Вильям Каунитц - Подозреваемые
— Конечно, Лу, — обрадовался Колон и быстро удалился.
— Что случилось прошлой ночью в больнице? — обратился Скэнлон к Хиггинс.
Долго сдерживаемый смех вырвался наружу.
— Крутой мужчина был привязан к больничной каталке. Он еле утихомирился.
Скэнлон и Хиггинс пошли в зал суда и присели в углу на скамейку. Полицейские бездельничали в ожидании начала слушаний. Одинокий пристав сидел перед скамейкой, уточняя повестку дня.
Быстрым шагом в комнату вошли адвокаты. Некоторые приблизились к приставу и стали о чем-то шепотом договариваться, последовало быстрое рукопожатие, а потом пристав переложил какие-то письменные показания на верх стопки.
«Уголовное судопроизводство в действии», — подумал Скэнлон, складывая газету.
Время шло. Скэнлон разгадывал кроссворд. Хиггинс читала любовный роман. В дверях появился мужчина в сером костюме и старомодном галстуке, с охапкой папок в руках. Он окликнул Скэнлона.
— Я здесь, советник, — отозвался тот.
— Я помощник окружного прокурора Рабинович, — представился подошедший и присел на скамейку рядом с Хиггинс. — Меня назначили обвинителем в деле Хэмила.
Он раскрыл одну из папок и прочел подробности ареста.
— Есть что-нибудь еще полезное для меня?
Скэнлон посмотрел на Хиггинс. Они поразмыслили над вопросом прокурора и покачали головой.
— Это все, — подытожил Скэнлон.
— Если я правильно понял, Хэмил не подозревается в убийстве Галлахера и Циммерман? — поинтересовался Рабинович.
— Пока нет, — ответил Скэнлон, — но расследование продолжается.
— Что это значит?
— Это значит, что расследование продолжается.
— Вы подсунули мне кота в мешке, — раздраженно сказал Рабинович.
— Мы только делаем свою работу, прокурор, — парировала Хиггинс.
— Я попробую ускорить дело. Мне хочется побыстрее спихнуть его.
В 11.2 °Скэнлон, прокурор, Эдди Хэмил и предоставленный ему защитник стояли перед столом судьи и слушали, как пристав оглашает обвинение. Тот бубнил:
— …Все вещественные доказательства будут приняты как улики по делу обвиняемого…
Судья определил размер залога — двести тысяч долларов. Мрачного арестанта увели два офицера суда.
Скэнлон вышел из зала суда. Колон и Хиггинс поджидали его. Колон смущенно оглядывался, Хиггинс улыбалась.
— Привет, Скэнлон, — раздался вдруг до боли знакомый голос.
Он услышал его и замер, радостное возбуждение охватило его.
— Я вас догоню, — крикнул он детективам.
Джейн Стомер стояла справа от дверей в зал заседаний. На ней была плиссированная юбка нежно-сиреневого цвета, легкая шелковая блузка и белые туфли. Он увидел ее улыбающиеся глаза и влажные губы. Она была без чулок, стройные загорелые ноги лоснились. Он вспомнил, как она разбрасывала их для него, и почувствовал сердцебиение.
— Привет, Джейн, — смущенно произнес он.
Она улыбнулась.
— Ты в хорошей форме, Скэнлон.
— Ты тоже.
— Я слышала о твоем великом аресте, — сказала она. — Ходят слухи, что это дохлое дело.
— Как ты жила?
Она странно посмотрела на него, словно хотела удостовериться, что перед ней прежний Тони Скэнлон.
— Хорошо. Как твоя мама?
— Хорошо, спасибо. А твои родители?
— Тоже.
— Я очень скучал по тебе.
— Явно недостаточно, чтобы позвонить. — Она усмехнулась.
Он опустил глаза.
— У меня все те же трудности.
— Их можно было разрешить. Но, как я предполагаю, ты до сих пор не обратился за помощью к профессионалу.
Скэнлон вздохнул.
— Пока нет.
На ее лице появилось выражение безнадежности.
— Было приятно снова увидеть тебя, Скэнлон. — Джейн кивнула и пошла к двери. Скэнлона охватило ужасное ощущение потери. Вдруг он услышал свой голос и увидел, как Джейн остановилась. Он побежал за ней, расталкивая толпу, схватил ее за руку и повлек за собой, стараясь отыскать местечко, где они могли бы спокойно поговорить. Не найдя укромного уголка, он провел ее через здание и вывел на Бейкер-стрит.
— У меня через пять минут заседание, — возмущалась она, пытаясь высвободить руку.
— Ну, пожалуйста, одну минутку.
Улица была забита полицейскими машинами, фургонами, автобусами с шумными ватагами туристов. Скэнлон лихорадочно огляделся. Покрепче ухватив Джейн за руку, он увлек ее за собой в проход к между машинами и усадил на скамейку в скверике на Бейкер-стрит.
Японские туристы с фотоаппаратами сновали по парку, снимая Чайнатаун.
— Ну? — спросила она, устраиваясь возле Скэнлона.
Он не репетировал свою речь, но слова текли рекой. Понимая, что времени мало, Скэнлон говорил быстро и горячо, не испугавшись ее сердитой мины и сурового взгляда. Он рассказал ей, что очень тяжело переживает свою ущербность, что не в силах перенести потерю ноги и мужественности, что в больнице его мучили кошмары, что ему снилось, как обнаженная Джейн садится верхом на его ноги, но, увидев культю, с хохотом убегает прочь. Он рассказал, как тосковал, какой пустой стала его жизнь без нее.
— Я наделал так много глупостей, — закончил он, сжимая ее руки.
— Да, и впрямь. — Она высвободила руку и взглянула на часы. — Ну-с, и к чему все это?
— Я люблю тебя, Джейн, и хочу, чтобы ты вернулась в мою жизнь.
Она тяжело вздохнула. Ее голос смягчился.
— Не могу, Тони. В моей жизни теперь другой мужчина. — Она встала. — Прощай.
Детектив Элис Гереро была стройной тридцатилетней женщиной. Стрижка а-ля мохаук подчеркивала ее высокие скулы. У нее были умные, кошачьи глаза и узкий подбородок. Она стояла перед Сигрид Торссен, держа указательный палец на уровне глаз свидетельницы.
— Сигрид, я хочу, чтобы вы остановили взгляд на моем пальце, а потом опустили веки.
Они были в звуконепроницаемой комнате научно-исследовательского отдела на одиннадцатом этаже управления. Закончив, детектив Гереро отошла и села за стол.
— Для чего мы это делаем? — спросила Сигрид Торссен, отбросив с лица светлые пряди.
— Этот тест помогает определить, хорошо ли вы поддаетесь гипнозу.
— И как? Вы смогли определить?
— Да, вы сумели смотреть на мой палец не отрываясь.
Она закинула ногу на ногу и подалась вперед.
— Сигрид, мы пользуемся расслабляющим гипнозом. Я помогу вам расслабиться, чтобы раскрепостить ваше подсознание. Так я уведу вас в прошлое, верну в тот четверг и в парк Макголдрик. Но прежде я хочу, чтобы вы рассказали мне о том дне все, что помните.
Сигрид Торссен заговорила. Когда свидетельница умолкла, детектив-гипнотизер вновь обратилась к ней:
— Я хочу, чтобы вы знали: под гипнозом вы не будете говорить и делать то, чего не хотите. У всех нас есть что-то сокровенное, поэтому если я задам вам вопрос, на который вы не хотели бы отвечать, так и скажите, хорошо?
— Ладно.
— У вас есть вопросы?
Свидетельница повернулась и кивнула в сторону большого встроенного в стену зеркала.
— Это стекло с односторонней светопроводимостью?
— Да.
— И нас видно сквозь него?
— Да, лейтенант Скэнлон и детективы Хиггинс и Колон находятся в соседней комнате. Вам это мешает?
Сигрид Торссен улыбнулась стене.
— Мне это не мешает.
— Начнем, — сказала гипнотизер, указывая рукой на диван у стены.
Свидетельница глубоко вздохнула, еще раз посмотрела на стену и опустилась на диван, скрестив длинные ноги.
— Удобно? — спросила детектив.
— Очень.
— Я хочу, чтобы вы закрыли глаза и расслабились.
Ее успокаивающий голос стал тише, в нем появились мягкие, усыпляющие нотки.
— Расслабьте свое тело. Почувствуйте, как это приятно. Почувствуйте, как расслабляются ваши члены и мозг. Ощутите тепло, разливающееся от лба по щекам и губам. Я хочу, чтобы вы поудобнее устроили язык во рту. Ощутите, как расслабляется ваш язык, ваша шея, грудь, руки, пальцы, живот, все органы. Расслабьтесь, расслабьтесь…
За стеклянной стеной Колон слегка толкнул локтем Скэнлона.
— Меня дрожь пробирает.
— Это потому, что она усыпляет всех твоих тараканов, — съехидничала Хиггинс.
Колон укоризненно взглянул на нее, пробормотал что-то нечленораздельное и снова повернулся к свидетельнице.
— …Почувствуйте, как проясняется в голове, а тело расслабляется. Я хочу, чтобы вы представили себе часы. Смотрите, как стрелки движутся назад, уносят вас в прошлое, в тот четверг в парке Макголдрик. Видите себя в парке? Скажите мне, что вы делаете?
— Я играю с Дженифер. «Красивая маленькая девочка. Мама любит тебя. Взгляни-ка на эти щечки! Какие они хорошенькие!»
— На соседней скамейке сидит старый человек, — сказала детектив. — Расскажите мне о нем. Сосредоточьтесь на нем и расскажите все, что можете.
— Он одет в мешковатые черные брюки, заляпанные краской. На нем грязный белый пуловер и какая-то армейская куртка. Ему, наверное, жарко во всей этой одежде. Волосы у него седые и нечесаные, лицо изборождено морщинами. Я улыбнулась ему. Он мрачно взглянул на меня. Пошел он к черту! У него на коленях сумка, набитая тряпьем и старыми журналами. Он запустил руку в сумку и достал пакет с орешками. У него женские часы на тонком золотом браслете. Он бросил пакет от орешков на землю. Один голубь схватил орешек. Подбежали другие голуби.
