Кирилл Казанцев - Кремлевские войны
– Что Чубушный, ждет? – спросил он секретаря.
– Да, Семен Семеныч в приемной, – ответили ему.
– Зови, – распорядился Белозерский.
И пока подчиненный не показался в дверях, генерал порылся в сейфе, нашел пару нужных папок и выложил их на стол – чтобы во время разговора были под рукой.
Послышался стук в дверь, и Семен Семенович Чубушный вошел в кабинет министра.
– Вызывали, Николай Демьянович? – спросил он.
– Да, Семен Семеныч, хотел побеседовать кое о каких делах, – отвечал Белозерский. – Присаживайся.
Чубушный сел, выложил на стол кожаную папку – как видно, с наиболее важными делами, которые в данный момент находились в его ведении.
– Ну, как ситуация? Как идет работа? – спросил министр, и его заместитель тотчас раскрыл принесенную папку и начал докладывать:
– Дело о нападении на инкассаторов успешно продвигается. Есть двое задержанных, один из них, предположительно, был тем, кто убил водителя. Остальных ищем. Еще есть дело о растрате в Ульяновской области, там…
И он обстоятельно, детально рассказал о шести наиболее резонансных делах, которые сейчас находились в разработке Следственного управления МВД. Чубушный был готов продолжать – в его папке имелось еще десяток дел помельче, – но министр его остановил.
– Ты лучше, Семен Семеныч, расскажи, что у нас с делом Николова и его фирмы «НННН», – предложил он. – Как идут дела с розыском? Скоро поймаем мошенника?
Заместитель ответил не сразу. Он откашлялся, от чего его полное лицо покраснело, перебрал еще раз листки в своей папке, словно желая найти там дело Николова. Однако это было чисто рефлекторное движение – Чубушный отлично знал, что такого дела в его папке нет. Знал он также, что вопрос этот задан не случайно, как не был случайным и этот внезапный вызов в кабинет министра. Он еще тогда, лишь услышав голос секретаря Белозерского, заподозрил неладное. И вот теперь надо было что-то отвечать.
– Николова активно ищут, Николай Демьянович, – ответил заместитель министра. – К розыску подключены лучшие оперативники, создана специальная группа. В настоящее время мы установили, что в последние месяцы он скрывался у своей сожительницы в Белгороде. Но неделю назад неожиданно выехал оттуда в неизвестном направлении. Сейчас мы проверяем всех его прежних помощников – наверняка он остановился у кого-то из них…
– Значит, ищете… – произнес Белозерский. Встав из-за стола, он начал прохаживаться по кабинету. Минута прошла в молчании. Затем министр снова заговорил.
– А скажи, Семен Семенович, – сказал он, – кто тебе отдал приказ организовать розыск Николова и бросить на это дело лучших оперативников? И кто вообще распорядился объявить этого Николова в розыск?
Это был плохой вопрос, очень плохой. Однако на него надо было как-то отвечать. Чубушный еще раз откашлялся, глубоко вздохнул и сказал:
– Никто не приказывал, товарищ генерал. Я сам отдал такое распоряжение.
– Отчего же? – спросил Белозерский. – Создание специальной оперативной группы – вопрос важный, у нас такие вопросы всегда решаются с моим участием – разве не так?
– Да, так, товарищ генерал, – отвечал Чубушный, упорно глядя в свою папку. – Однако ввиду важности… ввиду срочности дела я отдал такое распоряжение. Ведь мошенник гуляет на свободе, товарищ генерал!
– Мошенник на свободе… – задумчиво повторил Белозерский слова своего заместителя. – А разве я не говорил тебе, Семен Семеныч, чтобы ты приостановил дело Николова? Что сейчас преждевременно издавать приказ о его розыске?
– Да, товарищ генерал, говорили, – ответил Чубушный.
Министр подождал, не добавит ли его заместитель еще чего-то – каких-то слов объяснения, оправдания, – но тот молчал.
– Почему же ты нарушил мое прямое указание? – спросил тогда генерал, остановившись прямо напротив Чубушного и глядя на него в упор. И тот оторвал наконец свои глаза от папки и, смело взглянув в лицо начальника, ответил:
– Потому что этого требовал мой служебный долг! Присяга требовала! Потому что преступление этого Николова было совершенно очевидным! Потому что мошенник должен сидеть в тюрьме!
– Золотые слова! – воскликнул министр, всплеснув руками. – Прямо хоть в рамку вставляй и на стенку вешай! И почему я диктофон не включил – такие замечательные слова для потомков сохранить? Хорошо сказано, хорошо… Только вот скажи мне, Семен Семеныч…
Тут Белозерский оперся о стол, наклонившись прямо к лицу своего заместителя.
– Скажи мне, дорогой друг, – повторил он, – почему это ты никогда раньше таким принципиальным не был? Почему только сейчас проснулся? Вот когда я тебе давал указание открыть дело против этого сетевика, Чечуйкина, хотя оснований для этого не было, ты ведь не возражал? И когда велел прекратить дело против того заместителя губернатора из Кировской области – ты тоже ничего не сказал. Откуда же сейчас такая стойкость?
Белозерский сделал паузу, но его собеседник ничего не ответил.
– А не потому ли ты, дорогой друг Семен Семеныч, стал таким принципиальным, – продолжил министр, – что тебе это настойчиво рекомендовали в одном кружке? И для тебя указания из этого кружка важнее, чем прямые приказы начальства?
На этот вопрос Чубушный наконец отозвался.
– Да, Игорь Юрьевич тоже считал, что дело против мошенника прекращать нельзя, – заявил он. – И генерал Шаповалов, заслуженный чекист, того же мнения. Но это в данном случае не самое главное. Я бы и без их поддержки принял то же самое решение. Потому что мы должны служить закону, а не интересам какой-то группы. Хотя бы и очень влиятельной. И упрекнуть мне себя не в чем. Никаких нарушений я не совершил.
И он продолжал все так же твердо смотреть в глаза своему начальнику. Однако этот твердый взгляд и резкий тон заместителя нисколько не смутили министра. Он широко улыбнулся, словно услышал удачную шутку, и, вернувшись на свое место, раскрыл одну из лежавших перед ним папок.
– Еще одни золотые слова, – заметил он. – Словно сериал какой смотрю, честное слово! Честный подчиненный не уступает своему продажному начальнику. Только всегда ли ты был таким честным? А, Семен? Ты ничего такого не припоминаешь?
– Я не знаю, о чем вы говорите, – с достоинством отвечал Чубушный.
– Наверно, память подвела, – сокрушенно покачал головой Белозерский. – Ну ничего, я тебе помогу ее освежить. Ты случайно не помнишь, куда у нас делись деньги, выделенные на видеокамеры? Это ведь были полтора миллиарда только для Москвы! А еще были средства для регионов… И сколько камер мы на эти деньги установили? И где можно посмотреть, как они работают?
Чубушный молчал. Только лицо у него еще сильнее налилось кровью.
– Я этому делу хода тогда не дал, – продолжал Белозерский. – Как я понял, тебе лично из этих миллиардов досталось не так много – больше в другие структуры ушло. Ну ладно, подумал я тогда, с кем не бывает. Но ведь еще не поздно это дело поднять. Как ты считаешь? Те люди, которым больше всего досталось, – они теперь высоких постов не занимают. Так что можно делу и ход дать. А? Молчишь? А я тебе еще один эпизод напомню – насчет земельного участка на Истринском водохранилище. Заповедная зона, строительство категорически запрещено… И что у нас там теперь стоит? Красивое, надо сказать, здание. Хочешь поглядеть?
И Белозерский показал своему заместителю цветной снимок коттеджа. Однако Семен Чубушный не выразил ни малейшего желания ближе познакомиться с чудом загородной архитектуры; он вновь упорно смотрел в стол.
– А полеты на Алтай, в заповедник, якобы на инспекцию? – Белозерский открыл очередную папку. – А письмо в Сбербанк с просьбой о выделении кредита в 85 миллионов твоему сыну Чубушному Аркадию Семеновичу? Кредит, кстати сказать, до сих пор не возвращен… Мне продолжать?
– Не надо… – прохрипел заместитель министра. – Чего ты хочешь?
– Вот это правильный вопрос, – отвечал на это Белозерский. Наклонившись через стол к своему заместителю, он тихо и раздельно произнес:
– Я не хочу работать с человеком, который получает приказы со стороны. Который в любой момент может меня предать. И при этом еще корчит из себя стойкого борца. Это вот твой следователь Ермолаев может говорить, что надо служить закону и что вор должен сидеть в тюрьме. Он может так говорить, потому что у него к рукам ничего не прилипло! А тебя кругом всего облепило! В общем, выбирай: или с почетом в отставку – ну, скажем, из-за тяжелой болезни, – или куда-нибудь в Нарьян-Мар на полковничью должность. Без объяснения причин.
Несколько минут заместитель министра молчал. Затем все так же хрипло произнес:
– На полковничью должность не пойду. Лучше в отставку. Только чур – без огласки.
– Я же сказал – по причине тяжелой болезни, – отвечал Белозерский. – А я свое слово держу. Если только ты будешь молчать, а не разыгрывать пострадавшего от борьбы с коррупцией.
