Бернт Энгельманн - Большой федеральный крест за заслуги. История розыска нацистских преступников и их сообщников
— Известно ли, кто занимал виллу до осени 1944 года? — осведомился Хартнел.
— До последнего времени это не было известно, — ответил Клейтон, — но, судя по последнему письму из Мюнхена, произведенные розыски дали кое-какие результаты.
— Если они все же напали на след картины, — заметил Дональд Хартнел, — то что же тогда представляется нашим немецким коллегам столь важным и трудным, почему они не хотят все решать самостоятельно?
На это Клейтон не смог ответить. Более того, он вдруг заспешил, припомнив, что у него на сегодня назначено еще одно важное деловое свидание, и напутствовал своего племянника следующей тирадой:
— Счастливого полета, мой мальчик!.. Желаю тебе большого успеха. Моя секретарша позаботится о билете для тебя, даст телеграмму в Мюнхен о твоем приезде, закажет номер в отеле и сделает все, что еще потребуется. Мы с тобой уже до твоего отъезда не увидимся, так как завтра я с утра поеду не в контору, а к миссис Корнелии Тандлер в Лонг-Айленд — ей вздумалось снова изменить свое завещание и предоставить все права наследования исключительно лишь ее Институту по борьбе с социализмом. Ах да, вот еще о чем я забыл тебе сказать, Дон: мы работаем с этим делом Зелигмана на условиях, что в случае успеха гонорар составит двадцать процентов суммы, которую мы за вычетом всех расходов сумеем отстоять для нашего клиента. Если нам удастся помочь ему получить свое наследство — а с набежавшими за это время процентами и начислениями на проценты оно составит сейчас почти шесть миллионов долларов, — то мы сможем претендовать на гонорар в сумме 1,2 миллиона долларов. Тебе незачем поэтому экономить на представительских расходах или каких-либо затратах, обещающих успех, мой мальчик. Ты можешь, если это покажется тебе полезным, расходовать крупные суммы в вознаграждение за услуги и помощь. И можешь быть также заранее уверен в искренней благодарности всех партнеров нашей фирмы, прежде всего, конечно, нашего клиента, если тебе удастся довести дело до благоприятного завершения. Да, и вот еще, Дон, что должно тебя, безусловно, порадовать: мы приняли решение выделить лично для тебя пять процентов той части доходов, которые получим, — как ты это находишь, мой мальчик?
Дональд Хартнел, разумеется, заверил своего дядю Бенджамена, что находит это «в самом деле чрезвычайно приличным вознаграждением» и что со своей стороны он приложит все мыслимые старания к тому, чтобы дело «Дэвид Зелигман (притязание на наследство Маркуса Левинского)» было доведено как можно скорее до успешного завершения.
Окрыленный надеждой на кругленькую сумму в шестьдесят тысяч долларов, которые могли бы составить наконец солидный фундамент в его банковском хронически иссякавшем счете, Дональд Хартнел сумел побороть усталость, охватившую его сразу же по прибытии в Мюнхен.
Когда он вошел в свой номер, было четверть одиннадцатого, но для него, всю ночь летевшего против часовой стрелки, день, собственно, еще не начинался. Пришлось сопротивляться естественному соблазну хоть немного поспать. «Сегодня пятница, — сказал он себе, — если я сейчас же не свяжусь с немецкими коллегами, то застану их, того гляди, лишь после уик-энда, то есть потеряю три полных дня».
Поэтому он принял душ, побрился, заказал себе кофе в номер и позвонил затем в контору мюнхенских адвокатов, которых, как он знал, еще вчера вечером телеграфно уведомили о его предстоящем приезде.
— Рад, что вы уже здесь, мистер Хартнел, — приветствовал его собеседник, имени которого он не расслышал, а вернее, не понял, поскольку тот изъяснялся на весьма плохом английском, да к тому же еще с сильным, по-видимому баварским, акцентом. — Надеюсь, полет был приятным и вы хорошо устроились. Мы полагали, что вы придете лишь в понедельник, пожелав использовать свой уик-энд сначала для ознакомления с нашим чудесным Мюнхеном… Но мы, разумеется, уже и сегодня полностью к вашим услугам! Мы будем ждать вас примерно в 12 часов, если это вас устраивает. Лучше всего вам ехать в такси, тогда уж вы нас определенно найдете. Наш уполномоченный по этому делу, кэптен Фретш, будет к тому времени тоже здесь и сможет вам обо всем подробно доложить. А также, конечно, и переводчица, фрейлейн доктор Трютцшлер… Ну, и само собою, вы у нас гость к обеду, дорогой господин коллега!
Положив трубку после этого телефонного разговора и поразмыслив над тем, что услышал, Дональд Хартнел пришел в некоторое замешательство.
Вовремя ли он позвонил своим коллегам? Может быть, следовало и вправду отложить этот звонок до понедельника?.. Не опасаются ли они того, что им будет испорчен уик-энд? Или у немецких адвокатов есть какие-либо другие причины не сразу подпускать его к делу?.. Впрочем, в письме они просили о «по возможности скором» приезде. Но что-то в словах немецкого коллеги показалось Хартнелу странным, заронило неясные сомнения. Возможно, что причиной тому был лишь плохой английский его собеседника, говорившего, в общем-то, весьма дружественно… К счастью, при дальнейших переговорах будет присутствовать переводчица!
Интересно, кто это «фрейлейн доктор» с совершенно невыговаривающейся фамилией?.. Врачиха? Или какая-нибудь старенькая, говорящая на шекспировском английском учительница из гимназии?
И какие впечатления ожидают его от знакомства с этим самым «кэптеном» Фретшем? Может быть, «уполномоченный» представляет собой что-то в стиле Эрика фон Штрогейма[2] и изображаемых им типов, эдакий военный с молодцеватой выправкой и надменно поблескивающим моноклем в глазу? Или он всего лишь продувной частный детектив, присвоивший сам себе звучное воинское звание?
А этот безбожно коверкающий английский язык «господин коллега», имени которого он не усвоил, — встретит его в коротких штанишках, как, вероятно, положено в Баварии, и в шапке с качающейся кисточкой из волос серны?
Когда часом позже Дональд Хартнел сидел в обставленной в стиле барокко частной конторе господина адвоката д-ра Антона Штейгльгерингера, ему оставалось только посмеяться над своими недавними опасениями. Вполне нормальный, разве только чуточку слишком элегантно одетый немецкий адвокат, которого он, к счастью, мог тоже называть «господином коллегой», что позволяло избегать мучительной скороговорки при произнесении его имени, оказался вполне приветливым, серьезным человеком лет за пятьдесят. После короткого обмена приветствиями он заявил:
— Полагаю, господин коллега, лучше всего будет, если я для начала оставлю вас с господином Фретшем и фрейлейн доктором Трютцшлер одних. Вы узнаете сразу, как в данный момент обстоят дела, а позже, примерно в половине второго, когда рестораны будут не так переполнены, мы вместе зайдем перекусить и при этом спокойно поговорим о дальнейшем — согласны?
Господин Фретш, которого затем пригласили в кабинет, был полной противоположностью тому, что Дональд Хартнел представлял себе под понятием немецкого кэптена, или капитана: маленький, неброский седоволосый человек — ему было далеко за шестьдесят, — с остреньким носом, покрасневшими веками и влажными глазами, которые придавали всему его лицу выражение какой-то глубочайшей озабоченности. Он был в старомодном темно-синем костюме, с перекинутым через руку темно-зеленым грубошерстным пальто и со старым, сильно потертым, очевидно, очень тяжелым коричневым портфелем, — все это с облегчением констатировал Хартнел.
Самой же приятной неожиданностью была, однако, переводчица — привлекательная девушка лет двадцати пяти, с умными серыми глазами и по моде причесанным белокурым хохолком. Она прекрасно говорила по-английски и уже при первом знакомстве попросила Хартнела называть ее просто Кристой, поскольку, как она заявила, ее фамилия непосильна для иностранцев. «По профессии я историк, защитила диссертацию, имею скромно оплачиваемую работу в Институте современной истории и являюсь дипломированной переводчицей», — сказала она.
Криста сразу же перешла к делу:
— Я думаю, господин Фретш, — обратилась она к кивнувшему с вежливым вниманием «уполномоченному», — мистер Хартнел, безусловно, хотел бы сразу же услышать о том, что вам удалось сделать. — И, обратившись к Хартнелу по-английски, сказала — Господин Фретш проинформирует вас сейчас о положении дел. Он придает большое значение тому, что будет говорить не просто о результатах, но и о том, как происходили розыски, с тем, чтобы вы получили полное и ясное представление о значении этого дела и особых трудностях, которые сейчас возникли.
Показалось ли это Хартнелу или действительно в ее голосе прозвучали некоторые нотки сомнения? Может быть, Криста находит, что седоволосый человечек просто набивает себе цену? Надо будет порасспросить ее на этот счет при первом же удобном случае, решил про себя Хартнел.
Но сначала он внимательно выслушал то, что хотел ему сообщить господин Фретш. «Кэптен», — о чем могло говорить это мнимое звание? — заглядывая в свою потертую записную книжку голубого цвета, докладывал больше часа, хотя Хартнел почти совсем не перебивал его своими репликами или вопросами, а Криста переводила бегло и без запинок. Когда они затем, в половине второго, отправились в расположенный неподалеку ресторан, чтобы там, как назвал это доктор Штейгльгерингер, в качестве его гостей «немного перекусить», Хартнел все еще не имел достаточного представления о положении дел. Но он все более — сначала лишь с вежливым, а затем уже и с быстрорастущим подлинным интересом — вникал в необычные методы работы Фретша.
