Патриция Корнуэлл - Вскрытие показало…
Тернбулл приехала точно в назначенное время. Роза, стараясь не стучать каблуками и даже не дышать, провела ее в мой кабинет, я так же тихо закрыла обе двери.
Выглядела Эбби кошмарно — морщин прибавилось, лицо стало серым. Волосы она не заколола и даже не расчесала — седеющие патлы свисали до плеч. Белая хлопчатобумажная блузка помялась, не лучше была и юбка цвета хаки. Когда Эбби закуривала, я заметила, что ее трясет. На дне опустошенных скорбью глаз сверкала ярость.
Я начала с обычных слов утешения, которые всегда говорю родным и близким погибших, а затем произнесла:
— Смерть вашей сестры, Эбби, наступила в результате прекращения доступа кислорода из-за сдавливания горла.
— Сколько времени… — Эбби выпустила густую струю дыма, — сколько времени она прожила с того момента, как… как он напал на нее?
— Точно сказать не могу. Однако результаты исследований позволяют предположить, что смерть была быстрой.
Недостаточно быстрой. Но этого я говорить не стала. Во рту Хенны обнаружились волокна — значит, маньяк использовал кляп. Выродок хотел, чтобы жертва умерла не сразу и чтобы не поднимала шума. Основываясь на количестве крови, которое потеряла погибшая, можно было сделать вывод, что ножевые раны были нанесены Хенне до того, как она испустила последний вздох. Я могла утверждать только одно: преступник вонзил в Хенну нож незадолго до ее смерти. Возможно, она потеряла сознание.
Наверняка все было гораздо хуже. Я подозревала, что шнур от жалюзи туго стянул шею жертвы, когда ее организм среагировал на нечеловеческую боль и она рефлекторно вытянула ноги.
— На теле вашей сестры обнаружены кровоизлияния в конъюнктивах, на лице и шее, — сказала я. — Иными словами, повреждения мелких поверхностных кровеносных сосудов глаз и лица. Такое бывает при надавливании на затылочную часть головы, при закупорке яремной вены, то есть при удушении.
— Сколько времени она оставалась жива? — снова мрачно спросила Эбби.
— Несколько минут.
Больше я ей ничего не хотела говорить. Эбби, кажется, вздохнула с облегчением. Сообщение о том, что сестра почти не мучилась, успокоило бедную женщину. Потом, и это произойдет нескоро — когда дело будет закрыто, когда Эбби придет в себя, смирится со смертью Хенны, — она узнает правду. Она узнает о ноже, помоги ей Господь.
— Это все? — с сомнением спросила Эбби.
— Да, пока все. Примите мои соболезнования. Мне очень жаль Хенну.
Эбби еще какое-то время курила, затягиваясь нервно и коротко, точно забыла, как это делается. Она кусала нижнюю губу, стараясь унять дрожь.
Наконец она решительно посмотрела на меня. Ее глаза беспокойно бегали.
Эбби знала, что я позвала ее не только для того, чтобы сообщить о повреждениях на теле сестры.
— Вы ведь не для этого мне позвонили?
— Не только для этого, — прямо ответила я.
Мы помолчали.
В кабинете сгущалась атмосфера негодования и гнева, исходящих от Эбби.
— Что вам от меня нужно?
— Я хочу знать, что вы собираетесь делать.
Глаза Эбби сверкнули.
— А, понятно. Вас беспокоит собственная шкура. Господи боже! Вы такая же, как все!
— Моя шкура как раз меня не волнует, — мягко произнесла я. — Я выше этого, Эбби. В ваших силах устроить мне веселую жизнь. Если хотите стереть меня вместе с моим офисом в порошок — вперед! Ваше право.
Мои слова повергли Эбби в замешательство, глаза ее снова забегали.
— Я понимаю, почему вы так разгневаны.
— Ничего вы не понимаете!
— Понимаю, и лучше, чем вы можете себе это представить. — Перед глазами у меня возникло лицо Билла. Я, как никто, могла разделить чувства Эбби.
— Нет, вам меня не понять! Меня никто не способен понять! — воскликнула журналистка. — Он лишил меня сестры! Он украл у меня часть жизни! Как же я устала от людей, которые по частям растаскивают мою жизнь! Да что же это за мир такой! Куда мы катимся?! Господи, не представляю, что я буду делать…
— Эбби, я знаю, что вы хотите лично искать убийцу вашей сестры, — уверенно произнесла я. — Не делайте этого.
— Кто-то же должен этим заняться! — закричала Эбби. — По-вашему, я должна утешаться, глядя на работу этих сраных копов?
— Есть вещи, с которыми лучше справятся полицейские. Но вы можете им помочь. Если, конечно, действительно этого хотите.
— Не надо меня поучать!
— Да кто вас поучает?
— Я поступлю так, как сочту нужным…
— Нет, Эбби, так нельзя. Подумайте о вашей сестре. Сделайте это для нее.
Эбби уставилась на меня пустыми от боли и красными от слез глазами.
— Я обратилась к вам, потому что я затеяла опасное дело. Мне нужна ваша помощь.
— Чу́дно! И лучше всего я вам помогу, если уберусь из Ричмонда к чертям и буду помалкивать…
Я медленно покачала головой.
Эбби, кажется, удивилась.
— Вы знаете Бентона Уэсли?
— Ответственного за работу с подозреваемыми? — поколебавшись, ответила Эбби. — Да, я знаю, кто это.
Я взглянула на настенные часы.
— Он будет здесь через десять минут.
Эбби посмотрела на меня долгим взглядом.
— Скажите, что конкретно я должна делать.
— Используйте все ваши профессиональные связи, чтобы помочь нам найти его.
— Его? — Глаза Эбби округлились.
Я поднялась и пошла посмотреть, не осталось ли у нас хоть немного кофе.
По телефону Уэсли выслушал мои соображения без энтузиазма, но теперь, когда мы все трое разговаривали у меня в кабинете, было ясно, что он принял мой план.
— Мисс Тернбулл, мы рассчитываем на ваше сотрудничество с нами, — с пафосом произнес Уэсли. — Мне необходимо заручиться вашим согласием действовать строго в соответствии с планом. Любая самодеятельность с вашей стороны может погубить все дело. От вашего благоразумия зависит слишком многое.
Эбби кивнула и спросила:
— Если компьютер взломал именно убийца, почему он сделал это только один раз?
— Это мы думаем, что один, — напомнила я.
— Но ведь попытки взлома больше не повторялись.
— Ему было не до того, — предположил Уэсли. — Он убил двух женщин в течение двух недель. Об этом много писали в прессе. Возможно, преступнику вполне хватило информации, почерпнутой из газет. Маньяк не высовывается и чувствует себя в безопасности — ведь из новостей мы о нем ничего не узнали.
— Наша задача — выкурить его из норы, — сказала я. — Нам нужно что-то придумать, чтобы убийца задергался и высунулся. Можно, например, дать ему понять, что отдел судмедэкспертизы нашел наконец неопровержимые доказательства, которые без труда выведут полицию на след преступника.
— Если базу данных взломал именно убийца, такого заявления будет достаточно, чтобы он вновь попытался вызнать, что нам в действительности известно, — взглянув на меня, подытожил Уэсли.
На самом деле следствие зашло в тупик. Я постоянно отсылала Маргарет из ее кабинета, чтобы компьютер оставался в режиме ожидания. Уэсли поручил своей помощнице фиксировать все звонки. Мы решили использовать компьютер в качестве приманки: Эбби должна была поместить в своей газете статью о том, что полиция «напала на след».
— Убийца запаникует, испугается, что его скоро поймают, — развивала я свою мысль. — Если он, к примеру, лечился в больнице, то станет волноваться, как бы его не вычислили по записям в медицинской карте. Если он покупает какие-то особые лекарства в аптеке, то станет бояться показаний аптекаря.
Мой план держался исключительно на упоминании Мэтта Петерсена о странном запахе. Никаких других существенных «доказательств» у нас не было.
Убийца мог забеспокоиться, что отдел судмедэкспертизы определит его ДНК.
Впрочем, не исключено, что это его совсем не волновало.
Несколько дней назад я получила копии отчетов по двум первым убийствам. Я внимательно изучила расположение вертикальных спиралей разных оттенков и разной ширины — рисунки поразительно напоминали штрихкоды на продуктах из супермаркета. Все три пробы по каждому случаю подверглись воздействию радиации, и расположение спиралей во всех трех пробах в случае Пэтти Льюис полностью совпадало с расположением спиралей во всех трех пробах в случае Бренды Степп.
— Разумеется, по этим данным мы не можем идентифицировать ДНК преступника, — объяснила я Эбби и Уэсли. — Нам известно очень немного, а именно: если убийца — темнокожий, то под этот рисунок ДНК подходит только один человек из ста тридцати пяти миллионов. Если же он азиат, то шансы еще ниже — один из пятисот миллионов.
ДНК — это микрокосм человека, код жизни. Генетики в частной лаборатории в Нью-Йорке выделили ДНК из образцов спермы, которую я собрала с тел погибших женщин. Исследователи наносили сперму на предметное стекло, и капли под воздействием электрических разрядов расползались по поверхности, покрытой слоем геля. Один край стекла находился под действием положительного заряда, другой — под действием отрицательного.
