Эд Макбейн - Колыбельная
— До свиданья, пока, до встречи, вроде этого.
— А когда произошла ссора с женой?
— Вскоре. Он пролил на кого-то вино, и Гейл заявила ему, что больше никуда не пойдет с... ну, я уже сказала вам, как она его назвала, никогда не пойдет в компанию с долбаной пьяной свиньей. Именно так она и сказала.
— То есть она сильно разозлилась на него, а?
— Чертовски.
— Но они все же остались на вечеринке до того, как около двух... — Она осталась.
— Что вы хотите сказать? — помолчав, спросил Карелла.
— Гейл осталась.
— Я думал, что они ушли вместе...
— Да, это было позже, после того, как он вернулся с прогулки.
— С какой прогулки?
— Он выходил подышать воздухом.
— Когда?
— После того, как Гейл обложила его.
— И вы говорите, что он уходил куда-то с вечеринки?
— Да. Сказал, что ему нужно проветриться.
— То есть прогуляться?
— Да, по-моему, так. Надел пальто. Он вышел не просто постоять в коридоре, если вы это имеете в виду.
— Когда это было?
— Это было где-то около часа ночи.
— Миссис Керр...
— Частити, пожалуйста.
— Частити... Когда Питер Холдинг вернулся со своей прогулки?
— В два часа. Я запомнила это, потому что стояла на лестничной площадке, прощалась с кем-то из гостей, когда дверь лифта открылась и из него вышел Питер.
— Откуда вы знаете, что это было в два часа?
— Я спросила друзей, почему они уходят так рано, а муж сказал: «Уже два часа», и тут открылась дверь лифта, и оттуда вышел Питер.
— Он выглядел так, будто пришел с улицы?
— О да. Его щеки были красными, а волосы взъерошены. Точно, он пришел с улицы.
— Он был трезв?
— Он был трезв, — сказала Частити.
Франсиско Паласио очень удивился, увидев Берта Клинга.
— Это что, опять из-за Проктора?
— Нет, — ответил Клинг.
— Потому что тут уже приходили два толстяка и расспрашивали о Прокторе, — сказал Паласио. — Один из них был жирный стукач по имени Толстяк Доннер. Ты его знаешь? — Я его знаю.
— Он обожает туфли Мэри Джейн и ее белые хлопчатобумажные трусики. Другой был толстый коп из Восемьдесят третьего участка, по имени Викс. Ты его тоже знаешь?
— Я его тоже знаю, — сказал Клинг.
— Он у себя в участке работает по проституткам. Я назвал Виксу имя приятеля Проктора, который играет на саксофоне, но не знаю, где он сам. Я сказал это Виксу и тебе говорю то же самое. Как ему удалось настропалить всех против себя, этому дешевому воришке?
— Мы уже нашли его, — сказал Клинг.
— Слава Богу, потому что я все равно не знаю, где он.
— Я ищу парня по имени Геррера.
— Слушай, а поконкретней у тебя ничего нет? Ты знаешь, сколько в этом городе парней с таким именем?
— И всех их зовут Хосе Доминго?
— Большинство из них, — сказал Паласио.
— Этот работал на банду Желтого Листа несколько лет назад.
— Чем он занимался?
— Наркотиками. Он и сейчас этим занимается.
— А кто не занимается? — спросил Паласио, пожимая плечами.
— Это следующее, что я хочу узнать.
— Ну-ну.
— На той неделе придет большой груз, — сказал Клинг, — мне нужно знать подробности.
— Да ты странный парень, — сказал Паласиос, качая головой, — ты называешь мне имя вроде Смита или Джонса, только испанское, и говоришь, что на следующей неделе придет большой груз, хотя большие грузы в этот город приходят каждую неделю. И при этом ты ждешь, что я тебе помогу.
— Сто килограммов кокаина, — сказал Клинг.
— Неплохо.
— Прибудут двадцать третьего числа.
— О'кей.
— Пароходом.
— О'кей.
— Под скандинавским флагом.
— Ну-ну. — Из Колумбии.
— Понял.
— Кокаин пойдет по десять тысяч за килограмм.
— Со скидкой.
— Предназначен для ямайского посса.
— Которого?
— Не для «Риима».
— Остается много других.
— Я знаю. Но там из рук в руки перейдет миллион зеленых, Ковбой. Может быть, кто-то об этом будет шептаться.
— Миллион долларов в наши дни не так уж и много, — пожал плечами Паласио. — Я слышал истории о двадцати — тридцатимиллионных сделках.
— Рассказал бы и мне парочку таких историй, — улыбнулся Клинг.
— Моя точка зрения такова, что миллион в наши дни — это то, из-за чего штаны ни у кого не промокнут. Не так легко будет выйти на этих людей.
— Вот почему я и пришел к тебе, Ковбой, — сказал Клинг.
— Да брось ты, — хмыкнул Паласио.
— Потому что я знаю, ты любишь раскалывать твердые орешки.
— Брось, брось, — сказал Паласио, но при этом довольно ухмыльнулся.
* * *Привратник в доме 967 по Гровер-авеню был маленьким кругленьким человечком в зеленой униформе с отделкой золотом. Он выглядел как генерал какой-нибудь банановой республики. Жильцы дома знали его под именем Эл Привратник, но полное его имя было Альберт Юджин Ди Стефано. Он гордился тем, что когда-то был одним из привратников в нью-йоркском отеле «Плаза». Эл сразу же сказал Карелле, что однажды дал департаменту полиции Нью-Йорка ценную информацию, которая помогла раскрыть дело о похищении драгоценностей, которые несколько парней мешками таскали из номеров отеля. Он будет счастлив помочь Карелле в разгадке ужасного преступления, которое тот расследует. Он знал об убийствах на четвертом этаже все. Все в доме о них знали.
Так случилось, что он работал в новогоднюю ночь с полуночи до восьми утра. Потому что вытянул двойку крестей вместо бубновой тройки или четверки червей. Подобным образом трипривратника здания решали, кто будет работать в эту смену, поскольку никто в общем-то не горел таким желанием. Он вытянул самую маленькую карту и должен был идти работать в худшую смену. Поэтому да, он был здесь в ту ночь. Но он не видел, чтобы кто-нибудь подозрительный приходил и уходил, если это то, что хотел знать Карелла.
— Вы знаете мистера Холдинга в лицо? — спросил Карелла.
— О да. Очень приятный мужчина. Я подал ему много идей, он пишет сценарии для рекламных роликов. Однажды я ему сказал, что у меня есть хорошая мыслишка для компании «Херц». Ну, вы знаете, той, которая занимается прокатом машин. Я подумал, что они могут показать аэропорт и толпу народа, все ждут в очередях у стоек других фирм по прокату машин, но этот парень подходит прямо к стойке Херца и уходит ровно через десять секунд с ключами от машины, и когда он проходит мимо всех остальных, которые все еще ждут в очереди, он хохочет и говорит: «Я смеюсь, только когда это Херц». Они могут даже записать бой колокола, который вызванивает: «Я смеюсь только, когда это Херц, бом-бом!» Мистер Холдинг сказал мне, что его агентство не представляет интересы Херца. Тогда я дал ему...
— Вы знаете, как он выглядит? Мистер Холдинг?
— Ну, конечно. Я дал ему другую идею, насчет «Голубой Монахини», это такое вино, вы знаете, там у них на этикетке такая маленькая голубенькая. Я сказал ему фразу, которую стоит использовать в рекламе: «Привыкните к маленькой Голубой Монахине». Там тоже можно записать звон колокола. Мистер Холдинг сказал мне, что его агентство не представляет интересы «Голубой Монахини». Тогда я дал ему...
— Вы узнаете мистера Холдинга, если, например, он сейчас пройдет мимо по улице?
— Ну, конечно. Я дал ему еще одну идею насчет «Крайслер Ле Барон». Видим этого немецкого пилота времен первой мировой войны в белом шарфе, понимаете, и в защитных очках...
— Вы его видели в новогоднюю ночь?
— Кого?
— Мистера Холдинга.
— В общем-то говоря, да, видел.
— Когда это было? — Около часу ночи, ну немножко позже, десять, пятнадцать минут второго, что-то так.
— Где вы его видели?
— Здесь, конечно. — Ди Стефано был удивлен. — Ведь я был здесь. Помните, я рассказывал вам, что вытянул младшую карту? Вот почему я...
— Вы видели его здесь, в этом здании, между часом и четвертью второго, правильно?
— Не только видел, но и разговаривал с ним. И тут, понимаете, какая-то ирония судьбы. Он пришел взглянуть на ребенка.
— Он так сказал? Что пришел взглянуть на ребенка?
— Да. Он был здесь где-то полчаса и сразу после того, как ушел, произошло это ужасное несчастье. Я хочу сказать, насколько он разминулся с убийцей? Десять — пятнадцать минут, что-то вроде этого.
— Вы видели его, когда он выходил?
— Да. Он вышел прямо из лифта. Я смотрел телевизор вот в этой комнатушке. — Он показал рукой на дверь. — Отсюда виден весь вестибюль, если оставить дверь открытой.
— Во сколько это было? Когда он выходил?
— Я же сказал вам, примерно без четверти два.
— Он сказал вам что-нибудь?
— Он сказал — все в порядке. Я заметил ему, что проверить лишний раз никогда не помешает. Он улыбнулся, сказал «ты прав, Эл» и вышел.
— Он выглядел трезвым?
— Да, конечно.
— А сюда он пришел трезвым?
— Он пришел сюда трезвым и трезвым ушел отсюда.
