Татьяна Степанова - Black & Red
– У вас ко мне тоже вопросы, Екатерина? – спросил Деметриос, когда они оказались в его кабинете. – Только что в прокуратуре мне пришлось отвечать на массу вопросов. А до этого вот к следователю вызывали Ираиду Викторовну.
– Я с ней беседовала, это вышло случайно, мы должны были встретиться со свидетельницей и не подозревали, что… Короче говоря, Вероника Лукьянова, знакомая вам обоим, убита у себя в квартире. А потом убили подругу одного из ваших пациентов некую Лолу Вахину.
– Мне в прокуратуре фотографии ее показывали до и… после. Ужасно, просто ужасно. А вы были там?
– Да.
– И как вы себя чувствуете после того, что видели?
– Я пришла к вам сразу после того, как выезжала на квартиру Лукьяновой.
– Испытали чувство страха, незащищенности. А мой совет? Вы им воспользовались?
– Совет найти в страшном смешное? Нет, я так и не смогла.
– Но что-то ведь помогло вам справиться со страхом? – Деметриос усмехнулся. – И довольно быстро.
– Не знаю, как-то вдруг само собой рассосалось, доктор.
– ЭТО не рассасывается. Просто иногда уходит в тень. А потом возвращается. В самый неподходящий момент. Он это умеет, я знаю…
– Кто умеет?
– Страх. – Деметриос облизнул губы. Они были у него пухлыми, чувственными. Катя вспомнила, что говорил о докторе Гущин.
– Эмоциональная разрядка, конечно, помогает справиться. – Деметриос посмотрел на Катю. – И я бы даже посоветовал что-то подобное… роман, увлечение… это всегда раскрепощает женщин, у них крылья вырастают. Но, увы, это не тот вариант. Неподходящий, совсем неподходящий.
– Игорь Юрьевич, я не понимаю, о чем вы…
– О вас и Ермакове.
– О Ермакове?
– Да, да, и не делайте таких круглых глаз. По большому счету я не должен этого говорить. Он мой пациент, но и вы были моей пациенткой. И мы с вами добились результата. И я не намерен этот наш положительный результат гробить. Поэтому я скажу вам: он не тот, кем представляется.
– То есть как это не тот? – Катя внезапно почувствовала… страх… ОН вернулся – и в самую неподходящую минуту. Деметриос оказался прав. Он был неосознанным, еще не облеченным в слова, в догадки, но грозным…
Кровь на простынях, вывороченные, выпотрошенные шкафы в квартире…
Поцелуй на мосту…
Кровь на лестнице в подъезде и тот ВЕЩДОК в руках эксперта… ГОЛОВА…
– Кто он такой?
– Он латентный гей по своей природе, законченный невротик. – Деметриос вздохнул. – Я пришел к такому выводу в ходе наших сеансов с ним. Вместо того чтобы понять и принять себя таким, какой он есть, он… В общем, для него сама мысль об этом непереносима, невозможна. И он сражается насмерть, а его женитьба, эти его ухаживания за вами – это что-то вроде оружия, щита или последней соломинки… Поймите, как ваш психолог, я хочу избавить вас от разочарования. Разочарование – это кризис, депрессия, печаль. Да и ему это не поможет. Только усугубит, приведет к повторному взрыву, эмоциональному кризу, один уже был, я его наблюдал. Ему нужно совсем другое лекарство.
Я НЕ ЛЕКАРСТВО…
Катя сидела в кресле. Что же это она, забыла, зачем пришла? Как обухом по голове. Поцелуй на мосту… Что, получила свою долю приключений? Как обухом… Но отчего не хочется верить словам доктора, хотя он, кажется, говорит правду, зачем ему врать?
– Спасибо, Игорь Юрьевич, я учту, – сказала она, – но я к вам вообще-то не как пациентка пришла.
– Как работник милиции? Ах ты черт, а я-то разошелся.
– Я хотела спросить вас о другом пациенте: Олеге Купцове, приятеле убитой Лолиты Вахиной.
– О Гае? – Деметриос поднял брови. – Он к вам не имеет никакого отношения. И поэтому рассказывать о его проблемах я, как врач, не вправе.
– Игорь Юрьевич, рассказывать все равно придется. Разве в прокуратуре вас о нем не спрашивали?
– Спрашивали. И отчего-то очень напирали на то, что у него есть мотоцикл.
– МОТОЦИКЛ? – Катя привстала. – Это точно?
– «Харлей-Дэвидсон» в какой-то там навороченной комплектации.
– И он хорошо ездит?
– Как бог. А что, это так важно?
– Н-нет, но… У вас есть его данные, адрес, телефон?
– Конечно, он же мой пациент. Вот карточка его клуба, он клубом спортивным владеет, – Деметриос потянулся к визитнице и подал Кате карточку. – Я понимаю, раз убили его девушку, то он, конечно, автоматически попадет в сферу внимания правоохранительных органов, уже попал, как и я, впрочем, но… Как психолог, я бы старался всячески оградить его от вас.
– Почему?
– Потому что ему и своих проблем хватает.
– Он знал Веронику Лукьянову?
– Нет. И никто из моих пациентов ее не знал и не видел. Я сам ее здесь, в своем офисе, встретил случайно пару раз. Она заходила за Ираидой, они куда-то там собирались, чисто женские дела.
– А этот Гай-Купцов, он давно ваш пациент?
– Давно, дольше остальных. И останется им на более длительный срок.
– Почему?
– Потому что его проблемы посерьезнее, чем просто неврастения, как, например, у вас, дорогая моя.
– Он что, сумасшедший? – Катя решила не отступать.
– Нет, до этого, слава богу, далеко.
– Так что же у него? Доктор, вы же столько раз помогали нам, лекции вон читали, семинары вели, учили, как ловить, вычислять маньяков. Вы же профессионал, вы понимаете – это все очень серьезно. Убиты две женщины, одна из них любовница этого Купцова, у него самого – мотоцикл, вы сами только что сказали…
– Да при чем тут мотоцикл?
– При том, что в этом деле, по нашим данным, мотоциклист замешан!
Деметриос откинулся на спинку кресла.
– Ладно, – сказал он после паузы, – что вас конкретно интересует?
– Какой у него диагноз?
– Я диагноза не ставлю. Я пытаюсь разобраться с проблемой.
– Но в чем его проблема?
– Некоторые признаки паранойи налицо.
– В чем заключается эта паранойя?
– Ему кажется, что… Одним словом, он воображает, что он не человек.
– НЕ ЧЕЛОВЕК? Как это… а кто же…
– Уж не знаю кто. Сам бы хотел узнать, – Деметриос усмехнулся. – Это как-то связано с историей его рождения. Эти его фантазии – детские фантазии, переросшие во взрослые фантазии… История какая-то темная, неясная. Вроде бы его появление на свет совпало с какой-то трагедией на охоте. Погибло несколько человек, а его мать то ли в результате пережитого испуга, то ли вследствие послеродовой горячки оказалась в лечебнице для душевнобольных. А до этого покушалась убить его, младенца. В детстве он слышал все эти россказни, и психика, видимо, не выдержала.
– А он…
– Простите, Катя, но это все, что я могу рассказать. Повторяю, он мой пациент. И в отличие от Ермакова не имеет к вам никакого касательства.
– Я не понимаю, как это можно воображать себя не человеком?
– Редкая форма паранойи, конечно, но встречается. И не только в анналах психиатрии. Сейчас и в искусстве, в кино для тинейджеров – все эти сверхгерои комиксов, люди Х, человеки-пауки, люди-кошки… Помните, наверное, фильмы?
– Это оборотни: люди-кошки, человек-паук…
– Оборотни? Да нет, это НЕ ЛЮДИ – улавливаете разницу?
Катя глянула на карточку спортивного клуба, которую держала в руке.
«ЭТО ЖЕ ТОЛЬКО БЕШЕНЫЙ ЗВЕРЬ ТАКОЕ МОГ СОТВОРИТЬ… МАНЬЯК… НЕЛЮДЬ ПРОКЛЯТЫЙ!»
Это сказала Ираида Викторовна – там, тогда.
Нелюдь… Не человек… Улавливаете разницу?
Спортклуб располагался на Павелецкой. Катя решила ехать туда немедленно. Но одной отправляться туда было… не то чтобы страшно, но…
Она достала телефон. Кому позвонить? Кто ей поможет быть бесстрашной, столкнувшись лицом к лицу с НЕ ЧЕЛОВЕКОМ? Драгоценный? Он далеко. И остальные все ее друзья, все, кого она любит, – они тоже далеко, не с ней.
Мобильный по системе «поиск» словно сам собой отыскал номер.
ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, ОНИ ЗНАКОМЫ, БЫЛИ НА ТОМ СОВМЕСТНОМ СЕАНСЕ… И ЕСЛИ Я ПРИДУ ТУДА С НИМ, ЭТО НЕ БУДЕТ ВЫГЛЯДЕТЬ ПОДОЗРИТЕЛЬНО…
– Привет.
– Привет. – Голос Ермакова на том конце был немного хриплым: то ли удивленным, то ли озадаченным – не поймешь. – Это правда ты?
– Мне срочно нужна твоя помощь.
– А что случилось?
– Долго объяснять. Можешь со мной встретиться прямо сейчас?
– Могу. Правда, я на работе… Могу, без проблем. Где встречаемся?
– На Павелецкой, на углу Валовой и Садового минут через сорок.
Катя вышла из метро. Ермаков – в деловом костюме подъехал на своем «Форде». Катя задала ему один вопрос: может ли он побывать с ней в спортзале вот по этому адресу, не задавая при этом лишних вопросов? Ермаков пообещал с ходу, прочел адрес на карточке, имя владельца.
– А чего ты у него забыла? – спросил, нахмурившись.
– Мы его в убийствах подозреваем.
– Мы – это кто? А, такая работа… В каких еще убийствах?
– Ты же обещал не спрашивать. Я помощи твоей прошу. Я туда… короче, я не хочу, боюсь туда к нему идти одна.
Ермаков расправил плечи, глянул этаким соколом. И Катя… Ей вдруг стало стыдно за себя: вчера он просил у нее помощи после сеанса, на котором они, видимо, обсуждали с Деметриосом ТОТ САМЫЙ ВОПРОС. Больной вопрос. Он сказал ей: ты не захочешь мне помочь. А сам, когда она попросила у него помощи, примчался, все бросил. Настоящий мужчина, защитник… гей латентный… Господи, бедная ее голова, как в этом во всем разобраться?
