Майкл Доббс - Зайти с короля
— Мистер Стэмпер не уточнил, — ответил лишенный юмора секретарь, не высовывая из-за двери своих плечей и ограничиваясь одной головой.
— Катите сюда его инвалидную коляску! — скомандовал премьер-министр.
Стэмпер вошел и тут же молча направился к бару, где налил себе изрядную порцию виски.
— Похоже, у тебя плохие новости, Тим.
— Точно. Хуже были очень давно.
— Уж не откинула ли копыта еще одна думающая только о себе свинья с задних скамей?
— Хуже, Френсис, гораздо хуже. Последний опрос показал, что мы на три пункта впереди оппозиции. Но, что еще тревожнее, некоторым ты нравишься, и у тебя на десять пунктов больше, чем у Маккиллина. Твоему тщеславию теперь не будет удержу. И похоже, что твой идиотский план досрочных выборов начинает-таки срабатывать!
— Слава тебе, Господи.
— Но есть кое-что более поразительное, Френсис, — продолжал Стэмпер уже более серьезно. Он без спросу налил еще стакан и протянул его Урхарту. — Только что я перекинулся парой слов с министром внутренних дел. Кое-какие общие правила высокой политики. Похоже, что этого засранца Марплса поймали-таки наконец со спущенными штанишками прошлой ночью на набережной в Патни.
— Это в январе-то? — с недоверием спросил Урхарт.
— С поличным. Он был с четырнадцатилетним сопляком. Видимо, решил ударить по младенцам.
Стэмпер удобно расположился за рабочим столом Урхарта, положив ноги на записную книжку премьера. Он нарочно дразнит его и испытывает свою судьбу, подумал Урхарт. Должно быть, его новость действительно того стоит.
— Однако ему повезло. Полиция пригрозила предъявить ему обвинение, он раскололся и выложил им все в надежде, что с ним обойдутся мягко. Назвал кучу имен и адресов, пересказал гору сплетен и намекнул, где им искать, если они хотят накрыть организованную проституцию.
— Кастрировать таких мало…
— И среди прочих имен выплыло одно очень интересное. Дэвид Майкрофт.
Урхарт отпил большой глоток из стакана.
— И вот ни с того ни с сего наши орлы в голубых мундирах заделались паиньками и просят неформального совета. Если Марплс пойдет под суд, он потянет за собой Майкрофта, и вот тут-то бездна и разверзнется. Министру внутренних дел кивнули и намекнули, что судебное преследование досточтимого депутата палаты общин от Дагенхема не в интересах общества. Так что от довыборов мы избавлены.
Урхарт опустил ноги с дивана.
— А что у них на Майкрофта?
— Не густо. Просто его имя и тот факт, что Марплс встретил его в канун Нового года в каком-то клубе гомосексуалистов. Кто знает, куда может привести эта ниточка? Они даже не допросили его.
— Возможно, им стоило это сделать.
— Они не могли этого сделать, Френсис. Если бы они принялись за Майкрофта, им пришлось бы заняться и Марплсом, а потом и всеми нами. Если объявить посещение клуба гомосексуалистов преступлением, придется пересажать половину палаты лордов.
— Послушай меня, Тим. Они могут жарить Марплса хоть на ржавом шампуре, мне на это плевать. Но ему не должно быть предъявлено обвинение в течение нескольких недель, по меньшей мере, до выборов, после которых это дело не будет стоить и ломаного гроша. Однако, если они смогут надавить на Майкрофта сейчас, это будет для нас очень полезной страховкой. Как ты не понимаешь? На доске фигуры. Сегодня ты берешь слабую фигуру, чтобы потом, когда это уже не будет играть роли, отдать сильную. Кажется, это называется жертвой ферзя.
— Думаю, мне надо выпить еще. Задачки вроде этой, да еще так близко к королю… Если все это выплывет наружу…
— Давно Майкрофт служит у короля?
— Они знакомы еще с тех пор, когда оба были прыщавыми юнцами. Один из самых старых его помощников. И самых близких друзей.
— Звучит убийственно серьезно. Быль бы ужасно, если бы король знал об этом.
— И покрывал его, несмотря на ответственность работы, которую тот делает. Ему известна, наверное, половина государственных секретов.
— Но еще хуже, если Его Величество ничего не знает. Тридцать лет его дурил, обманывал, водил за нос один из его самых близких друзей, человек, которому он доверился полностью.
— Беспринципный человек или глупец. Монарх, который не может исполнять свои обязанности или который не хочет. И что пресса сделает из всего этого, если узнает?
— Жуткая новость, Тим, просто жуткая.
— Хуже я отродясь не слышал.
Наступило долгое молчание. А потом секретарь премьер-министра услышал из-за двери кабинета своего босса долгий, почти нескончаемый взрыв гомерического хохота.
— Черт их побери! Черт их всех побери, Дэвид! Как можно быть такими кретинами? — Король швырял в воздух одну газету за другой, а Майкрофт наблюдал, как они, попорхав, ложились на пол. — Я не хотел увеличения расходов на мое содержание, а теперь меня упрекают в жадности. И как могло случиться, что всего через несколько дней после того, как премьер-министру стало известно о моем желании, чтобы королевская семья платила полный налог со всех своих доходов, это подается как идея премьер-министра?
— Анонимное сообщение канцелярии премьер-министра… — еле слышно пробормотал Майкрофт.
— Ну, разумеется! — рявкнул король, словно на непонятливого ученика. — Они даже высказывают предположение, что я согласился на введение этого налога под давлением, что к этому меня вынудила враждебная реакция прессы. Нет, этот Урхарт — просто чудовище! Он не может не переиначить все в свою пользу. Даже если он случайно наткнется на правду, то встанет и пойдет дальше как ни в чем не бывало. Это абсурд!
Номер «Таймс» отлетел в самый дальний конец комнаты и лег там маленьким сугробиком.
— Хоть один из них поинтересовался фактами?
Майкрофт неловко кашлянул.
— «Телеграф». Их статья написана честно.
Король выхватил эту газету из кучи и просмотрел ее страницы.
— Урхарт пытается унизить меня, Дэвид. Порезать на кусочки, даже не давая мне шанса объясниться.
Сегодняшней ночью ему приснился сон: со страниц всех газет на него смотрели широко открытые в ожидании глаза чумазого мальчишки с крошками на подбородке. Этот сон напугал его.
— Я не позволю им тащить меня, как ягненка на заклание, Дэвид. Не могу допустить этого: я должен найти способ изложить свою точку зрения, сказать то, что я думаю, без того, чтобы Урхарт мешал мне. Я дам интервью.
— Но короли не дают интервью газетам, — слабо запротестовал Майкрофт.
— Да, прежде не давали. Но сейчас век новой, открытой монархии. Я дам это интервью, Дэвид. «Телеграфу», я думаю. Эксклюзивное.
Майкрофт хотел возразить, что интервью — неудачная идея, а эксклюзивное интервью — неудачная вдвойне, потому что остальные газеты чувствуют себя обойденными и обрушиваются на счастливчика. Но сил спорить у него не было. Весь этот день он не мог сосредоточиться. Весь день с самого раннего утра, когда в его дверь постучали и на пороге он увидел окружного следователя и инспектора отдела полиции по борьбе с проституцией и игорным бизнесом.
Январь. Четвертая неделя
Свою машину Лэндлесс повел сам, сказав подчиненным, что некоторое время он будет вне досягаемости. Его секретарша ненавидела тайны и все эти отлучки объясняла по-своему: опять шеф намылился с какой-нибудь молоденькой девахой, у которой круглая попка и не такой круглый счет в банке. Она хорошо знала его. Лет пятнадцать назад, когда в природе не было еще таких вещей, как замужество, положение и морщинки и она была молоденькой, то сама не прочь была покрутить перед ним хвостом. Ее понимание мужской природы помогло ей стать отличным помощником с умопомрачительным окладом, но не избавило от ревности. А сегодня он ничего не сказал никому, даже ей. Он хотел, чтобы до возвращения о его поездке не знал никто в целом мире.
Столик дежурного был крошечным, сама приемная — скучной. На стенах висело несколько посредственных полотен начала викторианской эпохи: лошади и сцены охоты в духе Стаббса и Бена Маршалла. Одно из них могло быть подлинником Джона Херринга, но Лэндлесс в этом не был уверен, хотя в последнее время он набил руку на таких вещах, купив немало подлинников. Почти сразу же к нему подошел молодой лакей в длинной ливрее с фалдами, в парике и чулках, и пригласил в небольшой, но сверкавший чистотой лифт, отделанный панелями красного дерева, блеск которых соперничал с блеском обуви служащих дворца. Лэндлесс пожалел, что его мать уже не сможет увидеть всего этого: ей бы здесь понравилось. Она родилась в день смерти королевы Александры и всегда верила, что это как-то сказалось на ее судьбе. Она постоянно намекала на таинственную «особую связь» и позже стала посещать спиритические сеансы. Незадолго до того, как его дорогая мамочка сама отбыла в мир иной, она три часа провела в толпе, жаждавшей увидеть принцессу Диану в день ее свадьбы. Ей удалось увидеть только заднюю часть кареты, да и то в течение считанных секунд, но она размахивала своим флажком, кричала приветствия и плакала, а домой вернулась с чувством выполненного долга. Для нее все это было предметом патриотической гордости, чем-то вроде сувенирной банки печенья. Попади она сейчас сюда, она просто уписалась бы.
