Росс Томас - Прилипалы
Похохатывая, Делла вернулся к газетам. Потом он найдет, как еще приложить Каббина. Причем побольнее. А для начала сойдет и это.
Микки Делла включился в очередную предвыборную кампанию.
В аэропорту Балтимора Трумен Гофф остановил «олдсмобил торонадо» у входа в здание и повернулся к жене.
— Я вернусь через неделю.
— Хорошенько отдохни.
— Постараюсь. Деньги тебе нужны?
— Нет, хватит того, что ты оставил.
— Тогда я пошел.
— Поцелуй папочку, дорогая, — жена Гоффа посмотрела на дочь, сидевшую на заднем сиденье.
Девочка наклонилась вперед и чмокнула Гоффа в щеку.
— Мне тебя встретить?
Гофф покачал головой.
— Нет, доберусь на автобусе.
— Тогда, счастливого пути, дорогой. И хорошего отдыха в Майами.
Она наклонилась к мужу и тоже поцеловала его в щеку.
— Счастливо оставаться, — он вылез из машины. — До свидания.
— До свидания, — хором ответили жена и дочь.
Гофф вошел в здание аэропорта, зарегистрировал билет и сумку на рейс в Чикаго. До начала посадки в самолет оставалось тридцать минут, так что он подошел к книжному киоску. Долго разглядывал книги в мягкой обложке, пока не остановил свой выбор на вестерне Луи Ламура. Пробежал три первые страницы и две последние, но так и не вспомнил, читал он эту книгу или нет. Какая, впрочем, разница, сказал он себе, дал продавщице доллар, получил сдачу. Читать тот же вестерн второй раз даже интереснее, чем в первый.
В Вашингтоне, на Шестнадцатой улице, примерно в миле от квартиры Микки Деллы, Койн Кенсингтон наливал кофе своему гостю в номере отеля, окна которого выходили на Белый дом. Сидел Кенсингтон на диване, подушки которого прогнулись под его массой. На столике перед ним, помимо кофейника, кувшинчика молока, чашек и сахарницы, стояло большое блюдо с разрезанными пополам консервированными персиками. Разлив кофе, Кенсингтон взялся за бутылку с шоколадным сиропом и обильно полил им персики.
— Я, знаете ли, сладкоежка, — признался он своему гостю, в голосе его слышались извиняющиеся нотки.
— Похоже на то, — не стал спорить гость.
Кенсингтон отправил в рот половину персика в шоколадном сиропе. Довольно улыбнулся.
— Некоторые едят десерт только после обеда, а я и после завтрака.
— У каждого свои привычки.
— Должен отметить, вы очень напоминаете мне вашего отца.
— Благодарю, — чуть склонил голову Ричард Гаммедж Третий, президент «Гаммедж интернейшнл».
— Он тоже старался держаться подальше от политики.
— Это точно.
— Наши пути как-то пересеклись, в конце тридцатых годов.
— Да, отец говорил мне об этом.
— Догадываюсь, он не очень лестно отозвался обо мне.
— Вы правы.
— Но теперь это все в прошлом.
— Да.
— И перед нами совсем другое дело.
Гаммедж посмотрел на толстого старика и кивнул. «Твой дорогой усопший папочка советовал тебе обходить стороной этого ужасного старика, Ричард Третий (так он все чаще называл тебя, видя в этом тонкую иронию, а ирония нынче ценилась на вес золота). Папочка предупреждал, что этот старик умен и очень опасен. Так, наверное, оно и есть, раз он приложил дорогого, далеко не глупого папочку».
— Речь, вероятно, пойдет о деньгах, — заметил Гаммедж.
— Почему вы так решили?
— Потому что вы улыбнулись, мистер Кенсингтон.
— Это, знаете ли, интересное наблюдение, потому что многие люди полагают, что деньги улыбок не терпят.
— И все-таки деньги скорее радуют, чем печалят.
— Знаете ли, я изучаю их всю жизнь.
— Знаю.
— Что такое деньги, мистер Гаммедж?
— Практически?
— Философски.
— Власть? Чувство безопасности? Алчность? Жадность? Война? Предательство?
— Вы на правильном пути, только свернули в сторону отрицательных эмоций.
— Извините.
— Деньги, мистер Гаммедж, это любовь.
— Однако.
— Подумайте об этом.
— Обязательно подумаю.
— Деньги — это любовь. Люди, которые говорят обратное, просто не имеют их в достатке. Но поставьте их перед выбором между принципами и долларом, девяносто девять процентов выберут доллар. Оставшийся один процент — просто дураки.
— Как я понимаю, мы подходим к сути нашего разговора.
— Да, я подумал, что мы можем обсудить сегодня наши дела, раз уж вы все равно прилетели в Вашингтон.
— Мне нужно немного времени, — Гаммедж пожал плечами. — Но никаких трудностей я не ожидаю. Четыреста тысяч будут у меня ко вторнику, остальное — к концу недели.
— Это хорошо, потому что там, — Кенсингтон махнул рукой в сторону Белого дома, — начинают дергаться.
— Мистер Кенсингтон, меня абсолютно не интересует, дергаются они там или нет. Я знаю человека, который сейчас занимает Белый дом. К сожалению, я знаком с ним много лет и всегда находил его одиозной личностью: вульгарным в мыслях, ненадежным в делах, не умеющим вести себя в обществе и абсолютно безвкусным в одежде. Господи, чего только стоят его костюмы!
— Я тоже не голосовал за него, — кивнул Кенсингтон.
— Я согласился координировать сбор денег для Каббина лишь потому, что он представляет собой куда меньшую угрозу для моей компании, чем этот Хэнкс. И, откровенно говоря, с Каббином куда приятнее общаться, разумеется, когда он трезв. К сожалению, сейчас он слишком много пьет.
«Господи, ну и зануда же ты, Ричард Третий», — подумал Гаммедж.
— Как я и говорил, деньги — это любовь, и потребуется много любви, чтобы добиться его переизбрания. А также кое-что еще.
— Не понял.
— Если вы хотите видеть Каббина президентом, вы можете помочь ему и в другом, в немалой степени порадовав его.
— Чем же?
— Я думаю, вы должны организовать комитет.
— Какой комитет?
Кенсингтон улыбнулся.
— Комитет за стабильную промышленность. Задача у этого комитета будет одна: поддержка Сэмми Хэнкса в его борьбе за пост президента профсоюза.
«Он не глуп, — подумал Кенсингтон. — Ему потребовалось пять секунд, чтобы принять решение. Это время ушло у него на то, чтобы обдумать последствия. И отец его был таким же. Умным. Но не самым умным».
— Поцелуй смерти, если искать аналоги в Библии.
— Совершенно верно.
— Вы правы. Каббину это понравится.
— Так вы это сделаете?
— Разумеется.
В малом конференц-зале отеля «Луп» в Чикаго Марвин Хармс наблюдал, как в дверь один за другим входят мужчины. Семнадцать черных, четырнадцать белых. Хармс кивал каждому.
Наконец все расселись на складных стульях. Хармс подождал, пока они откашляются и перестанут шаркать ногами. Поднялся. Подошел к стоящей на подставке черной доске. Взял со столика бумажный пакет. Оглядел свою команду, давая и им возможность полюбоваться его элегантным нарядом: кремовым замшевым пиджаком, синей рубашкой из вываренной ткани, брюками в черно-белую клетку, начищенными черными туфлями. Особенно он гордился рубашкой.
— Вы знаете, кто я такой, — начал Хармс. — Но, на случай, что вы меня забыли, я раздам вам свои визитные карточки.
Держа бумажный пакет в левой руке, Хармс двинулся вдоль рядов стульев, останавливаясь перед каждым мужчиной. Всякий раз его правая рука ныряла в пакет и доставала пять сколотых стодолларовых купюр и листок бумаги с датой и надписью: «Получено 500 долларов от Марвина Хармса за оказанные услуги».
— Просто распишись, — говорил Хармс каждому.
Раздав деньги и собрав расписки, Хармс вернулся к доске.
— Эти пятьсот баксов всего лишь аванс. Вас ждут еще шесть уроков, и вам бы лучше не пропускать их, потому что учиться будем, как в школе, только посещаемость должна быть стопроцентная. Я буду вашим директором и учителем. Я также устрою вам экзамен и, если вы его выдержите, вручу диплом — еще пять изображений мистера Бенджамина Франклина, точь-в-точь таких же, какие вы только что получили. Есть вопросы?
Здоровяк-негр с заднего ряда поднял мускулистую руку.
— Деньги — это хорошо, Марв, но кого нам придется убить, чтобы получить остальное?
Некоторые даже рассмеялись.
— Вам никого не придется убивать.
— Тогда чему же мы будем учиться?
— Умению подтасовывать результаты выборов. И обучение мы начнем прямо сейчас, — с тем Марвин Хармс повернулся к черной доске.
В то воскресенье Дональд Каббин отдыхал. Спать он лег подвыпившим, но спал дольше, чем обычно, и проснулся куда в лучшем состоянии. Во всяком случае, его не мутило. До завтрака он выпил лишь две «Кровавых Мэри», а потом достаточно плотно поел.
Проглядывая «Трибюн», заметил объявление о демонстрации фильма, который пропустил в Вашингтоне, с Джеймсом Кобурном в главной роли. Актер этот Каббину нравился, и он всегда полагал, что критика его недооценивает. Показывали фильм в пять вечера, и Каббин решил устроить семейный просмотр, пригласив жену, сына, а за компанию и Фреда Мура. Фред уже видел фильм, но спорить не стал.