Джозеф Уэмбо - Синий рыцарь
Круц Сеговиа – мой сержант, и двадцать лет он был самым близким для меня человеком. Он все опасался, что нам что-нибудь помешает, и вынудил меня пообещать ему, что я не упущу самой большой удачи в своей жизни. А Кэсси – действительно моя величайшая удача. Учительница, разведенная женщина, без детей, к тому же с настоящим образованием, а не просто парой колледжских дипломов. Выглядит она молодо для своих сорока четырех, вообще все при ней.
Тут и я начал забрасывать удочки насчет работы для отставного полицейского где-нибудь в окрестностях Сан-Франциско, и будь я проклят, если мне не улыбнулась бы удача – нашлась хорошая работенка через большую контору по охране промышленных предприятий, которой владел мой старый знакомый, бывший инспектор Лос-Анжелесского департамента полиции. Я получил место начальника отдела безопасности в электронной фирме,"имеющей солидный правительственный контракт, мне полагались кабинет, машина и секретарша плюс на сотню долларов в месяц больше моей зарплаты участкового. Причина, по которой он выбрал меня вместо других претендентов, отставных капитанов и инспекторов, по его словам, заключалась в том, что у него уже работает достаточно много администраторов, теперь ему нужен один настоящий уличный полицейский с закаленным нутром. Так что, наверное, я впервые получил вознаграждение за полицейскую работу и с большим нетерпением ожидал чего-то нового. Мне не терпелось проверить, смогут ли приемы и идеи настоящей полиции сделать что-либо с промышленной службой безопасности, в лучшем случае, на мой взгляд, довольно жалким зрелищем.
Тридцатое мая, день моей официальной отставки, будет также и моим пятидесятым днем рождения. Трудно поверить, что я проболтался на свете уже полстолетия, но еще труднее поверить в то, что я прожил тридцать лет до того, как получил участок. Я принимал присягу полицейского в свой тридцатый день рождения и был вторым по возрасту в нашем классе в академии. Самым старшим был Круц Сеговиа, который трижды пытался поступить на работу в Департамент, но каждый раз проваливался на устном экзамене. Дело, наверное, было в его застенчивости и сильном испанском акценте, он ведь мексиканец из Эль-Пасо. Но грамматика у него была великолепная, если только взять на себя труд не обращать внимания на акцент. В конце концов ему повезло: он предстал перед достаточно умной комиссией, которая это поняла.
Я ехал через Елисейский парк, размышляя обо всем этом, и заметил перед собой двух полицейских на мотоциклах, направлявшихся к полицейской академии. Ехавший впереди парнишка по имени Лефлер – один из тех, кого я в свое время дрессировал. Его недавно перевели из центрального отдела на мотопатрулирование, и теперь он гордо восседал в седле – в новых сияющих ботинках, белом шлеме и ездовых бриджах с полоской. Его партнером, натаскивающим тонкостям работы мотопатрульного, оказался худолицый старый пердун по имени Крэндолл. Он один из тех типов, которые звереют при виде нарушителя уличного движения и которым наплевать на программу общественных отношений – он подкатывал к нарушителю на мотоцикле и орал: «Держись за тротуар, задница!»
Ослепительно белый шлем Лефлера был сдвинут вперед, и короткий козырек чуть не упирался в нос. Я догнал их, поехал рядом и крикнул:
– Какая у тебя шикарная шляпа, парень, только подними ее немного, дай мне взглянуть в твои синие детские глазки.
Лефлер улыбнулся и немного притормозил свой велик. Даже в такую жару на руках у него были дорогие перчатки из черной кожи.
– Привет, Бампер, – сказал Крэндолл, снимая на минуту руку с руля. Мы медленно ехали бок о бок, и я с улыбкой поглядывал на самодовольного Лефлера.
– Как он справляется, Крэндолл? – спросил я. – Азам я его уже обучил, так что он бамперизован.
– Для младенца неплохо, – пожал плечами Крэндолл.
– Вижу, ты уже снял с него тренировочные поводья, – сказал я. Лефлер хихикнул и поддал газу своему «харлею».
Я заметил у него на каблуках краешки подковок и догадался, что его подошвы, наверное, нашпигованы железом.
– Только не вздумай прогуливаться по моему участку в этих ботинках, парень, – крикнул я. – Ты выбьешь столько искр, что все кругом загорится. – Тут я усмехнулся, вспомнив, как однажды видел мотопатрульного с двумя чашками кофе в руках, шлепнувшегося прямо на задницу из-за этих самых подковок.
Я помахал Лефлеру и поехал в сторону. Молодые ищейки, подумал я. Слава богу, я был старше, когда пришел на свою работу.
Но я уже тогда знал, что не буду автоинспектором. Мне никогда не нравилось выписывать штрафные квитанции. Одно в этой работе хорошо – можно останавливать подозрительные машины под предлогом выписки штрафа за нарушение правил. Ничто другое не дает столько арестов преступников, как якобы проверка автоинспектора. Но и большинство полицейских гибнет именно при этом.
К черту, решил я, слишком я сегодня возбужден, чтобы валяться в парке с газеткой в руках. С тех пор, как я решил насчет пятницы, просто места себе не находил. И сегодня ночью почти не спал. Я развернулся и поехал в сторону участка.
Надо бы проехаться, поискать вора, подумал я. Теперь, когда у меня осталось всего несколько дней, мне очень захотелось его поймать. Это был дневной гостиничный вор, обчищавший за один выход на работу от четырех до шести номеров в лучших пригородных отелях. Сыщики говорили с нами на утреннем разводе и сказали, что, по данным криминального отдела, он предпочитает работать по рабочим дням, особенно по четвергам и пятницам, но много краж было совершено и по средам. Этот парень отжимал чем-то тонким дверные замки, что вовсе нетрудно проделать в любом отеле, и грабил номер в любом случае – есть в нем жильцы или нет. Конечно, он дожидался, пока они не уйдут в душ или вздремнут. Я люблю ловить воров. Многие полицейские называют это войной с привидениями и вскоре бросают попытки их отловить, но я лучше застукаю на горячем тихого воришку, чем какого-нибудь грабителя или налетчика. К тому же любой вор, у которого хватает духу тянуть тогда, когда люди дома, ничуть не менее опасен, чем грабитель.
Я решил проехать вдоль отелей на Портовом Шоссе. У меня была теория, что этот парень работает под видом ремонтника или наладчика, значит, он ездит на ремонтном или доставочном грузовичке. По моим прикидкам, живет он за городом, а на работу привычно приезжает по Портовому Шоссе. Несколько раз этот вор устраивал на месте кражи кавардак – резал одежду, обычно женскую или детскую, драл пополам нижнее белье, а совсем недавно выпотрошил большого игрушечного медведя, которого маленькая девочка положила на кровать и накрыла одеялом. Странный то был вор, но умный и везучий. Я вспомнил про намерение объехать отели, но сначала мне нужно было повидаться с Глендой. Сейчас она на репетиции, а потом я могу и вовсе ее не увидеть. Она была из тех людей, с кем я просто обязан попрощаться.
В маленький захудалый театр я вошел через боковой вход. Сейчас здесь в основном устраивали шоу с раздеванием. Когда-то тут был полупристойный бурлеск с несколькими неплохими комиками и симпатичными девушками. Гленда тогда была довольно известна. Ее называли «Позолоченная Девушка». Она выходила в золотом облегающем платье и раздевалась до золотых трусиков и бюстгальтера символических размеров. Она была высокая и грациозная и танцевала на голову выше других. Когда-то она выступала, переезжая из одного солидного клуба в другой, но сейчас ей стукнуло тридцать восемь. После двух или трех замужеств она снова оказалась на Мэйн-стрит, соревнуясь с бородатыми фильмами в перерывах между сеансами и подрабатывая как профессиональная партнерша в танцзале неподалеку. Теперь у нее было около двадцати фунтов лишнего веса, но она продолжала мне нравиться, потому что я видел ее такой, какой она привыкла себя видеть.
Я постоял в тени кулис, привыкая к темноте и тишине. У них даже на входе больше никто не стоял. Наверное, даже любители автографов и уличные зеваки потеряли интерес к служебному входу в эту дыру. Обои были мокрые, пятнистые и закручивались на стенах, как старинные свитки. Повсюду на стульях валялись грязные костюмы. К стене была прислонена машина для приготовления воздушной кукурузы. Машину включали по вечерам в выходные.
– В этом притоне одни тараканы лопают кукурузу. Зачем она тебе, Бампер? – сказала Гленда. Она вышла из своей уборной и наблюдала за мной из темноты.
– Привет, малышка. – Я улыбнулся и прошел через темноту на ее голос в тускло освещенную уборную.
Она, как обычно, чмокнула меня в щеку. Я снял фуражку и плюхнулся на кривоногий, заваленный хламом стул возле ее столика для косметики.
– Эй, святой Франциск, куда улетели все птички? – сказала она, пощекотав небольшую лысинку у меня на макушке. Каждый раз, когда мы встречаемся, она вываливает на меня сотню старых шуточек.
