Миклош Сабо - Тихая война
На ноги я поднялся только через три дня. Могу сказать уверенно, что этот инцидент, чуть было не закончившийся для меня трагедией, наверняка был связан с последним визитом ко мне полковника Деметера. Во всяком случае, после этого я никогда не брал в рот продуктов, которые не покупал сам или не сам приносил домой.
ГЛАВНЫЙ СВИДЕТЕЛЬ ЦРУ
Несколько лет назад в политическом еженедельнике «Мадьярорсаг» была опубликована большая, на целую страницу, статья, в которой рассказывалось о странном поступке некоего венгра, оказавшегося за границей. Ссылаясь на французские источники, еженедельник писал о том, что этот венгр якобы изобрел какой-то замечательный карбюратор, который, однако, у него не хотели покупать ни на одном автомобильном заводе. Тогда он остановил свой фургон перед Елисейским дворцом и заявил, что взорвет себя и дворец вместе с президентом Французской Республики, если Жискар д’Эстен не примет ею лично.
«Героем» этого поступка, похожего на современный акт терроризма, оказался Деже Фонадь.
Весной 1957 года ЦРУ судорожно пыталось поразить мировое общественное мнение заявлением подходящего для них свидетеля, и тогда-то на небе эмиграции подобно комете блеснул Фонадь. Откуда, как они его заполучили? Этот вопрос так и остался без ответа. Неожиданно об этом авантюристе заговорили не иначе, как о «революционном» организаторе и представителе «подпольного парламента». Пока мы опомнились, он уже оказался в Америке, где переезжал из города в город, выступая на различных собраниях и митингах.
«Во всей контрреволюционной банде такой организации нет. Фонадь — безграмотный, можно сказать, человек, работавший простым шофером. Мы даже не уверены в том, принимал ли он вообще участие в какой-либо вооруженной акции».
Такое сообщение я получил из Центра. Одновременно с этим мне было дано указание внимательно следить за этим типом, узнать о нем как можно больше и по возможности морально уничтожить его.
Полагаю, не я один получил такое задание. Пока Фонадь разъезжал по Америке, у меня не было возможности сделать что-либо в этом отношении, тем более что в это время я выполнял свое основное задание в Австрии.
Однако указание остается указанием, и я сделал то, что смог. Сначала мне удалось узнать, что Фонадя впервые видели в обществе Криштофа Каллаи (сына Миклоша Каллаи), а затем его взял под свою опеку Фридьеш Пишки-Шмидт.
С деятельностью Пишки-Шмидта мы уже были знакомы. Он считался одним из организаторов разъездных вояжей, проводимых с целью ведения антикоммунистической пропаганды.
Однако с Фонадем за рубежом обращались совершенно не так, как с остальными агентами: с ним занимались крупные специалисты, натаскивали его и в конце концов сделали из этого довольно-таки примитивного человека широкомасштабного лжеца, своеобразного представителя несуществующего венгерского «подпольного парламента».
Его провезли почти по всем странам Северной, Центральной и Южной Америки. Фонадя принимали главы государств. На массовых митингах он от имени «порабощенного венгерского народа» агитировал против Венгерской Народной Республики, против СССР и социалистического лагеря в целом. С каждым днем Фонадь все больше превращался в главную фигуру идеологического похода, направленного против нас. Он выступил на заседании сената США и в качестве главного обвинителя — с трибуны так называемого «комитета пяти» ООН, занимающегося разбирательством пресловутого «венгерского вопроса».
Мы были бессильны что-либо сделать. Использование Фонадя ЦРУ расценивало как одну из своих наиболее удачных акций.
Возможность повлиять на это дело предоставилась мне совершенно случайно.
Я довольно часто бывал в редакции эмигрантской газеты «Немзетер». Эту газету основал Тибор Толлаш-Кечкеш, бывший жандармский офицер, переквалифицировавшийся в поэта. Большинство сотрудников редакции, входили в число его личных друзей. Через них я в какой-то степени мог держать в поле зрения печатный орган «Союза венгерских борцов за свободу», близкий Беле Кираю, и как-то влиять на него.
Однажды Иван Келемен, главный редактор газеты, сказал мне:
— Да, Миклош, чуть было не забыл сообщить тебе… Скоро к нам прибудет интересный гость. Ты что-нибудь слышал о Фонаде?
Я и не знал, что эта «звезда» приезжает в Вену, и не узнал бы, пока об этом не начали бы трубить газеты. Конечно, сначала мне показалось странным, что о приезде этого типа нигде не сообщается, но потом я понял, что нейтралитет Австрии не позволяет ей бить в барабаны по этому поводу. Мое же отношение к Фонадю было однозначным — как честный политический эмигрант, я возмущался его поведением, считая, что он скорее вредит, чем помогает «делу венгерской революции».
— И вы собираетесь разговаривать с этим авантюристом? — спросил я Келемена.
Присутствовавший при этом разговоре патер Вазуль Вегвари, которого мятежники с площади Сены считали как бы своим духовным отцом и который сам охотно выступал в этой роли, услышав мой вопрос, назидательно проговорил:
— Человек, сражающийся за веру, не может быть авантюристом даже в том случае, если он лжет при этом.
Габор Кочиш, видя, что спор все больше и больше разгорается, решил срочно вмешаться и миролюбиво сказал мне:
— Ты судишь слишком строго. Деже — неплохой человек, но его просто затаскали. От него захотели большего — он больше и дал.
— Познакомься с ним. Это будет интересно, — предложил мне Иван Келемен.
— Согласен? — спросил меня Кочиш.
— Согласен, — ответил я после недолгого раздумья.
Откровенно говоря, я заинтересовался Фонадем, на которого ЦРУ потратило столько денег и стараний и который (этого не стоит отрицать) оправдал эти затраты.
По приглашению Келемена в комнату вошел хорошо одетый молодой человек. Я взглянул на него. Обычное лицо, какое бывает у тысячи людей.
Кочиш представил нас друг другу.
— Я много слышал о вас еще в Америке. — В голосе Фонадя было не столько уважения, сколько лести.
«Интересно, с какой целью он мне льстит?»
Это заинтересовало меня. Инстинктивно я почувствовал, что зачем-то нужен ему, что случилось что-то, о чем я не знал, но из чего можно было извлечь какую-то пользу.
— Так, так… Значит, это ты — представитель «подпольного парламента»? — спросил я с некоторым сарказмом.
— А почему бы и нет? Вы что, не верите в мои силы? — В ответе Фонадя было больше иронии, чем дерзости.
— Не верю!
Столь категоричного ответа он, видимо, не ожидал. Лицо его покраснело, и он ринулся в нападение.
— Американский сенат поверил мне! «Комитет пяти» ООН тоже поверил! Главы государств поверили! И только один вы не верите?!
— Не верю! И боюсь, что твои триумфальные поездки больно ударят по всей венгерской политической эмиграции.
— Ради бога, не цапайтесь! По крайней мере здесь! — вмешался в наш разговор Иван Келемен, нервно поглаживая свою красивую темную бородку.
Фонадь открыл было рот, желая что-то возразить, но потом лишь махнул рукой и бросил:
— А! Теперь уж все равно. Всему конец!
— Конец? Как это понимать?
— Оставьте меня в покое!..
Однако те во что бы то ни стало захотелось разузнать, какой смысл вложил этот представитель несуществующего «подпольного парламента» в свои с горечью произнесенные слова.
— А что вы об этом думаете? — с упреком обратился я к Кочишу и его друзьям. — Произошло какое-то важное событие, которое касается каждого из нас, а он молчит! Что это такое?!
— А вам все нужно знать? — заступился за Фонадя патер Вегвари.
— Да, все. В этой стране я представляю интересы революционной эмиграции.
— Деже уволили, — тихо заметил Иван Келемен.
— Как это уволили? Кто? — удивленно спросил я.
— Американцы.
— Это правда? — обратился я к Фонадю.
— Правда. Поблагодарили за сделанное и распрощались со мной, — еле слышно произнес он сдавленным голосом.
Два дня спустя после этого разговора ночью меня разбудил телефонный звонок.
«Кого это черт надоумил?» — мысленно выругался я, зажег свет и взглянул на часы. Они показывали половину пятого утра.
— Алло? — проговорил я, сняв трубку.
Голос говорившего показался мне знакомым, но спросонок я не мог отгадать, кто это был.
— Это я, Пали. Пали Селлеши из венского «Мадьяр хирадо». Ты слышал, что случилось?
— Ничего я не слышал. Я спал, пока ты меня не разбудил, — пробормотал я.
— Ночью убили Фонадя!
— Что ты говоришь?.. Кто убил?.. Где?..
— Недалеко от Граца. И обокрали! В утренних газетах об этом будет сообщение. Алло! Алло!..
Я не сразу обрел дар речи.
— Пали, скажи, а ты мог бы съездить со мной в Грац? — спросил я.
— Ты же знаешь, что у меня нет машины.
