Димитр Пеев - Седьмая чаша (сборник)
— О ком сказать?
— С кем он поедет на дачу. Тогда, в последний вечер. Где его и пришили.
— Знаю, — дрогнувшим голосом проговорил Спиридон. — Он мне сказал. Я своими глазами этого типа видел, правда, издалека. Ночью — нет, уже чуть рассвело (наутро после отъезда Бати) — слышу, мотор тарахтит. Выглянул в окно — машина под навес въезжает. Дай, думаю, Батю встречу. Пока одевался, пока двери отпирал, гляжу — он уже у калитки. Прогуляться, думаю, пошел. И не стал его окликать, чтобы наших не разбудить. А оказалось, не Батя то был, а этот… Будь он проклят, паскуда!
— Кто?
— Жентельмен…
— Ну и ну! Быть не может! — Консулов почувствовал вдруг, что выезжает на скользкую дорогу, где надо быть предельно внимательным — не тормозить, но и не газовать слишком.
— Может, может. Именно так Батя его называл. — Спиридон поставил рюмку на стол, испытующе глядя на собеседника.
«Сейчас или никогда! — думал Консулов. — Эх, только бы у Джентльмена был сын! Ладно, рискнем…»
— Знаю я Жентельмена. Отъявленный негодяй. Самого, правда, не видал, но с сыном его имел дело.
«Если сына нет, — подумал Консулов, — придется выкручиваться: дескать, ошибка вышла…»
— Сын Жентельмена вел тогда машину Бати, и на ней же…
В десятку!.. Дело сделано. Пора исчезать.
— Только не вздумай трепаться, слышишь? — Голос Спиридона снова дрожал. — Если Жентельмен пронюхает, пощады не будет никому. Батю пришил, меня и подавно пришьет. Я для него — что тебе мошка!
— Не дрейфь, Спиридон. Не пронюхает. Слово даю. Не он тебя, а мы с Раджой — его!..
Время поджимало. Можно было, конечно, предстать и в таком живописном костюме, однако Консулов решил все-таки пожертвовать точностью и прийти чуть позже, зато прилично одетым.
Когда он явился на планерку, полковник уже делал выводы.
— А если и разговор с дочерью Кандиларова не даст результатов, тогда надо еще настойчивее, а главное, еще более тонко, интеллигентно снова допросить всех. Особое внимание — к матери и сыну Бончевым. Действуйте, товарищи.
— Можно и мне высказаться, товарищ полковник? — смиренно попросил Консулов.
Полковник сердито глянул на него.
— Приходишь к самому концу, а потом задерживай из-за тебя совещание… Ладно, высказывайся, если у тебя не пустяки какие-нибудь.
— Это уж вам видней, — обиженно сказал капитан. — Если такая спешка, я могу и отложить до следующего совещания.
— Давай говори, не теряй времени!
— Тогда я просто сообщу, кто ездил с Нанай Маро в Старую Церковь. Кто подсыпал стеностен в коньяк. Кто вернулся на той же машине в Софию в четыре часа утра. И, наконец, кто приказал Нанай Маро убить Кандиларова.
— Ты все это знаешь?! — воскликнул полковник. — Чего ж ты сидел, молчал, слушал?
— Я недолго сидел, молчал и слушал. Потому что опоздал. А опоздал потому, что надо было узнать, кто, к примеру, ездил с Нанай Маро в Старую Церковь…
— Капитан Консулов! — Цветанов, видимо, терял терпение.
— Андроник Кочев Ликоманов, товарищ полковник, — отчеканил Консулов. — По кличке Джентльмен, или, в произношении некоторых свидетелей, Жентельмен.
Консулов подробно, с присущим только ему красноречием описал, как он подбирался к Ликоманову: после того, как услышал о продаже «москвича», ему почти все стало ясно, и дело мог довершить любой стажер. Как всегда, Консулов увлекся, утратил чувство меры и насчет стажера сболтнул зря, однако что поделаешь — как говорится, победителей не судят.
— Вообще все шло как по маслу. Удивила меня только низкая цена, назначенная за «москвич» — всего-навсего тысяча двести левов. А стоит такая машина тысяч пять-шесть, не меньше. Нанай Маро, можно сказать, получил машину даром…
— Может, из-за налога? — спросил Шатев.
— Может быть. А скорей всего вот что: кто-то хотел сделать подарок Нанай Маро. За некую услугу.
— Уже сделанную или предстоящую, — уточнил Бурский.
— Но не за уголовщину, поверьте моему слову! — воскликнул Консулов. — Слишком давно продал машину сын… Да, я забыл сообщить имя сына нашего героя: Тервел Андроников Ликоманов.
— Браво, капитан! — похвалил полковник. — Итак, подвожу итог. Допустим, что Ликоманов был с Насуфовым на даче, подсыпал стеностен, вернулся в Софию. Возможно также, что по его указке Нанай Маро прикончил кто-то другой. Но все это, ребята, не более чем догадки. Где доказательства? Свидетели — где?
— Мертвые, — мрачно проговорил Тодорчев.
— Ну не все. Ведь Спиридон-то пока что живой, — поправился Бурский. — Не исключено, что он тоже сопровождал Кандиларова на дачу, а может, и в пещере побывал.
— И меня беспокоит это «пока что живой», — сказал полковник. — Надо немедленно задержать Спиридона. Таким образом мы его спасем. А как с ним быть дальше — поглядим. Сравним отпечатки пальцев и все такое. Поручим это капитану Шатеву.
— Но ведь если Ликоманов узнает, что Спиридон арестован…
— И пусть узнает. А мы уведомим пограничников, чтобы он случайно не покинул страну вместе с женой и сыном. — После паузы Цветанов добавил: — За Бангеевым в этом плане тоже надо присмотреть, а может быть, и за Верджинией Кандиларовой.
— Ладно, с Ликомановым ясно. Только почему вы думаете, что Бангеев — с его железным алиби! — захочет удрать?
— Потому что на его, а не на моей даче (хотя у меня таковой и нет!) произошли оба убийства. Кстати, я хотел бы получить более подробные сведения об этой фигуре.
Бурский встал.
— Как мы могли! — нервничая сказал он. — Как могли! Вцепились в Бангеева, а ведь позабыли, что дача-то раньше принадлежала Ликоманову! Он, продав ее Бангееву, оставил себе запасные ключи!
— Да-а-а… — протянул Цветанов. — Только теперь все становится на свои места.
— Иван еще когда говорил об этом, а мы не придали значения. Ключи от дачи мог дать Ангелу Насуфову сам Ликоманов… Здесь я проморгал. Поэтому разрешите мне самому заняться Ликомановым.
30 октября, средаШатев почти никогда не ходил в форме. Не все коллеги видели его в капитанских погонах. Но сегодня утром он облачился в мундир и, сопровождаемый старшиной, поехал на операцию. Главной ее целью было поднять как можно больше шума при аресте Спиридона. Чтобы как можно больше людей, а заодно и Ликоманов, узнали об этом.
Помня, как описывал Консулов вопли на похоронах Насуфова, Шатев ожидал увидеть столь же эффектную сцену. И ошибся. Без протестов не обошлось — но слабых, вымученных. Может быть, очень уж внушителен был вид милиционеров, прикативших на желто-синей оперативной машине, а может, родители парня ожидали такого поворота событий. Во всяком случае, они не были потрясены. Зато сбежавшиеся соседи, увидев Спиридона в наручниках, выражали недоумение и даже возмущение.
Арестованного поместили в одиночную камеру и довольно долго не вызывали на допрос. По настоянию полковника кроме Шатева в кабинете присутствовал Тодорчев: у капитана было чему поучиться.
Внешне Спиридон держался спокойно, даже гордо — явно сказывались уроки Бати, — но от взгляда капитана не укрылось, что душа у него ушла в пятки. На первый вопрос (фамилия, имя, год рождения) он ответил:
— Сам, что ли, не знаешь, папаша?
Надо было парня приструнить, и Шатев рявкнул:
— Я тебе не папаша! Гражданин капитан, ясно? И вопросы здесь задаю только я, понял? Теперь давай с самого начала. Имя, фамилия?
Оказалось, почти во все пункты анкеты, включая и образование, надо было вписывать «нет». Подросток воспользовался краткой паузой и все-таки задал вопрос:
— За что меня замели, а, папаша?
— Я что тебе сказал? Спрашиваю здесь я. Отвечай: где набирали воду в ведро, в котором твой Батя утопил бай Петко?
— Какое ведро? Какой бай Петко?
Губы говорили одно, а глаза — совсем другое. Вероятно, парень впервые тогда встретился с насильственной смертью. Такое зрелище не забывается.
— Ладно, для начала я сам отвечу, но учти, в последний раз. Красное ведро было, пластмассовое. А бай Петко — это Кандиларов. Будто бы и не называл его так Нанай Маро, когда вы на дачу в его машине ехали? В синеньком «москвиче». Ай-яй-яй! Попал ты в соучастники убийства! Или никогда на той даче не был? Давай-ка вспоминать: двухэтажная, бревенчатая, с террасой…
— Не был! Не был! Не был!
— Не ори, я не глухой. Что же, отвезти тебя туда или пригласить к нам сторожа Ивана и его жену? Они ведь видели тебя там, дитятко невинное!
Спиридон словно язык проглотил. Шатев допускал, что может ошибиться в каких-то деталях. Не это было сейчас главным. Важно было узнать, ездил ли парень тогда с Насуфовым на дачу.
Шатев решил сбавить тон.
— Должен признаться, — сказал он миролюбиво, — ты мне симпатичен. Может, не так уж и симпатичен, но вижу, не совсем ты пропащий. Я думаю, в пещере ты не был. Тогда, ночью, когда Нанай Маро бросил труп в озеро. Ты остался у входа — не захотел смотреть… Это хорошо.