Луиз Пенни - Хороните своих мертвецов
Франкёр сверлил Гамаша негодующим взглядом. Старший суперинтендант был так зол, что его просто трясло.
– Дамба будет взорвана через час и сорок три минуты. У вас достаточно времени, чтобы добраться туда. Вы знаете, где вам быть и что делать. – Голос Гамаша звучал не громче, а тише прежнего.
– Прекратите мне приказывать, – прорычал Франкёр. – Вы не знаете ничего такого, что не было бы известно мне. А я не вижу никаких оснований нестись туда.
Гамаш подошел к столу и вытащил пистолет. На лице Франкёра мелькнуло испуганное выражение, но Гамаш засунул пистолет за пояс и быстро подошел к старшему суперинтенданту.
Они в упор смотрели друг на друга. Потом Гамаш заговорил мягким, убеждающим тоном:
– Послушайте, Сильвен, если мне нужно вас умолять об этом, то я готов. Мы оба слишком старые и измотанные для таких разборок. Это нужно прекратить. Вы правы, мне не по чину вам приказывать. Я прошу прощения. Прошу вас, прошу, сделайте то, что я говорю.
– Ни за что. Вы должны предоставить мне что-нибудь более веское.
– Больше у меня ничего нет.
– Но то, что вы говорите, безумие. Никому и в голову не придет взрывать дамбу таким вот способом.
– Почему?
Они в сотый раз возвращались к этому, только времени оставалось все меньше.
– Да потому, что это слишком глупо. Все равно что кидать камни в наступающую армию.
– А как Давид победил Голиафа?
– Бросьте вы, это не библейский сюжет. И времена сейчас не библейские.
– Но принципы остаются неизменными. Делай то, чего от тебя не ждут. Это сработает идеально, потому что ничего подобного мы и не предполагаем. И если вы не смотрите на это как на схватку Давида с Голиафом, то террористы именно так и понимают ситуацию.
– Да кто вы такой? Самозваный эксперт по национальной безопасности? Меня тошнит от вас и вашей самоуверенности. Да черт с вами – идите, обезвреживайте эту бомбу, если, как вы считаете, под угрозой сотни и тысячи жизней.
– Нет. Я должен вызволить Поля Морена.
– Морена? Так вы знаете, где он? Мы его искали всю ночь. – Франкёр махнул рукой в сторону офиса, где сонм полицейских пытался определить местонахождение Морена. – И теперь вы говорите мне, что знаете, где он?
Франкёра трясло от гнева. Голос его срывался на визг.
Гамаш ждал. Краем глаза он видел часы, которые неуклонно отсчитывали время.
– Городок Магог. В заброшенной фабрике. Агент Николь и инспектор Бовуар нашли его, слушая фоновые звуки.
Они его нашли, вслушиваясь в паузы между словами.
– Прошу вас, Сильвен, отправляйтесь на «Ла Гранд». Я вас умоляю. Если я ошибаюсь, то подам в отставку.
– Если мы отправимся туда и окажется, что вы ошиблись, то вы пойдете под суд.
Франкёр вышел из кабинета и из оперативного штаба. И исчез.
Гамаш поспешил к двери, кинув взгляд на часы. Оставался час сорок одна минута. И Арман Гамаш не в первый раз за этот день произнес безмолвную молитву. Не в первый и не последний.
– Могло быть и хуже, – сказал Эмиль. – Никто ведь не знает, кто готовил этот ролик. Они могли так его смонтировать, чтобы вся операция выглядела сплошной катастрофой. Но они этого не сделали. Мы здесь видим трагедию. Ужас. Но во многих отношениях поведение полицейских просто героическое. Если семьи должны увидеть, что ж…
Гамаш понимал, что Эмиль пытается утешить его, дает понять, что монтажные манипуляции могли выставить его трусом или безмозглым идиотом, подать дело так, чтобы возникло впечатление, будто операция проведена бездарно и люди погибли зря. Но нет, все вели себя мужественно. Как там сказал Эмиль?
Героически.
Гамаш медленно поднимался по лестнице, Анри шествовал следом.
Что ж, Гамаш знал кое-что, неизвестное Эмилю. Он догадывался, кто был автором видеоролика. И понимал, для чего это было сделано.
Не для того, чтобы Гамаш выглядел плохо, а для того, чтобы выглядел хорошо. Слишком хорошо. Настолько хорошо, чтобы он чувствовал то, что чувствовал теперь. Мошенник. Самозванец. Выставленный героем без всяких на то оснований. Четверо полицейских убиты, а Арман Гамаш – герой.
Тот, кто это сделал, хорошо знал его. И знал, как заставить его заплатить цену подороже.
Вызвав у него чувство стыда.
Глава двадцать пятая
Несколько часов спустя в Квебек-Сити разыгралась снежная буря, и к двум часам ночи по столице гуляли ветер и снежные вихри. Дороги были закрыты, потому что видимость упала до нуля, все заволокла белая тьма.
На втором этаже старого каменного дома на Сен-Станисла лежал в кровати Арман Гамаш, уставившись в балки потолка. Анри свернулся на полу рядом с ним, не обращая внимания на разбушевавшуюся бурю.
Гамаш тихонько поднялся и подошел к окну. Здания по другую сторону узенькой улочки были не видны, и свет уличных фонарей почти терялся в плотной массе вихрящегося снега.
Гамаш быстро оделся и спустился по лестнице, слыша за спиной, как когти Анри скребут по старым деревянным ступеням. Он надел ботинки, куртку, шапку, теплые рукавицы, обмотал шею длинным шарфом и нагнулся, чтобы погладить Анри.
– Знаешь, тебе сегодня не обязательно идти со мной.
Но Анри не знал. Дело тут было не в знании. Если шел Гамаш, то должен был идти и Анри.
И они вышли на улицу. Гамаш захлебнулся ударившим ему в лицо ветром. Потом повернулся к нему спиной, почувствовал его напор.
Может быть, это ошибка, подумал он.
Но сейчас ему была нужна, необходима буря. Что-то громкое, мощное, требующее напряжения сил. Чтобы прогнало из головы все мысли, стерло их.
Они вдвоем с трудом шли посередине пустой улицы. Сейчас не работали даже снегоуборочные машины. Расчищать снег в разгар метели – пустое занятие.
Ощущение было такое, будто весь город принадлежит им, будто объявили приказ об эвакуации, а они с Анри проспали его. Кроме них, никого не было.
Они прошли по Сент-Урсюль мимо монастыря, где умер генерал Монкальм. Дошли до рю Сен-Луи, потом под арку. За пределами Старого города буря бушевала еще сильнее, если только такое было возможно. Здесь его не ограничивали никакие стены, а потому ветер набирал силы и снéга, набрасывался на деревья и припаркованные машины, здания, закидывал снегом все, что попадалось ему на пути. Включая и старшего инспектора.
Но ему было все равно. Он чувствовал, как жесткие снежинки ударяются о его куртку, шапку, бьют по лицу. Как барабанят по нему. Почти оглушают.
– Я люблю снежные бури, – сказал Морен. – Сидеть на застекленном крылечке летом в грозу тоже здорово. Но больше всего я люблю метель, если только не нужно сидеть за рулем. Если все дома и в безопасности – я не против метели.
– И ты выходишь в метель из дома? – спросил Гамаш.
– Всегда выхожу. Даже если только чтобы постоять. Мне нравится. Не знаю почему, может быть, мне нравится стихия. Потом я возвращаюсь в дом и пью горячий шоколад у камина. Ничего лучше не бывает.
Вобрав голову в плечи и глядя себе под ноги, Гамаш пробирался вперед, преодолевая заносы высотой в фут. Анри перепрыгивал через сугробы, попадая в следы Гамаша.
Продвигались они медленно, но наконец добрались до парка. Гамаш на мгновение приподнял голову, и его ослепил снег, но он прищурился и смог разглядеть призрачные очертания деревьев, сопротивляющихся ветру.
Поля Авраама.
Гамаш оглянулся: его следы почти сразу же заметал снег. Он еще не потерялся, но знал, что, если зайдет слишком далеко, это непременно случится.
Внезапно Анри прекратил свои танцы и остановился, потом начал рычать и красться следом за Гамашем.
Верный признак, что никого рядом нет.
– Идем-идем, – сказал Гамаш.
Он повернулся и чуть не столкнулся с каким-то человеком. Высоким человеком в темной куртке с капюшоном, тоже залепленной снегом. Он спокойно стоял в нескольких футах от старшего инспектора.
– Старший инспектор Гамаш, – произнес человек по-английски отчетливым голосом.
– Да.
– Никак не предполагал увидеть вас здесь.
– И я тоже не предполагал вас увидеть, – ответил Гамаш, с трудом перекрикивая завывание ветра.
– Вы меня искали? – спросил человек.
