Димитр Пеев - Седьмая чаша (сборник)
— Кто угодно мог сорвать замок.
— Да, но первый раз открывали ключами.
— Нет, не знаю, ничего не пойму.
— Ну, тогда я дам вам один ценный, я бы сказал, жизненно важный совет. Важный для вас.
— Я весь внимание.
— Слушайте. Сейчас вы ничего не знаете, ничего не понимаете. И даже если что узнаете, настоятельно советую никому не говорить о нашем свидании. Иначе последствия могут оказаться, как говорят, роковыми.
— Почему?
— Потому что мне не хочется снова ехать на вашу двухэтажную дачу.
— Опять говорите загадками?
— Поразмышляйте — и вы их легко разгадаете.
«И все-таки он кого-то подозревает», — подумал Бурский, когда за Бангеевым закрылась дверь.
Миссия Шатева была достаточно неприятной. Но капитан твердо придерживался правила: лучший способ справиться с неприятной работой — безотлагательно ею заняться. Поэтому он, поспешив на окраину столицы, до тех пор мерил ее широкими своими шагами, покуда не нашел дом Насуфова. Это было одноэтажное каменное здание на улице, обозначенной номером, поскольку городские власти еще не подыскали ей подходящего названия. Двор был обширный, в конце его под жестяным навесом стоял светло-синий «москвич» с номером АВС-9981. Та самая машина, что появлялась в Старой Церкви! И как это Иван не запомнил номер? Нет ведь ничего проще: перемножь первые две цифры — и получишь две последние.
Если машина здесь, значит, тот, неизвестный, ночью сюда же и вернулся. Рискованно. Весьма рискованно! Его могли видеть прохожие, соседи… А если и видели — ну и что? Мало ли по каким делам ездит человек…
Из ближайшей телефонной кабины Шатев позвонил полковнику Цветанову. Тот обещал немедленно выслать оперативную группу с сыскной собакой.
— Погоди! Ты не торопишься?
— Куда спешить. В доме тихо — может, и нет никого.
— Я думаю, целесообразно сразу же провести обыск. Только возьму разрешение и, знаешь ли, тоже приеду. Ничего пока не предпринимай.
Шатеву ничего другого не оставалось, как снова пройтись мимо дома, внимательно его оглядывая. Теперь его заметили: во двор вышла смуглая (смуглая!) женщина лет сорока пяти — пятидесяти, держа в руке половник. Она медленно приблизилась к деревянному забору, однако калитку не открыла.
— Чего вылупился?
— Мне бы Ангела, — смиренно сказал Шатев.
— Нету твоего Ангела. Двигай своим путем. Не на что тут глазеть. Чего тебе от него надо-то?
— Да сговорились мы насчет машины. Посмотреть надо, что за тарахтелка.
Капитан стрелял наугад — и, кажется, попал, поскольку женщина сбавила тон. Пригласив войти, она повела его к машине. Ключ от зажигания был на месте…
— А где Ангел?
— Не знаю. Где-то запропастился.
— Без машины?!
— С четверга пропал. Вечером, часов в десять, поехал куда-то. Утром смотрю: машина на месте, а его нет. И до сих пор не показывается.
— А кто же машину привел?
— Он и привел, кому ж еще. Только я его не видела.
— Кто-нибудь после этого трогал машину?
— Ну да, пусть попробует. Ангел кому угодно руки-ноги переломает. Спиридон и тот побаивается… Слушай, а чего это ты меня допрашиваешь? Ты кто такой?
Тем временем две машины остановились напротив.
— Капитан милиции я, хозяйка, — сказал по-прежнему смиренно Шатев.
— Надо же! Капитан. Погоди, я сейчас вот участкового позову! — Она оглянулась и увидела оперативников во главе с седовласым Цветановым в форме.
Женщина по имени Цона оказалась теткой Нанай Маро — сестрой отца. Ошарашенная набегом милиционеров, она без разговоров сдала семейную крепость. Напрасно Цветанов чуть ли не силой пытался предъявить ей разрешение прокурора на обыск — Цона не пожелала с ним познакомиться (если, конечно, вообще умела читать).
Когда группа вошла в дом, Шатев с дактилоскопистом Миньо Драгановым обследовали синий «москвич».
— Следы одного только Нанай Маро, — сказал Миньо. — Я их уже знаю, последнее время насмотрелся. На баранке, на рычаге переключения скоростей, на ключе зажигания и на левой передней дверце сильно размазаны, почти негодны для идентификации. Или их пытались стереть, или тот, кто привел сюда машину, был в перчатках.
Не намного богаче был и улов в доме. Тетка показала оперативникам комнату Ангела. Выяснилось, что жил Ангел припеваючи, одевался сверхмодно, пил дорогой коньяк, как болгарский, так и иностранный, о чем свидетельствовала батарея пустых бутылок, среди которых поблескивала этикеткой даже такая диковинка, как коньяк марки «Мадам Вонч». Однако ни валюты, ни золота, ни драгоценностей обыск не выявил.
Вернулись домой муж и сын Цоны. Симо Рашидов оказался работником транспорта. Спиридон, паренек лет шестнадцати, был в модном джинсовом костюме, но в грязных ботинках.
Полковник, отослав экспертов, сидел в гостиной за столом. Хозяева дома стояли, не захотев присесть, ожидая, что скажет большое начальство.
— Кто родители Ангела? Есть у него жена, дети?
— Он не женат — откуда ж дети, — отозвался Рашидов. — Мать его бросила маленьким, с каким-то типом умотала. Жива ли, нет ли — не знаем. А отец его… отец… — Симо взглянул вопросительно на свою жену.
— Что — отец? — Полковник нахмурился. — Говорите.
— Дело в том, — вмешалась тетка, — брат мой живет в Сливенском округе, в селе Клуцохора, это так далеко…
— Ничего, и его надо уведомить…
— Про что уведомлять-то?
— Вряд ли вы его трезвым застанете. — Рашидов покачал головой. — Осенью гонит сливовицу, потом одиннадцать месяцев ее пьет.
— Уведомлять-то про что? — повторила тетка.
— Про то, что Ангел умер, — отчеканил полковник.
— Умер! О господи ты боже мой! — завопила Цона. — Ты что, разыгрываешь нас, начальник? Как так — умер? Слышите, лю-у-у-ди!..
— Разве со смертью шутят, женщина? — укорил ее полковник. — Мы нашли его утром, в четверг. Далеко отсюда.
— Ой-ёй-ёй! — закричала Цона еще более пронзительно. — Ой-ёй-ёй! Ангелочек мой миленький…
— Кончай! — заорал на жену Рашидов. — Марш на кухню, там и вопи сколько влезет!
Он не только не скорбел — наоборот, выражение спокойствия и умиротворенности прочитывалось на его лице.
Самой интересной была реакция племянника Нанай Маро. Шатев не участвовал в допросе и мог внимательно наблюдать за ним. Парнишка был глубоко потрясен. Глаза его, словно потерявшие способность видеть, выражали неподдельную скорбь, кроме того — ужас. Будто Спиридон готов был услышать страшную весть, но услышав, все-таки отказывался в нее поверить.
Из разговора полковника с Рашидовым становилось ясно, что Ангел разъезжал по всей Болгарии. Иногда не бывал дома по нескольку дней, иногда пропадал неделями. То на машине уезжал, то уходил, оставляя ее дома. Ни разу не случалось, чтобы машину за него доставил домой кто-то другой. На вопрос, почему Рашидов не встревожился, когда машина оказалась под навесом, а водитель исчез, разумного ответа не последовало. Как и на вопрос, чем Ангел зарабатывал на жизнь. Вроде бы не работал нигде, не служил, а с голоду не помирал; воровством — боже упаси! — тоже не занимался, а деньжата к нему так и плыли…
В телефонном справочнике майор не обнаружил номера, а соответственно и адреса бывшей супруги Петко Кандиларова. Пришлось обратиться в райсовет. Оказалось, теперь она — Мария Тодорчева Бончева. Майор позвонил по указанному в справочнике телефону и договорился встретиться с ней в тот же вечер. Бончева согласилась, поставив, однако, непременное условие: на встрече должен присутствовать ее сын.
Положив трубку, Бурский снова стал рыться в справочнике. Мария Бончева там тоже не значилась — номер был записан на Христо М. Бончева. Почему Христо — понятно: внука назвали, как водится, именем деда. Можно объяснить и перемену фамилии — взял фамилию матери. Такое случается, когда отец уходит от детей или они с ним порывают. Так что можно не гадать, как складывались отношения Петко Кандиларова с детьми. Но почему в справочнике буква «М», а не «П»? Неужто опечатка?
Квартира оказалась на седьмом этаже. В стандартном панельном доме, так называемая трехкомнатная — две комнатушки, соединенные гостиной. На этой жилплощади обитали молодой инженер с женой и двумя малолетними детьми и сама Мария Бончева. Наверняка им было тесно (майор не удивился бы, узнав, что бабуся спит на кухне). Эта обстановка ни в какое сравнение не шла с хоромами, где еще недавно наслаждался жизнью Кандиларов. Единственной ценной вещью в гостиной был телевизор «София».
Приняли гостя учтиво, но сдержанно, кофе не предложили. Едва Бурский отрекомендовался Марии, появился ее сын. В продолжение всего разговора в квартире не слышно было никаких звуков — наверное, молодая супруга гуляла с детьми (или сидела с ними за закрытой дверью, ожидая, пока уйдет страшный дяденька милиционер).
