Миклош Сабо - Тихая война
В своей работе я в основном опирался на память, способность мыслить логически и на приобретенный ранее опыт.
Мне часто требовалось остаться в одиночестве, чтобы спокойно обдумать ход событий, проанализировать, как в подобном положении поступил бы противник. Помощь я получал из Венгрии в виде ценной информации и указаний, без чего невозможно было бы добиться каких-либо результатов в то время, как западный мир и его органы разведки и контрразведки располагали всем необходимым для работы.
Еще в начале года в Австрию приехал Ференц Видович, главный наместник области Шомодь в первые послевоенные годы. Кеваго поручил мне опекать Видовича, и возникшая между нами вопреки имевшимся разногласиям «дружба» закрепилась на долгие годы, что было для меня очень важно.
На мой взгляд, Видович был интересным человеком, за которым нужно было наблюдать. Частично хотя бы потому, что еще в тридцатые годы он был личным секретарем у Тибора Экхарда, тогдашнего руководителя партии мелких сельских хозяев. С первых шагов его деятельности в эмиграции он вызывал у меня подозрения.
Экхард давно был агентом ЦРУ и в своей шпионской деятельности опирался на генерала Белу Лендьела, о чем было известно нашим органам. После контрреволюционного мятежа он возглавил в Австрии филиал ЦРУ, с беспардонностью окрестив его «обществом первой помощи для Венгрии».
Таким образом, в Вене начало действовать «благотворительное общество» Экхарда — Лендьела. Вскоре после приезда Видович явился к своему бывшему хозяину. Вот тогда-то американские органы и начали оплачивать силы политической и военной эмиграции.
Главной фигурой в военной эмиграции и стал Видович, вокруг которого начала сплачиваться «гвардия «Немзетера». С помощью Экхарда в Инсбруке была проведена встреча «руководящего состава», на которой почти вся полнота власти перешла в его руки. В этом качестве Видович принимал участие в работе дочерней организации «Союза венгерских борцов» в Австрии под названием «Боевой союз святого Ласло», на сборище которого в Зальцбурге он выступал партнером Андраша Зако. Военная эмиграция почти полностью сплотилась к этому времени, и Видович начал играть в ее деятельности главную роль.
За его спиной стоял Экхард, а за ним — ЦРУ. Само собой разумеется, руководство Центра интересовало, что они готовят.
Пример МОНа призывал к бдительности. Там, где зашевелилась военная эмиграция, за спиной которой действовали секретные службы США, следовало ожидать новой провокационной акции против социалистических стран.
Я получил указание Центра узнать о намерениях противника. Мне порекомендовали взять в помощники эмигранта Шандора Кескенеша, кальманчийца из области Шомодь. Его жена и трое детей, которых он очень любил, остались на родине. Центр посоветовал мне обратить на Кескенеша особое внимание, чтобы использовать его для выполнения важного задания.
Организовать встречи с Кескенешем не составило особого труда. После нескольких бесед с ним я подошел к сути дела:
— Послушайте, Кескенеш, у вас дома осталась семья, а вы приехали сюда. Вы, видимо, не все как следует продумали, верно?
— Точно так, — кивнул он. — Поэтому я и решался обратиться за помощью к вам, господин Сабо.
— Говорите откровенно. Работу я вам достану. Жить будете лучше, чем до этого, но разбогатеть на ней вам не удастся. Да вы, я полагаю, не для того уехали из родного села.
— Нет, конечно. Я хочу заработать денег, чтобы послать их домой.
— Послать домой? — удивился я. — Другие привозят сюда свои семьи.
— Ах, оставьте, господин Сабо! — воскликнул он. — Зачем я буду подвергать риску жену и детишек? Я ведь не какой-нибудь безответственный негодяй!
— Выходит, когда вы здесь подзаработаете, то вернетесь домой?
— Может, вам и не понравится мой ответ, но я скажу откровенно: да, вернусь!
— Видите ли, Кескенеш, в таком случае я действительно должен предупредить об этом органы, занимающиеся оказанием помощи, тем более что политическим эмигрантом вы не являетесь.
Он вздрогнул, поняв, что своей откровенностью навлек на себя беду.
— Вы ведь не сделаете этого? — с опаской спросил он.
— Возможно… — уклончиво ответил я. — У меня есть одно предложение.
— Предложение? — удивился он.
— Вы были со мной откровенны, буду откровенен и я. Вы, видимо, слышали о некоем Видовиче?
— Как же не слышать? В свое время он был наместником в нашей области.
— Сейчас он живет здесь, но работает против революционной эмиграции. Он дружит с людьми, которых мы называем фашистами. Мы боремся за буржуазную демократию, а он хочет вернуть на трон короля.
— Вернуть Отто?
— Да.
Кескенеш задумался, а потом спросил:
— Так какое же у вас ко мне предложение?
— Я вас сведу, как земляков, с Видовичем. Возможно, он станет доверять вам. Я бы хотел знать, с кем он встречается, чем занимается…
— Если я это сделаю, вам будет хорошо, а мне?
— А я со своей стороны порекомендую «комитету по делам эмигрантов при ООН» оказать вам персональную помощь. Вы получите пятьдесят тысяч шиллингов и сможете работать, например, автослесарем.
— Согласен, — быстро ответил он. — Что касается меня, то я тоже не люблю фашистов, а если еще мне от этого польза будет, то…
На следующий день я, чтобы на всякий случай обезопасить себя, сообщил о нашем разговоре Анне Кетли.
— А зачем вы мне об этом рассказываете? — Она с любопытством посмотрела на меня.
— Вы же знаете, что я не привык действовать самовольно. Мне нужно ваше согласие.
— Из-за боязни ответственности?
— Скорее по моральным соображениям.
Она так долго молчала, что я даже подумал, уж не задремала ли она. Наконец Кетли ответила:
— Все те, кто сражается на два фронта: дома — против коммунистов, а в эмиграции — против правых, в определенных случаях должны забывать о брезгливости. Вы правильно поступили, только держите в курсе событий и меня…
Таким образом, я привлек к помощи и социалистов. Что бы ни случилось, министром внутренних дел Австрии был социалист. Следовательно, я получил надежное прикрытие.
Спустя несколько недель после моего разговора с Кескенешем он вдруг явился ко мне на квартиру сильно встревоженный.
— Как хорошо, что вы разбираетесь в ситуации, господин Сабо! Как хорошо!
— Рассказывайте, что случилось?
— Вы наверняка знаете пожилого военного с резкими чертами лица?..
Сначала я не понял, о ком идет речь.
— Коренастый такой, с большими усами, — продолжал Кескенеш. — Похож на кулака, хотя и был когда-то полковником.
— Деметер! — вырвалось у меня.
— Словом, вы его знаете.
— Рассказывайте, рассказывайте!
— Видович повез меня к нему. Он живет в Медлинге.
— На улице Гольдене стиге?
— В доме номер 7. Это вам тоже известно!
— Деметера я… знаю немного. А о том, что он поддерживает связь с Видовичем, я не имел ни малейшего представления.
— Так вот, дядюшка Фери — настоящий командир! И знаете, господин Сабо, чего они хотят? Чтобы я вернулся на родину и шпионил там!
— Невероятно! Вы? Без соответствующей подготовки? Как вы справитесь с этим?
— А они обещают меня подготовить. Сначала в Медлинге, а затем в Марокко, где у них есть специальный лагерь.
Я был ошарашен, но ответил так, как и надо было ответить в подобной ситуации:
— В конце концов, это патриотическое задание!
— Но только не для отца троих детей! — Он замолчал и, немного подумав, сказал: — Вы послали меня к дядюшке Фери, так как считали, что он поддерживает связь с подозрительными людьми, а теперь называете самое настоящее свинство патриотическим заданием.
Здоровая крестьянская логика помогла Кескенешу уловить противоречие в моих словах.
— Видите ли, Кескенеш, это задание на самом деле может стать патриотическим, если выполнять его будет патриот…
— Но ведь они делают это за деньги! И живут один лучше другого! — перебил он меня.
— Вот почему я и беспокоился! Вы же лишний раз подтвердили, что для моего беспокойства есть основания. На родине осудили очень многих людей за шпионаж в то время, как те, кто посылает их на это, наживаются и богатеют…
От Кескенеша я получил очень важную информацию, но выяснил пока не все, что мене было нужно.
— А кроме этого чего еще они требуют?
— А кроме этого, господин Сабо, я должен буду шпионить за частями Советской Армии и выяснять, где они располагаются, какова их численность, чем вооружены, наименование частей. Выходит, я должен расспрашивать русских солдат? Если же я не соглашусь делать это, то меня опять поместят в лагерь, где я снова стану влачить жалкое существование. Требовать такое от меня я считаю настоящим свинством!
Разволновавшись, он говорил без остановки, а когда немного поостыл, спросил:
