Димитр Пеев - Седьмая чаша (сборник)
— Вероятно. А две тысячи долларов? Не собирался ли он перейти границу?
— Или его заманили таким способом? — продолжал полковник. — Тогда почему у него не изъяли доллары? Или какие-то две тысчонки не заинтересовали убийцу? Не оставил же он их специально для нас — в нашу честь, так сказать.
— Да-да, и еще кое-что. На похоронах я наблюдал за бывшей супругой Кандиларова и его детьми, сыном и дочерью. Держались они холодно, отчужденно. Я даже удивился, зачем они вообще пришли. Наверное, чтобы не подумали, будто… не почитают обрядов. Есть и в этом какая-то загадка. Считаю целесообразным встретиться с детьми или хотя бы с бывшей супругой Кандиларова.
— Ты прав, — сказал полковник. — Но займись Бангеевым прежде всего.
28 октября, понедельникБангеев явился минута в минуту, разодетый, словно лорд, которого пригласили не в уголовный розыск, а на прием в посольство. Полковник настоял, чтобы Бурский принял гостя один на один в своем кабинете, и даже дал странное указание быть при допросе предельно учтивым, будто майор вообще мог вести себя грубо.
Позиция для допроса вырисовывалась следующая: 16 сентября Бангеев дал ключи от дачи Ангелу Насуфову, приказав стеречь запертого в подвале Кандиларова (и при каких-то определенных условиях, возможно, убить его). А 24 октября Бангеев сам, в своей машине отвез Нанай Маро на дачу и там подсыпал стеностен в початую бутылку коньяка. Инсульт мог наступить в его присутствии — и потому Бангеев сразу же уехал. Или: был уверен, что Насуфов непременно выпьет из этой бутылки, и покинул дачу, не дожидаясь результата. Разумеется, в легенде было слабое место: зачем хозяину срывать замок — он что, ключи забыл в Софии? Следовательно, Бангеев или не был на даче, или разыграл присутствие на даче человека, у которого нет ключа, то есть присутствие чужого.
Допрос начался настолько гладко, что Бурский поначалу смутился. Бангеев был сама любезность, он улыбался, исчерпывающе отвечал на вопросы. Ни угодничества, ни многословия. Истекли полчаса, а он не задавал традиционного вопроса: по какому, дескать, случаю меня допрашивают? Что, собственно, произошло? Всем своим поведением он красноречиво подчеркивал, что если оказался здесь, значит, есть тому причины, и придет время, когда ему все непременно объяснят.
С 16 сентября прошло почти полтора месяца, и допрашиваемый вполне мог занять такую позицию: при всем желании — ничего, мол, вспомнить не могу. Так… А если попросить рассказать о позавчерашней его поездке на дачу?
— Знаете вы человека по имени Ангел Асенов Насуфов? — спросил Бурский.
— Нет, я не знаю человека с таким именем, — ни секунды не думая, ответил Бангеев.
— А может, он известен вам как Нанай Маро?
— Это что, имя человека? Впервые слышу.
Действительно не знает или в совершенстве владеет своим лицом? На вопрос, не мог бы он рассказать, где и как провел ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое сентября, со среды на четверг, Бангеев без колебаний ответил:
— Отчего же не рассказать? В тот день мой молодой коллега, сотрудник по отделу, успешно защитил кандидатскую диссертацию. Я присутствовал на защите. Затем он пригласил, как принято, пятнадцать-двадцать человек на ужин в Красный зал ресторана «Болгария». Ужин затянулся приблизительно до полуночи, после чего почти вся компания переместилась в ночной бар — не помню его названия — на бульваре Витоша. Там просидели часов до четырех. Я, признаться, перебрал, еле держался на ногах, хотя это и не в моих привычках… К счастью, два моих сотрудника были столь любезны, что сопроводили меня до самого моего порога.
Вот это алиби! Спокойно ведь мог сказать: пришел домой в семь вечера, поужинал, посмотрел телевизор и лег спать. Живет Бангеев один — попробуй опровергни. А он соорудил железобетонное алиби — нет, просто-таки стальное… Впрочем, не спутал ли случайно день? На всякий случай Бурский переспросил:
— Именно в ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое?
— Именно.
Порывшись в кармане пиджака, Бангеев достал смятую бумажку и подал майору. Действительно: его пригласили на защиту двадцать третьего, в 16.00. Выходит, ночь с Насуфовым отпадает… Что же остается?
— Знакомы вы с Петко Кандиларовым?
— Кандиларов? Интересная фамилия, несколько старомодная… Нет, не знаком.
— Владеете недвижимостью?
— О, вопрос совсем как в налоговом управлении. Это уже больше по моей части. Кстати, налоговому управлению известно, что мне принадлежит квартира и дача на курорте Старая Церковь. Это в Родопах. Крохотное курортное местечко, но очень, очень приятное.
— Где вы держите ключи от дачи?
— Где их можно держать? Дома. У меня нет привычки носить все ключи с собой. Последний раз я был на даче до двадцатого августа. Зимой собираюсь туда на неделю — покататься на лыжах. Если, разумеется, дорога окажется расчищенной, а то, бывает, на машине не проедешь.
— Какой модели и цвета ваш автомобиль?
— А, «лада», кофейного цвета.
— Давали вы кому-нибудь ключи от дачи?
— Об этом и речи быть не может. Да и кто захочет сейчас туда тащиться? За двести километров. Курорт не обустроенный, а одной природой сыт не будешь.
«Куда же теперь сворачивать? — думал майор. — Ишь какой, расселся, словно разговор доставляет ему удовольствие… Не заканчивать же допрос?»
— Вы все еще не поинтересовались, — сказал он, — с какой целью я вас пригласил и почему проверяю алиби в ночь на двадцать четвертое…
— А надо ли интересоваться? Если это необходимо, думаю, вы и сами скажете. Если же нет — какой смысл любопытствовать? Извините, вы сами вынуждаете меня признаться в том, что все происходящее здесь меня не особенно интересует.
Это неожиданное заявление вывело Бурского из равновесия.
— Надеюсь, — сказал он, — сейчас заинтересует. Не так давно на вашей даче совершены два убийства.
Ляпнул и пожалел; получилось эффектно, спору нет, но была ли в том необходимость?
Сначала Бангеев не среагировал, будто не об убийствах шла речь. Затем лицо его побелело, взгляд стал растерянным, даже испуганным. Несомненно, «лорд» был потрясен, однако и тут сумел удержаться от банальных возгласов: «Что? Какие убийства? Не может быть!» — и продолжал сосредоточенно смотреть на Бурского.
— Ну как, заинтересовало? — не без злорадства спросил майор. — Что вы теперь скажете?
— На вашем месте следовало бы пояснить…
— Поясню, поясню. Но самое интересное, что вы станете отвечать после моих пояснений… Итак. В середине прошлого месяца три человека проникли на вашу дачу и провели там две недели. Один жил в подвальной комнатушке, двое — в спальне на втором этаже.
— Какие-нибудь бродяги?
— Нет, у них были ключи. Полученные от вас. По их, конечно, утверждению.
— Странно… Ключи я не давал никому. И что же… Зачем они, как вы говорите, проникли? Кто такие?
— Одного вынесли из подвала ногами вперед. Достаточно ясно я изъясняюсь?
— Инфаркт?
— Нет, он утонул. Не покидая вашей дачи.
— Да бросьте сочинять! Там на многие километры вокруг и котенку утонуть негде!
— Действительно, на многие километры вокруг котенку утонуть негде. А внутри вашей дачи — можно, например, в красном ведре. Сказав «инфаркт», вы были поразительно близки к истине. Правда, не инфаркт, а инсульт. Так выглядело второе убийство. Улавливаете разницу?
— То инсульт, то убийство… Не понимаю.
— Приходилось вам слышать о стеностене?
— Никогда.
— Вот если бы приходилось, вы бы меня поняли. Второго нашли в гостиной, он жил после инсульта еще два-три часа. Мы не довезли его до больницы.
— Вы бывали на моей даче?
— Увы, чаще, чем хотелось бы.
— Не поставив меня в известность?!
— В таких случаях достаточно поставить в известность прокурора. И получить его согласие, заметьте, письменное. Будьте покойны, всегда присутствовали еще и понятые.
Наступила томительная пауза.
— Так… И вы меня подозреваете в этих убийствах?
— Ничего подобного я не говорил. Хотя признаюсь, в своих рассуждениях не исключал и такую возможность. Даже считал вас самым вероятным убийцей. Но ваше алиби — ужин в Красном зале, бар до четырех утра — алиби ваше сокрушительно.
— Значит, проведи я вечер один в своей квартире… Почему подозревают именно меня?
— Дача-то ваша!
Бангеев снова замолчал, явно что-то обдумывая.
— На этом закончим, хотя бы на сегодня, — прервал паузу Бурский. — Если, конечно, вы не хотите прокомментировать любопытные новости, которые услышали. Нет ли у вас подозрений, кто бы мог воспользоваться вашей дачей для своих зверских забав? Дача-то ваша, — повторил майор.
