти не вел предвыборной борьбы, словно его мало волновало само избрание и будущая деятельность на посту консула.
Однако городской префект, преторы и эдилы почти ежесуточно докладывали консулам об участившихся надписях на стенах римских домов. Впервые в практике римских выборов Цезарь проводил пропаганду таким необычным способом, агитируя за свое избрание.
Надписи появлялись в огромном количестве, пока, наконец, оптиматы не сообразили, что Цезарю незачем собирать митинги в свою поддержку. Надписи говорили сами за себя.
«Ремесленники, голосуйте за Цезаря!»
«Если кто отвергнет Цезаря, тот да окунется в нечистоты!»
«Все честные граждане города призывают голосовать за триумфатора Гая Юлия Цезаря!»
Когда за несколько дней до выборов по приказу сената стали замазывать надписи на стенах, было уже поздно – весь город читал эту «искусную агитацию за Цезаря».
За пять дней до выборов верховный понтифик, убежденный в своей победе, впервые собрал своих сторонников. На этот раз речь шла о будущем голосовании. Цезаря поддерживали, по существу, все римские горожане.
Вернувшийся из Испании богатым человеком, он уже не боялся кредиторов, действуя без оглядки на свои долги.
Именно за три дня до выборов в доме сенатора Бальба состоялась знаменитая встреча троих римлян, определившая судьбу Рима, римской и мировой истории. Дом Бальба был выбран не случайно. Он был родственником Цезаря, полководцем Помпея и принадлежал вместе с Крассом к сословию всадников.
Цезарь ждал в триклинии. Первым явился Красс.
– Во имя Марса, громовержца и хранителя гражданского коллектива, – проговорил, входя, Красс, – ты, Цезарь, сделал невозможное. За тебя будет голосовать весь Рим, твои надписи читают повсюду. Весь город будет на Марсовом поле, – добавил он, опускаясь на подушки.
На столе стояло несколько чаш с водой и лежали простые лепешки.
– Что это? – удивился Красс. – Такое угощение? Ты ведь вернул все долги, стал богатым человеком.
– Мы собрались поговорить, – объяснил Цезарь, – и должен подойти еще один римлянин.
– Хорошо, – кивнул Красс, усаживаясь на ложе, – втроем будет немного веселее. А кто этот третий?
– Помпей, – просто ответил Цезарь.
Красс изменился в лице. Помолчал, потом осторожно и серьезно спросил:
– Я надеюсь, ты шутишь?
– Нет, нисколько. Мы действительно ждем Помпея.
Красс вскочил со своего ложа.
– Я ухожу. Прощай, Цезарь.
– Подожди, – поднял руку Цезарь, – выслушай меня. Мы не смогли за весь год провести ни одного закона. От тебя отвернулись даже многие твои друзья и клиенты. С другой стороны, Помпей тоже не добился никаких успехов. Разве не лучше нам объединить свои усилия?
– Я не верю ему, – угрюмо сказал, набычившись, Красс, – он верный сулланец и всегда будет на стороне сенаторов.
– А ты сам не бывший сулланец? – спросил Цезарь. – Или это не вы вдвоем отличились в армиях Суллы? Разве не вы оба одновременно были избраны консулами Рима? И, наконец, разве не вы подавляли восстание Спартака? Ты ведь знаешь, Красс, как его любит армия. Если мы сумеем удовлетворить хотя бы часть требований ветеранов Помпея, его успех будет разделен между нами троими. И армия уже будет благодарна всем троим. Разве это малая плата за сотрудничество с Помпеем? От оптиматов отвернутся даже бывшие сулланцы. Что нам еще нужно?
Красс молчал. Долго молчал. Наконец сел и коротко вопросил:
– Пусть принесут вино. Не могу же я пить воду.
Цезарь, кивнув, вышел из триклиния. Вскоре рабы внесли пол-амфоры фалернского. Красс выпил первую чашу залпом, продолжая молчать.
Именно в этот момент в триклиний вошел Гней Помпей. Цезарь, наконец, успокоился. До последнего момента он не верил в появление Помпея в доме Бальба.
– Пусть Лары, божества семьи, пошлют этому дому изобилие и процветание, – произнес традиционное приветствие Помпей.
– Пусть боги будут благосклонны и к тебе, Помпей, – отозвался Цезарь.
Красс хмуро кивнул головой.
– Привет тебе, Великий.
Помпей сел на ложе напротив Красса. Ни один, ни другой не откинулись на подушки, предпочитая сидеть. Цезарь сел между ними. Наступило неловкое молчание, когда все трое настороженно разглядывали друг друга. Первым начал разговор Цезарь.
– Я не присутствовал на твоем триумфе, Помпей, но даже в Испанию пришла весть о твоем победном шествии по городу. Римляне рассказывали, что ничего подобного в городе давно не было.
– Благодарю тебя, Цезарь, – наклонил голову Помпей, – но весть о твоих успехах достигла и стен Рима. Мой сын вернулся из Цизальпинской Галлии, где говорили только о твоих победах.
– Несколько варварских племен лузитанов, – возразил Цезарь, – это не победы Помпея над двадцатью двумя царями и Митридатом Евпатором.
Красс молча слушал этот обмен любезностями, багровея от волнения. Цезарь понял его состояние.
– В твоем войске сражался декурионом молодой Публий Красс. Как юноша проявил себя? – спросил он у Помпея.
– Он стал центурионом. Храбрый и очень смелый римлянин, – честно ответил триумфатор.
