Кирилл Казанцев - Кремлевские войны
Несколько дней Николай провел в раздумьях. Затем решение было принято, город, в котором он найдет убежище, выбран. Василию он ничего говорить не стал. А вот бросить Веру, не попрощавшись с ней, не мог. Дождался очередного свидания и объявил, что уезжает. Только и здесь проявил осторожность: сказал, что поедет в соседнюю Украину – мол, там его российская полиция не достанет.
Вера, выслушав его, вздохнула, покачала головой.
– Я это знала, – тихо произнесла она. – Давно знала. Ты не думай: я тебя удерживать не буду. Решение ты принял верное, долго у нас тебе нельзя оставаться. И обещаний с тебя никаких брать не стану. Если выйдешь из этих передряг, будет у тебя все нормально – дай знать. Я к тебе тогда приеду. Пусть на время, но приеду. Если, наоборот, случится худшее – тоже дай знать. Я и тогда приеду. Тогда, наверно, даже нужнее буду.
– Хорошо, я дам знать, – пообещал Николай.
Проводив Веру, быстро собрался и покинул свою «конспиративную квартиру». На соседней улице взял такси, договорился с водителем отвезти его в Октябрьский – на самой границе с Украиной. У водителя должно было сложиться впечатление, что пассажир хочет податься на ту сторону, но скрывает это. Если сыщики его найдут и будут расспрашивать, он эту версию и озвучит. На самом деле, дождавшись, пока такси уедет, Николов вышел на трассу и начал голосовать. Спустя двадцать минут его подсадил водитель грузовика, идущего в Курск.
Так, пересаживаясь с попуток на такси, а с них на электрички и снова на такси, создатель финансовых пирамид добрался сначала до Курска, затем до Липецка. Здесь взял такси до Новомосковска – у тех, кто будет идти по его следу, должно создаться впечатление, что беглец намеревается добраться до Москвы. На самом деле в Новомосковске он повернул на восток. Минуя Тамбов, добрался до Саратовской области и на третий день, уставший от бесконечных пересадок, вылез из попутной машины на окраине Саратова.
Здесь у него никого не было, его никто не знал. Это вполне устраивало создателя «НННН». Купив в ближайшем киоске газету с объявлениями, он отыскал телефон-автомат и начал звонить по найденным в газете адресам. Уже четвертый звонок дал нужный результат. Владелец однокомнатной квартиры – не в центре, но и не совсем на окраине – паспортом постояльца вовсе не интересовался, его занятиями тоже. Волновало его только одно – деньги, причем вперед. Николов обещал заплатить сразу за два месяца, и они договорились.
Спустя час Николай Николов, отсчитав хозяину квартиры четырнадцать тысяч рублей – для провинции неплохие деньги, а для Москвы – пыль, труха, – остался один в квартире, расположенной за железнодорожным вокзалом. У него едва хватило сил закрыть дверь, принять душ и кое-как разложить диван. Он даже простыни стелить не стал – повалился и сразу уснул. За окном стучали поезда, время от времени раздавались гудки локомотивов, но человеку, на которого была устроена облава по всей стране, это не мешало.
Глава 20 Каждому свое
Александр Салтанов был не вполне удовлетворен результатами встречи с Первым лицом по поводу «тарасовского скандала». Он ожидал от Президента более радикальных решений. Это касалось и заговорщиков, группировавшихся вокруг Безбородова, и министра Белозерского, и в первую очередь – вице-премьера Тарасова. По планам главы кремлевской администрации, всех их следовало отправить в отставку.
Что касается безбородовской группы, то такое решение было бы оправдано тем, что в ней собрались люди старого склада, неспособные к новому, продуктивному мышлению. (Салтанов пользовался именно таким определением – «продуктивный», вместо старого и привычного «прогрессивный», которое считал бессмысленным.) Такое мышление членов кружка проявлялось не в том, что они стремились к восстановлению имперского величия страны, которую по старинке мыслили как СССР, – Александр Салтанов и сам хотел бы вернуть это величие. Старое мышление проявлялось в том, что заговорщики Безбородова, да и он сам, мыслили устаревшими категориями: «друзья», «враги», «агенты», «шпионы», «мошенники» и так далее. Между тем, как считал глава кремлевской администрации, в современном мире у страны нет и быть не может никаких врагов, а есть страны, чьи интересы идут вразрез с интересами российскими. Как сказал кто-то из английских государственных деятелей: «У Англии нет постоянных врагов, есть лишь постоянные интересы». Очень умно сказано. И уж тем более не может быть у страны никаких друзей. Сегодня кто-то тебе друг, а завтра в глотку вцепится.
Ну и словечко «мошенники» – куда оно годится? Каждый человек стремится к успеху, и в этом стремлении он рискует и порой нарушает закон. А что тут такого? Кто не рискует, тот не пьет шампанского. Такой человек обречен до конца жизни влачить оглобли, в которые его впрягли еще в юности. В душе глава администрации вовсе не осуждал Николая Николова. Наоборот: считал его умным, энергичным человеком. Немного бесшабашным, авантюрного склада, но дельным. Сейчас, правда, так сложилось, что государственные интересы (а значит, и интересы самого Александра Салтанова, в известной степени олицетворявшего российское государство) требовали поймать этого энергичного финансиста и на длительный срок отправить его в места лишения свободы. Но тут уж ничего не попишешь – каждому свое.
Нет, вот эти, кто заседал у Безбородова, – они гораздо хуже. Люди, неспособные воспринять ничто новое. Небось никто из них и компьютером толком пользоваться не научился. Сам Безбородов (это глава администрации точно знал) не научился. От таких людей следовало решительно избавляться. Назначать на их место молодых, энергичных, зубастых. Такая молодежь есть, Салтанов ее знает – ездил в лагерь на Селигере, ходил на встречи со студентами, на разного рода семинары. Не зря же он занимается формированием кадрового резерва администрации.
Министра Николая Демьяновича Белозерского следовало отправить в отставку по прямо противоположным соображениям: не за старое, а за слишком новое мышление. За не допустимую на его должности независимость. Министр внутренних дел, конечно, мог принять приглашение вице-премьера Тарасова и поехать на совещание в Заветное. И мог, выслушав соображения о пользе создания секретного фонда и прекращении уголовного преследования финансиста Николова, с ними согласиться. Но предпринимать какие-то действия по выполнению тарасовских замыслов, конечно, не мог. Самостоятельных действий совершать не мог – вот в чем вопрос. Сначала доложи начальству, а потом делай. На таком посту, как у Белозерского, можно действовать только так. И наказывать за нарушение этого правила следует не поучительной беседой с глазу на глаз, даже не выговором, а отставкой. Именно это и хотел предложить Первому лицу глава администрации. Но вовремя уловил настроение хозяина, и предложение такое не высказал. Если Сам решил ограничиться беседой – значит, так тому и быть. Но в душе Салтанов был с таким решением не согласен.
Он, если признаться, со многим в политике своего шефа не соглашался. Только помалкивал. По мнению Салтанова, Сам был склонен на многое в действиях своих подчиненных закрывать глаза, всякого рода безобразия замазывать – ну как замазывают косметическим кремом язвы. Первое лицо действовало по правилу: «Живи хорошо сам и давай жить другим». Не зря оппозиция сравнивала его с Леонидом Ильичем Брежневым – тот проводил точно такую же политику.
Салтанов, будь он на месте Первого лица, действовал бы иначе. Он бы не стал смягчать, проводить беседы. Провинился – пошел вон. На твое место мы всегда найдем нового. Нет, сажать провинившихся, давать им запредельные сроки он бы не стал. Он не хотел походить на легендарного генералиссимуса, который был образцом для Безбородова. Нет, он стал бы кем-то новым – современным менеджером, вставшим у руля государства. И когда-нибудь… Салтанов никогда не говорил на эту тему – ни с кем, даже с женой. Но в душе, в самой глубине, он лелеял мечту: когда-нибудь заменить Верховного у руля государства. Вот тогда и настанет время проводить правильную политику.
Проведение ее было, конечно, несовместимо с сохранением на прежнем посту такого человека, как Алексей Константинович Тарасов. Вот уж кто точно должен был бы поплатиться своей должностью за нынешний скандал, испортивший престиж действующей власти. Использовать деньги Николова – мысль хорошая. Но зачем вступать с таким человеком в переговоры, более того – заключать с ним соглашение, пускай и устное? Надо было действовать иначе, хитрее. Использовать Николова, ничего ему не обещая и ничего ему в итоге не дав. Вот так надо было поступить. А Тарасов со своей чрезмерной правильностью, склонностью к договорам все испортил. Как сказал кто-то, «это не преступление, это ошибка». Очень верная мысль! Преступление еще можно простить, и так часто бывает в политике – если от преступления есть большая польза, его объявляют геройским поступком. А вот ошибку простить нельзя – от нее только вред и больше ничего.
