Бернт Энгельманн - Большой федеральный крест за заслуги. История розыска нацистских преступников и их сообщников
В ту пору спесивые нацисты сникли: страх перед расплатой обуял их. Они старались, как можно быстрей удрать от «Ивана», так они обычно называли Советскую Армию, и как можно больше увезти награбленной добычи.
Гитлеровская военно-инженерная организация, возводившая укрепления и другие военные объекты.
Все эти факты Фретш терпеливо собирал по крупицам во время двухнедельной «туристической поездки» в Польскую Народную Республику. Мнимая причина его поездки была следующая: отдых па курорте в Закопане и посещение мемориала в Освенциме. Стоимость поездки — 985 немецких марок, включая сборы на въездные визы, плюс издержки в сумме 1850 немецких марок главным образом на угощение и мелкие подарки информаторам, а также на оплату переводчика. Фретш полагал, что названный поляком «Хойер» можно было бы с большой степенью вероятности расшифровать как город Хойя на Везере, округ графство Хойя, Нижняя Саксония, около сорока километров по прямой к юго-востоку от Бремена.
Дотошный Фретш произвел между тем розыски не только в Тшебине. Он побывал также в Освенциме, где смог уточнить даты смерти фрау Зелигман и ее дочери Мириам. Он поработал, кроме того, и в других местах, установив, в частности, контакт с одним, как он выразился, «фронтовым товарищем» в Лейпциге, куда ему самому по причинам, им не названным, поехать было невозможно (или нежелательно).
Этот «фронтовой товарищ», имя которого в графе расходов значилось против цифры 500 немецких марок (западных), сначала кое-что разузнал, чему немало способствовала его работа в качестве контролера Лейпцигского газо- и водоснабжения. Затем он завязал близкое знакомство с привратником одного из народных предприятий Лейпцигского управления по производству резиновых изделий, который много лет проработал в этой отрасли промышленности. От него, в частности, узнал, что подвалы завода резиновых изделий частично используются для хранения старых архивных документов.
Результаты расследований, плоды пространных бесед за столиками пивных, хождения в гости и одна воскресная прогулка по подвалам упомянутого завода, совершенная якобы с целью проверки проходящих там газовых и водопроводных труб, были затем точно изложены «фронтовым товарищем» Фретшу. Их последняя встреча произошла в одном из мотелей на автомобильной дороге, где разрешено транзитное международное сообщение между Хофом в Баварии и Западным Берлином.
Собранные в Лейпциге сведения во многом подтвердили информацию, полученную Фретшем в Польше, дополнив картину еще некоторыми важными штрихами.
Действительно, одной лейпцигской фирмой по производству резиновых изделий — «Коммандитным товариществом Флюгель и Польтер», — у которой в 1934 году сменился хозяин и дела пошли сильно в гору, было создано в 1941 году предприятие в Тшебине, выпускавшее резиновые и прорезиненные плащи, а также различные другие изделия, потребные для вермахта.
Это предприятие, названное Верхнесилезским заводом резиновых изделий, уже в июне 1942 года имело «производственную дружину» численностью 3850 единиц, преимущественно женского пола, среди них 2653 еврея и 1099 поляков из Тшебини и окрестностей. В апреле 1943 года на Верхнесилезском заводе было занято в общей сложности 2633 рабочих, среди них только 797 евреев. В ноябре 1943 число привлеченных к принудительным работам на фабрике поляков резко возросло — до 2265 человек, численность же рабочих еврейской национальности упала до нуля. К этому времени на фабрике работало ровно 130 немцев из рейха, освобожденных от службы в вермахте и используемых для надзора за поляками.
Впрочем, несмотря на сильное снижение численности рабочей силы за счет отправленных в лагеря еврейских женщин и детей, объем производства в том же 1943 году по сравнению с предыдущим увеличился вдвое: он возрос с 3,5 миллиона рейхсмарок до 7 миллионов, но одновременно снизилась средняя почасовая оплата всех работающих на фабрике в Тшебине с 43 до 36 рейхспфеннигов. Эвакуация и уничтожение евреев в газовых камерах — как это указывалось в одном из сохранившихся документов, — «к счастью, не отразились отрицательно на выпуске продукции».
Все эти сведения — как поспешил оговорить в своем сообщении Фретш — непосредственного значения для розыска пропавшей без вести картины Каспара Давида Фридриха не имели; они должны были лишь показать, какое обилие информации появляется даже сейчас, более чем через тридцать бурных лет, в распоряжении ищущего. Никогда не знаешь в начале расследования, куда оно тебя приведет, но эти сведения могут оказаться полезными в будущем.
Почти одновременно с приобретением Верхнесилезского завода резиновых изделий в галицийской Тшебине Лейццигскому коммандитному товариществу «Флюгель и Польтер» в 1941 году было Главным опекунским управлением по Востоку передано еще одно предприятие, а именно — Акционерное общество по производству резиновых изделий в Лодзи «Джентльмен». И это было сделано не без помощи фюрера СС Паккебуша, о чем свидетельствуют документы.
Владельцам лейпцигского концерна, впрочем, не понадобилось при «покупке» принадлежавшего раньше еврейской фирме «Джентльмен» раскошеливаться, вернее, предприятие им досталось бесплатно. Они позаботились о получении государственного кредита «на строительство», для формального обеспечения которого была достаточна лишь стоимость домов и участков, принадлежавших к наличному имуществу, так называемому активу Акционерного общества «Джентльмен». И так как этот весьма необременительный кредит точно соответствовал размерам покупной цены, установленной для «аризируемого» лодзинского предприятия, все в общем и целом было практически внушительным подарком концерну, поскольку стоимость одного лишь станочного парка «Джентльмена» составляла уже тогда несколько миллионов марок.
Концерн «Флюгель и Польтер» переименовал свое дочернее предприятие «Джентльмен» в завод резиновых изделий «Вартеланд», а эсэсовский фюрер Паккебуш «обеспечил» для него несколько тысяч согнанных на принудительные работы еврейских женщин, и выпуск продукции очень скоро возрос в десять раз. Второго августа 1944 года было дано указание о «перебазировании» всего завода «Вартеланд» в Бад-Фрейенв а льде на Одере. Оттуда, собственно, все дорогостоящее оборудование должно было транспортироваться в Криммитшау (Саксония). Но некий высокий покровитель — Фретш не назвал его имени — предложил другой план и, учитывая военное значение станочного парка, назначил новый, гораздо более удаленный к западу пункт «перебазирования» — Хойя на Везере.
Здесь Фретш оторвался от записей и взглянул на своих собеседников покрасневшими глазами, в которых мелькнуло что-то вроде удовлетворения собой. Затем он откашлялся, полистал свою обтрепанную записную книжку и заявил деловито:
— Теперь я перехожу к третьему комплексу расследования.
Параллельно своим непрямым и поглотившим много времени розыскам в Лейпциге предприимчивый Фретш хлопотал и в другом, так сказать, противоположном направлении, а именно в «Союзе изгнанных».[4] Посещая собрания «землячеств» и «вечера родины», давая объявления в соответствующих органах печати и интенсивно опрашивая пожилых дам и мужчин, которых он пренебрежительно назвал «беженцами по призванию», Фретш разыскал наконец некую Марианну Будвейзер.
Шестидесятилетняя, страдающая артритом женщина жила на скромную пенсию где-то поблизости от Ингольштадта; она родилась в Братиславе (бывшем Прессбурге) и в 1943–1944 годах подвизалась в Тшебине в качестве экономки или — как она сама сказала — компаньонки.
Первое время она вела холостяцкое хозяйство у господина штандартенфюрера Паккебуша — «красивого, внушительного мужчины и настоящего сорвиголовы». «Его звали Герберт, — сказала эта дама. — Я заботилась об этом человеке, которого все так боялись». Затем она перешла, по ее утверждению нехотя, от Паккебуша к другому высокопоставленному господину из дирекции Верхнесилезского завода резиновых изделий и с тех пор вплоть до октября 1944 года управляла виллой, принадлежавшей раньше Зелигманам.
«Высокопоставленный господин», о котором она заботилась тогда с помощью двух польских девушек и одного украинца (последний был садовником и шофером), прибыл в Тшебиню позже других, а до того был «важной птицей» в органах по надзору за резиновой промышленностью. На Верхнесилезском заводе он был заместителем директора по производству. Очевидно, этот новый ее хозяин уступал по ухарству штандартенфюреру CG Паккебушу и не очень был во вкусе фрау Будвейзер. Она никак не могла припомнить, как его звали. «В его имени была буква «и»…» — сказала она, добавив, что, кажется, он имел звание то ли доктора, то ли барона, но она лично должна была называть его «господин директор».
Господин директор и другие руководящие господа из заводоуправления были не единственными гостями на зелигмановской вилле. Время от времени приезжал туда из Лейпцига «господин доктор, генеральный директор» всего резинового концерна. Поздним летом 1944 года он здесь бывал чаще, чем обычно, всегда в дорогом автомобиле и, между прочим, неизменно в сопровождении одной молодой дамы по имени Дора Апитч. Фрау Будвейзер потому так хорошо запомнила ее имя, что еще в Прессбурге, до своего мимолетного несчастливого брака с господином Будвейзером, состояла в близких отношениях и даже была «почти помолвлена» с неким Оттокаром Апитчем. При первой же встрече с Дорой Апитч она осведомилась, нет ли у нее родственников в Братиславе, на что получила весьма надменный отрицательный ответ…
