Кунио Каминаси - Допрос безутешной вдовы
– Так тогда тебе не мой «бардачок» открывать нужно, а шампанского бутылку… – хмыкнул грамотный сэнсэй.
– Ну да или перечитать чего-нибудь веселенькое, да? Из французской классики… – достойно парировал я, в очередной раз помянув про себя добрыми словами своего образованного батюшку.
– Типа того… На, держи! – Он протянул мне свой сотовый телефон. – Действуй!
– В каком смысле? – Я взял с его ладони сложенный пополам увесистый фиолетовый аппарат с серебристыми вставками.
– В прямом, – пояснил он. – Тут видеокамера встроенная, сфотографируй ею, чего тебе нужно, – и все! Потом на компьютер скинешь по почте или через переходник…
– Это последнее чудо нашей японской техники, Ганин?
– Предпоследнее. Есть аппараты и поновее, – поправил меня педантичный Ганин. – Чудеса, Такуя, ваши, а пользоваться вы ими не желаете!
– Всеми нашими японскими чудесами пользоваться – никакой жизни не хватит! – Я решил поставить его на место.
– Всеми не надо, только самыми необходимыми… – резонно заметил Ганин.
Он забрал абсолютно бесполезный в моих руках мобильник, раскрыл его, навел на риелторскую машину, несколько раз нажал большим пальцем на одну из многочисленных кнопок, закрыл аппарат и, глубоко вздохнув, нажал на газ.
У центрального подъезда «Альфы» мы были без пяти восемь. Пока Ганин, чертыхаясь и сопя, парковался на крошечной пригостиничной стоянке, я разглядел за живой изгородью из изумрудного можжевельника знакомую русую голову русского филолога-красавца. Статный Заречный, облаченный в темно-синий адидасовский костюм, с белым полотенцем на шее, ретивой рысцой подбегал ко входу в отель. Я хлопнул Ганина по плечу, взглядом попросил его прервать стояночные маневры, выскочил из «галанта» и бросился наперерез Олегу Валерьевичу.
– Заречный-сан! – крикнул я ему.
– А-а, господин Минамото!… – приветливо откликнулся он, перейдя с трусцы на шаг.
– Доброе утро! – поприветствовал я его по-русски. – Вы даже вдали от родины себе не изменяете! Бегаете по утрам, да?
– Здрасте! – кивнул он и, прищурившись, взглянул на часы. – Привычка – вторая натура, да и останавливаться в нашем возрасте нельзя: бока отвиснут в два счета, о брюхе уж и не говорю. А вы чего-то рано, Минамото-сан… Мы вас к девяти ждали…
– Ждали? – переспросил я.
– А что вас удивляет? – Заречный посмотрел на меня впервые за эти дни без очков, и я автоматически отметил, что так он выглядит несколько моложе. – Факт нашего ожидания?
– Нет, его множественное число.
– Вы же сами хотели нас сегодня видеть: и меня, и Марину с Ниной. – Заречный вытер своим шейным полотенцем необильный пот со лба. – Или вы уже потеряли к нам интерес?
– Напротив, – улыбнулся я. – Только я не могу никак прочитать ситуацию с этими вашими Ниной и Мариной, раз уж вы сами их первым упомянули.
– Да какая там ситуация! – усмехнулся Заречный. – У нас просто хорошие отношения. Могут ведь у меня, хорошего мужчины, быть хорошие отношения с веселыми женщинами, Минамото-сан?
– Безусловно, тем более что, как я успел заметить, женщины они не только веселые, но и так же, как и вы, и ваши с ними отношения, хорошие. – Я жестом предложил ему пройти в вестибюль. – Что меня несколько беспокоит, так это то, что вы можете начать давать в управлении коллективные показания, а это, должен признаться, не в моих профессиональных интересах. Все-таки тут убийство иностранного гражданина, а не кража велосипеда.
– Понял вас. – Дипломатичный Заречный пропустил меня вперед в разъехавшиеся перед нами огромные стеклянные врата. – Проведу с девушками беседу, чтобы не было накладок. Обещаю, что никакого предварительного сговора между нами не будет.
– Не надо никаких бесед. Пусть все будет так, как было до сих пор: не натужно и естественно. Мы с Ганиным ждем вас здесь, внизу, через полчаса с вашими девушками. – Я головой указал ему на гостевые кресла возле стойки администратора.
– А Ганин тоже здесь? – Заречный оглянулся.
– Да, паркуется, мы с ним вместе приехали.
– Отлично!
Лучший спортсмен российской филологии Олег Валерьевич упругими шагами направился к лифтам, а я подозвал прятавшегося за традиционной газетой «наружника» как и положено по инструкции, дежурившего в штатском параллельно следственной группе, которая в открытую пахала в гостинице по делу об убийстве Селиванова. Тучный сорокалетний мужичонка из оперативного отдела, явно сразу же опознавший меня в лицо, сдержанно поклонился, и мы отошли к боковому выходу.
– Ну что? – не глядя на него, спросил я.
– Все русские вернулись в отель до десяти вечера, – бойко прошептал он. – Возвращались либо маленькими группами, по двое, либо по одному. В любом случае в десять все были в номерах.
– Мужчины?
– Все, – кивнул сержант.
– Выходы на контроле? – Я огляделся по сторонам в поисках его незаметных напарников.
– Как было приказано, по четвертой схеме: на каждой двери по двое плюс по машине снаружи, – успокоил меня он.
– Хорошо!
– Мы сидим до самого упора? – на всякий случай поинтересовался сержант.
– До упора, – стараясь не казаться сержанту слишком уж немилосердным и холодным, подтвердил я.
Сержант направился на место, прижимая к левому уху край воротника своего пиджака, видимо передавая мои категоричные директивы так и не вычисленным мною в гостиничной толпе коллегам по тоскливым гостиничным бдениям, а освободившееся перед моими глазами пространство тут же занял Ганин.
– Поговорил с Олегом? – деловито спросил он.
– Слегка. Кофе хочешь?
– Ну раз до пива еще далеко, то давай подзаправимся кофеинчиком, – кивнул сэнсэй.
Мы с Ганиным успели выпить по три чашки кофе, благо в кои веки раз в кафе при фешенебельном отеле добавочные порции оказались бесплатными, пока наконец из лифтового холла не раздался стереофонический женский смех. Мне пришлось спешно выдвигаться из-за столика, чтобы изучить текущую диспозицию своих сегодняшних оппонентов загодя, не давая им возможности сгруппироваться перед официальной беседой в управлении.
– Ой, Олежка, какой ты здесь молодой! – заливалась искренним звонким смехом то ли Нина, то ли Марина (как мне, в конце концов, запомнить, кто из них кто?…), разглядывая белую картонную карточку. – Сколько же тебе здесь?
– Тридцать восемь, – бурчал ей в ответ контрастно настроенный Заречный, выдергивая на ходу из ее пухлых рук прямоугольник белого картона со знакомой мне голубой полосой.
– Здравствуйте. – Я раскланялся с филологическими матронами и проводил взглядом спешный жест Заречного, засунувшего карточку в нагрудный карман строгого серого пиджака.
– Здрасте, – хором поздоровались Нина-Марина, синхронно покраснев за свои легкомысленные настроения в столь щекотливой ситуации, когда элементарная вежливость требует даже от самых жизнерадостных жителей нашей планеты определенной сдержанности в проявлении положительных эмоций.
– Поедем? – обратился я к веселой троице.
– Мы готовы, – ответил за всех Заречный.
Как и предупреждал рассудительный Ганин, места в его скромной машине для раздобревших к началу шестого десятка как душой, так и телом дам оказалось не слишком много, и Олег Валерьевич, севший в середину заднего сиденья, оказался зажатым в их плотные плотские тиски, что тут же стало поводом для тихого возрождения их перманентных фривольных настроений. Держался Заречный достойно, уверенно делая вид, что ничего сверхъестественного не происходит, однако ни мне, ни, уверен, Ганину не хотелось бы оказаться на его месте. Я же, имея гнусную профессиональную привычку пользоваться ради извлечения деловой пользы подобными щекотливыми, оттягивающими у интересующих меня людей внимание и энергию для побочных целей ситуациями, не преминул ее, привычку, в очередной раз проявить.
– А у вас, Олег Валерьевич, права японские есть, как я заметил? – спросил я его, полуобернувшись через правое плечо.
– Да, есть, – холодно улыбнулся он.
– Олежка на них такой молодой! – ласково пропела у него на левом плече то ли Нина, то ли Марина.
– Где получали? – поинтересовался я.
– В Аомори, я же вам говорил, – корректно напомнил Заречный. – Я там два года преподавал, машина, разумеется, была, а российские и международные права у вас в Японии не действуют, так что пришлось на японские сдавать.
– Про Амори говорили, – уточнил я, – а про права нет.
– Просто про права вообще вчера никакого разговора не было, – равнодушно отрезал он. – А я, как учил один из героев Аркадия Гайдара, «не выскочка».
– Так они у вас недействующие? – встрял в нашу умную беседу любопытный Ганин.
– Конечно, недействующие, – ответил Заречный. – Зачем мне в Москве действующие японские права! «Сгорели» еще шесть лет назад…
– Значит, как сувенир с собой возите? – продолжил свой праздный допрос Ганин.
