Патриция Корнуэлл - Вскрытие показало…
Еще час мы все втроем обсуждали, какую лексику Эбби следует употреблять в статье.
— Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы в статье появилась профессиональная лексика, — настаивала журналистка. — Если станет понятно, что материалы поступили от судмедэксперта, преступник заподозрит подвох — ведь раньше вы отказывались давать интервью. И потом, вам ведь запрещено предоставлять информацию кому бы то ни было. Должно создаваться впечатление, что статью удалось написать благодаря утечкам информации.
— Что ж, — сухо произнесла я, — думаю, тут вы можете козырнуть своим «медицинским источником».
Эбби набросала черновик и прочитала его вслух. Он не производил никакого впечатления — слишком уж все было туманно, расплывчато: подозревают то-то, предполагают это.
Ох, если бы у нас был образец крови преступника! Об энзимном дефекте, если он, конечно, присутствовал, говорило бы состояние лейкоцитов, белых кровяных телец. Если бы у нас было хоть что-нибудь!
Зазвонил телефон, прервав наш разговор. Это оказалась Роза. Она сообщила, что «пришел сержант Марино» и что у него «срочное дело».
Я встретила сержанта в коридоре. В руках доблестный Марино держал пакет — уже знакомый мне серый пластиковый пакет для хранения тканей и одежды, имеющих отношение к делам об убийствах.
— Вы не поверите! — Марино ухмылялся, лицо его так и сияло. — Вы знаете Мэгпая?
Я, ничего не понимая, смотрела на раздутый пакет. От взгляда Марино не укрылось мое замешательство.
— Да Мэгпая же! Вечно таскается по городу со своей тележкой — небось спер у какого-нибудь бакалейщика. Мэгпай собирает всякий хлам, роется в мусоре, шарит по свалкам.
— Это бомж, что ли? — Я никак не могла взять в толк, о чем толкует Марино.
— Ну да. Главный бомжара Ричмонда. Так вот, в субботу или в воскресенье он копался в мусорном баке возле дома Хенны Ярборо. И угадайте, что он там нашел? Отличный темно-синий комбинезон. Так-то, доктор Скарпетта. Мэгпай костюмчиком заинтересовался, потому что тот был весь в кровище. А Мэгпай — мой осведомитель. Он, не будь дурак, комбинезончик прихватил, положил в пакет и несколько дней возил эту дрянь с собой, меня искал. Наконец нашел, облегчил мне бумажник, как обычно, на десять баксов, и помахал мне ручкой.
Марино начал развязывать пакет.
— Вот, нюхните-ка.
У меня закружилась голова — настолько силен был запах. Пахло не просто сопревшей окровавленной тканью, но и тяжелым, тошнотворным, приторным, как кленовый сироп, потом. По спине побежали мурашки.
— Каково? — спросил довольный Марино. — Прежде чем показать это вам, я заскочил к Петерсену. Ему тоже дал понюхать.
— Этот запах он почувствовал тогда в спальне?
— Да, черт меня подери! — воскликнул сержант, наставив на меня указательный палец, и подмигнул.
Мы с Вандером два часа исследовали синий комбинезон. Бетти потребовалось некоторое время, чтобы сделать анализ запекшейся крови, но мы не сомневались, что комбинезон был на убийце — под лучом лазера ткань сверкала, как слюда.
Мы предполагали, что убийца, ударив Хенну ножом, выпачкался в ее крови и вытер руки о штаны. Манжеты также были заскорузлыми от запекшейся крови. Весьма вероятно, убийца всегда надевал комбинезон поверх обычного костюма, когда шел «на дело». Не исключено, что потом он выбрасывал «рабочую одежду» в мусорный бак. Но я в этом сомневалась. Он выбросил комбинезон, потому что он был насквозь пропитан кровью.
Я готова была голову дать на отсечение, что преступник достаточно умен и знает, что кровь с ткани до конца не отстирывается. Он не имел ни малейшего желания хранить в шкафу такой компромат. Но он не хотел, чтобы комбинезон можно было отследить, поэтому оторвал ярлык.
Ткань оказалась хлопчатобумажной с примесью синтетики, темно-синей, размер комбинезона — примерно пятьдесят шестой. Мне вспомнились темно-синие волокна, найденные на подоконнике в спальне Лори Петерсен и на ее теле. На теле Хенны также было обнаружено несколько таких волокон.
Мы ничего не сказали Марино о том, чем занимались. Он, наверное, сейчас катался по городу в патрульной машине, а может, расслаблялся дома перед телевизором, потягивая пиво, и не подозревал о наших планах. Когда газета выйдет, Марино решит, что все по закону, что просочившаяся информация касается найденного им комбинезона и недавно присланных мне отчетов по ДНК. Мы хотели, чтобы абсолютно все считали статью в газете санкционированной.
Может, она такой и была. Другие объяснения, откуда у преступника столь странный запах пота, мне в голову не приходили — разве что Петерсену причудился запах, а комбинезон чисто случайно оказался в мусорном баке прямо на бутылке кленового сиропа «Миссис Баттерворт».
— Великолепно, — произнес Уэсли. — Вот не думал, что мы распутаем это дело. Наш «скунс» все продумал, наверное, даже выяснил, где стоит мусорный бак, перед тем как лезть в окно. Считает себя неуловимым.
Я украдкой взглянула на Эбби. Она держалась молодцом.
— Для начала достаточно, — произнес Уэсли.
Я будто уже видела заголовок: «Новые доказательства и ДНК: серийный убийца, возможно, страдает нарушением обмена веществ».
Если у маньяка действительно болезнь, которую мы вычислили, статья на первой полосе повергнет его в шок.
— Ваша цель — побудить его снова влезть в компьютер главного офиса медэкспертизы, ведь так? — сказала Эбби. — Значит, нужно упомянуть о компьютере. Ну, чтобы натолкнуть преступника на эту мысль.
— Хорошо, — произнесла я, немного поразмыслив. — Мы можем написать, что недавно было совершено вторжение в базу данных, что кто-то искал информацию о специфическом запахе, зафиксированном на одном из мест преступления и ассоциирующемся с найденным вещественным доказательством. Следствие ухватилось за эту улику — эксперты полагают, что у преступника редкое нарушение обмена веществ, симптомом которого и является упомянутый запах. Однако достоверные источники отказались сообщить название этого синдрома или заболевания. Они также ничего не сообщили о том, подтвердили ли наличие этого заболевания проведенные исследования ДНК убийцы.
— Отлично! Пусть лишний раз покроется холодным потом! — съязвил Уэсли. — Пусть помучается, прикидывая, нашли мы комбинезон или нет. В подробности вдаваться не надо. Можно просто написать, что полиция отказывается сообщать, какой конкретно найден вещдок.
Эбби что-то строчила в блокноте.
— Кстати, о вашем «медицинском источнике», — произнесла я. — Неплохо было бы поместить несколько прямых цитат.
Эбби подняла глаза:
— Например?
Я бросила взгляд на Уэсли и ответила:
— Пусть, как мы и договаривались, «медицинский источник» отказывается назвать заболевание преступника, связанное с обменом веществ. Но пусть он заявит, что данное отклонение может вызвать ухудшение интеллекта, а в острых случаях — задержку умственного развития. Добавьте также… ммм… следующее, — я размышляла вслух, — специалист по генетическим отклонениям утверждает, что определенные типы нарушения обмена веществ вызывают умственную деградацию. Хотя полиция считает, что у серийного убийцы таковая не наблюдается, есть доказательства, позволяющие предположить, что у преступника может быть дефицит интеллекта, который проявляется в расстройствах нервной системы и периодических провалах в памяти.
— То-то «скунс» взбеленится, когда поймет, что мы считаем его кретином! — вмешался Уэсли.
— Но ни в коем случае не ставьте под вопрос умственные способности маньяка — это принципиально, — продолжала я. — Иначе в суде это может сыграть убийце на руку.
— Я просто сошлюсь на слова авторитетного источника, — сказала Эбби. — Пусть источник и несет ответственность за разницу между умственной отсталостью и душевной болезнью.
Журналистка уже исписала полдюжины страниц. Продолжая строчить, она спросила:
— А как насчет запаха? Нужно сообщать, на что он похож?
— Да, — подумав, ответила я. — Ведь преступник живет среди людей. Коллеги, по крайней мере, у него есть. Может, кто-нибудь из них заявит в полицию.
— Одно ясно как день, — подытожил Уэсли, — статья выбьет нашего «скунса» из колеи. У него точно паранойя разовьется.
— Если, конечно, у него действительно такой специфический запах тела, — заметила Эбби.
— А откуда он знает, что у него есть этот запах? — спросила я.
Эбби и Уэсли растерялись.
— Вы когда-нибудь слышали выражение «лиса не чует, что сама воняет»? — поинтересовалась я.
— Вы хотите сказать, убийца и не подозревает, как от него разит? — опешила журналистка.
— Вот пусть он и поломает над этим голову, — ответила я.
Эбби кивнула и снова склонилась над блокнотом.
Уэсли откинулся на спинку стула.
