Харри Нюкянен - Ариэль
— Почему же он просто не убрался из страны? Какой смысл ему был оставаться и устраивать охоту на Мэттесон? Кто-то тут просто кретин, — сказал я, и все посмотрели на меня с недоумением.
— Что такое?
— Я знаком с Капланом и знаю, насколько он хитрый. Почему же он следит за мной так, что засвечивается, и почему в случае с Мэттссон он засвечивается снова?
Я помнил звонок Дана и то, что он дразнил меня, как в детстве. Я лучше него играл в настольный теннис, но он был самым въедливым игроком из всех, кого я знал. Он как будто читал мои мысли и угадывал мое следующее движение. Когда после долгого перебрасывания мячом я бросался к правому краю стола, чтобы принять мяч, он бил влево. Когда я ожидал сильного броска, он подкручивал мяч снизу и тот едва-едва переваливался через сетку. После этого я собирал всю свою волю в кулак, чтобы не звездануть Дану ракеткой по глумливой роже.
Я вдруг понял, в чем дело. Сомнений не осталось.
— Когда Каплан звонил мне, он напомнил, что всегда был сообразительнее меня. Он хотел, чтобы я обиделся и сосредоточил все свои силы на охоте за ним — тогда остальные смогли бы спокойно заниматься своим делом. Убийцы, женщина и мужчина.
Хуовинен хотел что-то сказать, но осекся, когда криминалист просунулся в дверь и приложил палец к губам.
Все посмотрели друг на друга. Криминалист сделал знак рукой, чтобы я шел в спальню.
Хуовинен последовал за мной. Криминалист показал на что-то под подоконником рядом с кроватью. Мы нагнулись, чтобы посмотреть. Под подоконником был прикреплен маленький передатчик.
Никогда больше я не усомнюсь в прозорливости и уме своего дяди.
Кто-то тайно прослушивал квартиру Мэттссон.
Мы вышли в прихожую. Хуовинен прошептал:
— Что будем делать?
— Продолжаем как обычно. Не думаю, что квартиру продолжают прослушивать.
— Может быть, тех, кто слушает, можно выследить.
— Мика, свяжись со специалистами по связи.
Симолин кивнул и вышел на лестницу.
— Необычное дело, — сказал задумчиво Хуовинен.
— Нет, хотя нам пытаются его скормить под видом заурядного.
— Кто пытается? — спросил Хуовинен.
Я не успел ответить, как с лестницы донеслись шаги. Я выглянул на площадку. Увидел, что к нам идет Силланпяя.
— Я тут случайно рядом оказался, — сказал он. — Не возражаете, если мы откровенно все обсудим?
— Снова? Хочешь рассказать что-то о своей дружбе с Али Хамидом?
— Понимаю твое недовольство, но и у нас есть основания для недовольства. Я слышал, тут женщина погибла.
Силланпяя осмотрелся. Пожилая соседка разглядывала нас из приоткрытой двери своей квартиры.
— Пойдемте куда-нибудь в более спокойное место, — сказал Силланпяя.
«Более спокойным местом» оказался микроавтобус с затемненными стеклами. Задняя часть машины была забита различным оборудованием, магнитофонами и ноутбуками. В машине сидело двое мужчин. Они расположились перед монитором GPS-навигатора. На экран была выведена карта. У обоих мужчин были защищенные телефоны.
Один из них говорил в трубку:
— Объект поворачивает с Туусулантие на Третью кольцевую и движется на запад…
Силланпяя посмотрел на нас и сказал:
— Объект — это микроавтобус. Мы следим за ним.
— И что в машине? — с напором спросил Хуовинен.
— Двое мужчин, женщина и фанерный ящик. Я уверен, что вы очень хотите встретиться с ними.
— Убийцы Мэттссон в машине?
— Похоже на то, а также Хамида и его работника. Мы уверены также, что это они установили бомбу в Койвукюля.
— Я знаю, что Али Хамид ваш агент, — сказал я.
— Осведомитель. Благодаря Али мы вышли на след этих людей.
— Поздновато.
— Что ты имеешь в виду?
— Али Хамид звонил тебе незадолго до того, как его убили. Вы поехали в мастерскую и обнаружили там трупы.
Силланпяя посмотрел на меня, оценивая, насколько много мне известно.
— У нас имеется свидетель и запись с камеры наблюдения.
Силланпяя понял, что я знаю слишком много. Он не мог играть вслепую и принял решение с полпути пойти навстречу.
— Операция была бы под угрозой, если бы трупы нашли уже вечером. Я не могу рассказать больше.
— Не нужно. Ты имеешь в виду, что Таги мог бы отменить встречу на мосту и вы упустили бы возможность подогнать Бакра и Сайеда израильтянам.
Силланпяя ничего не ответил.
— С точки зрения полиции это означает, что ты подозреваешься в содействии четырем убийствам и двум непредумышленным убийствам, — холодно произнес Хуовинен.
— Теория и практика иногда очень далеки друг от друга. Мы живем в мире, где спецслужбы демократических государств сотрудничают, когда у них общий враг.
— Ваше сотрудничество убило шесть человек, — продолжил Хуовинен.
— Мы слишком поздно заметили, что играем по разным правилам, и не успели этому воспрепятствовать. Кроме того, сначала мы полагали, что братьев Хамид убили Бакр и Сайед. Мы вышли из сотрудничества, как только дело прояснилось, и теперь помогаем вам всеми возможными средствами.
— Дан Каплан в машине?
— Нет. Нам не известно, где он, но мы знаем, что он из той же команды.
— Вы располагаете информацией, куда направляется машина?
— Думаю, в аэропорт.
— Объект поворачивает на шоссе к аэропорту…
— Я довольно точно угадал, что скажете?
— Тогда угадай и все остальное, — зло произнес Хуовинен.
— Мы ничего от вас не скрываем, но о том, что можно разглашать, а что нет, нам придется договориться совместно. Это дело международного уровня.
— За информирование общественности отвечает руководитель расследования, — сказал Хуовинен.
— Мы вынуждены высказать несколько пожеланий, — заметил Силланпяя.
— Что ж, высказать можно.
Рассказ Силланпяя занял минут пять.
— Машина во дворе грузового терминала, — сообщил второй сотрудник с телефоном.
— Хотите поехать с нами? — спросил Силланпяя.
Мы не стали возражать.
Освенцим и Треблинка. В юности я побывал в обоих, путешествуя по карточке «интеррейл».[34] Миллионы евреев были уничтожены, словно животные, заразившиеся инфекционной болезнью. Это породило безграничное море страданий, зла и страха и научило евреев обнаруживать и распознавать враждебность, кроющуюся за словами, заключенную в словах, не высказанную словами. Иногда антисемитизм видят и там, где его нет. За ним следят, как за погодой. То жарит солнце, то кажется, что небо вновь затягивается тучами. Абсолютным нулем, полюсом холода стал ледниковый период Холокоста. Абсолютный нуль не был достигнут, но человечество приблизилось к этой отметке. Поэтому стала очевидна необходимость всегда быть начеку, сохранять бдительность. «Никогда больше» было вытатуировано на руке у каждого еврея.[35]
Отношение к государству Израиль было второй извечно щекотливой темой. Заслуживают ли одобрения все деяния израильского государства лишь потому, что за ними стоит Израиль, его политики, руководители и солдаты?
Далеко не все евреи соглашались с силовой политикой Израиля на оккупированных территориях, но с другой стороны…
Многие из нас балансируют, как Тевье-молочник, между традициями и любовью к родине. С одной стороны — да… С другой — нет…
Когда армия Израиля ракетным ударом убила двух предводителей «Хамас», некоторые мои сослуживцы спрашивали, как я отношусь к этому. Я вынужден был присоединиться к евреям, позиция которых так и выражается: «с одной стороны… с другой стороны…».
Но всему есть предел. Несколько граждан Израиля участвовало в серии преступлений, повлекших гибель уже восьми человек. Хоть я и еврей, но чувствовал, что граница перейдена, и мне было легко выбрать сторону.
— Идут! — сказал Симолин.
Я, Симолин и Силланпяя сидели в международном транзитном терминале аэропорта Хельсинки-Вантаа и пытались изобразить на лицах безразличие. Мы довольно правдоподобно играли роль бизнесменов средней руки, собравшихся за границу для заключения не самых мелких и не самых крупных сделок.
Я сразу узнал женщину, хотя на ней была форма стюардессы авиакомпании «Эль-Аль». Это была та самая дама, которая выгуливала собаку в парке Сибелиуса.
Вместе с ней шел мужчина лет тридцати в форме второго пилота «Эль-Аль». В руке он держал черный кожаный портфель.
Я опустил веки, прикрыл лицо ладонями и изобразил дремлющего бизнесмена. Я слышал, как женские каблучки процокали мимо. Подождал секунду и открыл один глаз. Женщина и мужчина остановились у выхода на посадку авиакомпании «Эль-Аль».
— Пошли, — сказал Силланпяя, и мы разом встали.
Я видел, как мужчина попытался открыть стеклянную дверь, за которой начиналась «кишка», ведущая к самолету, но выход оказался заперт.
Мужчина сказал что-то сотруднику аэропорта и одновременно заметил нас.
