Раскаянье дьявола - Гранхус Фруде

— Вы были там, у Эмилии Санде. И вернулись через несколько лет, чтобы провернуть то, что сначала сотворили с Ангеликой.

Она впервые отметила, что Эйнару Халворсену пришлось силой воли заставить себя сдержаться.

— Вы используете сильные слова, следователь Хаммер.

— Это правда. Вы там были.

Он посмотрел в окно на небо, покрытое дождевыми тучами.

— Она вас не забыла.

Он медленно кивнул.

— Она работала в магазинчике у пристани.

— Я помню ее, потерянная душа.

— Сейчас она еще более потерянная. К тому же раздавлена горем.

— Я пытался обратить ее к Богу. И я видел, что ее ждет величайшее счастье.

— Вы ошиблись.

Эйнар посмотрел в глаза Гюру и осторожно улыбнулся. Никакого превосходства или надменности, лишь теплая улыбка, от которой ей на мгновение захотелось, чтобы он заглянул и в ее душу.

— Позже она связалась с вами, чтобы рассказать, что думает о вас и вашем послании.

— Да, она мне звонила.

Никакой ненужной лжи. Он умелый манипулятор, который врет только тогда, когда абсолютно уверен в том, что ложь не вскроется.

— Она ненавидит Бога.

— Ну, не настолько, следователь Хаммер. Не настолько.

— Вы понимаете, что это значит?

Эйнар Халворсен наклонился вперед и сложил руки перед собой.

— Что ваше неприятие меня усилилось. Это очень естественно и по-человечески.

— Всего час стоянки, и вы уже бежите на берег с Биб­лией в руках.

Он покачал головой.

— Нет? Вы пришли к ней, чтобы навязать ей свою веру.

— Все мы ошибаемся, и каждый из нас платит за свои ошибки. — Впервые голос Эйнара Халворсена дрогнул.

— Как вы принесли ее на борт? В мешке?

Он опустил голову.

— Да, я ездил по стране и распространял послание Библии. И да, я часто пользовался «Хуртирутой». Но делал это только в выходные, иначе это было бы невозможно.

— Корабль делал те же остановки, что и сейчас.

Грустная полуулыбка в ответ.

— Во время остановок у нас, на камбузе, дел было невпроворот. Нужно было чистить картошку, готовить еду. Мы успевали лишь добежать до киоска. В те времена на каж­дом причале стояли киоски.

— Симон Бергхейм, — сказала она. — Мы знаем, что вы знакомы.

— Симон… да… это было давно.

— Да?

— Боюсь, я не общался с ним больше двадцати лет. Если бы не его имя, а Симон — библейское имя, я бы наверняка его забыл. Да, я помню Симона. Что с ним?

— Вы до сих пор общаетесь.

Он вопросительно взглянул на следователя:

— Да? И даже если так, как это относится к делу?

— Он ваш пособник. — Она услышала, как ее голос потерял твердость.

— Ида?

— Все началось с вашей племянницы, потом продолжилось дочерью женщины, которую вы обратили в веру. Обеих девочек принесли на борт судна, на котором вы работали. А теперь там же находится ваша дочь.

— Я больше там не работаю.

— А вот Симон Бергхейм работает.

— Вам мешает ваша работа. Вы видите связь там, где ее нет, и трагедию там, где я вижу счастье. Моя племянница вернулась, и, насколько мне известно, у нее все хорошо. И Ида тоже вернется… сегодня.

— А Эмилия Санде?

— Я не видел ее с того раза. Но тогда я видел ровно то, что видел.

— Вы не в своем уме.

— Нет, Гюру Хаммер, я в своем уме. Каждое слово, которое я вам сказал, абсолютная правда. Как и то, что пока еще не сказано между нами.

Она сглотнула.

— Ида скоро придет, — прошептал он. — Это будет день радости. Для всех.

— Эмилия, — начала она, но голос подвел.

— Однажды, следователь Хаммер, вы поймете.

— Вы же понимаете, что я не могу вас отпустить?

Ее голос звучал совсем не так, как должен звучать твердый голос служащего полиции, в нем были нотки неуверенности и сомнения.

Он наклонился ближе. Со своими узкими плечами он напоминал нескладного подростка, а костлявое лицо было похоже на лицо истощенного военнопленного.

— Неважно, где я буду сидеть — здесь или в участке под арестом, вы просто лишите меня возможности обнять дочь, когда она вернется. К тому же Ребекка близка к срыву. А от ваших подозрений легче ей не становится.

— Все указывает на вас.

— Вы позволяете ослепить себя. Именно поэтому.

— Ваша племянница.

— Ваша ноша мешает вам.

Грубый комментарий застрял на языке.

— Вам нужно кому-то довериться.

— Неужели вам?

Он пожал плечами:

— Я умею слушать.

Она хмыкнула.

— Оттого, что вы боретесь с собой, становится только хуже.

— Вам не избежать наказания.

— Никто из нас не избежит наказания.

— Что вы имеете в виду?

— Мы — продукт наших мыслей. Ничто другое не влияет на нас так, как наши тревоги. Я со своими справился. Я верю интуиции и тому, что вижу. Ида вернется домой.

Ее тело обмякло.

— Гюру Хаммер…

— У меня есть сводный брат, которого я никогда не видела. Я даже не знаю, кто он, и не знаю, хочу ли узнать. — Слова лились сами собой.

— Что вам помешало?

— Послушайте, я…

Эйнар-чертов-Халворсен.

— Он лишь начало.

— Начало?

— На пути к покою.

В глазах у нее потемнело. Ей показалось, что Ребекка Халворсен метнулась к открытой двери гостиной, но она не была в этом уверена. Сейчас она вообще ничего не могла сказать точно. Она создала себе картину того, как молодой Эйнар Халворсен, стремясь заставить верующих упасть к его ногам, похищает свою племянницу и держит ее в каюте «Хуртируты». Сара Санде в версию не укладывалась. Никаких пророчеств о ее возвращении, никакого счастливого воссоединения. Именно из-за нее Рино уцепился за версию о педофиле. О преступнике, который сначала раскаялся, а потом осуществил задуманное. И все-таки. Все сходится. «Хуртирута». Юный чистильщик картошки, катающийся туда-сюда. Младший кок. Господи!

Дрожащими руками она достала телефон и набрала номер Рино. Через некоторое время он ответил.

— Где ты?

— Стою и смотрю на то, что очень похоже на пустой дом.

— Это не он. — Гюру встала и вышла из гостиной.

— А?

— Подожди. — Выбегая под дождь к машине, она прижала телефон к куртке. — Это не Симон Бергхейм.

— Почему?

— Потому что он тоже работал на камбузе. Во время стоянок коки заняты. Это кто-то другой.

Глава 53

Ида достала с полки двух солдатиков и сжала их в ладонях, готовая ударить, если зверь приблизится. Хотя она и не видела его уже некоторое время, но слышала быстрые всплески воды — такие же, как когда она плескалась в ванне.

Девочка регулярно ударяла солдатиками по теням в воде, но из-за разлетающихся брызг теней становилось больше, казалось, что в воде уже не один зверь, а много.

Она попыталась представить себе технику плавания: гребок ладонями, подтянуть к себе ноги. Снова и снова. Двенадцать гребков. Столько она смогла сделать самостоятельно, без того чтобы родители поддерживали ее под живот. Двенадцать гребков в комфортной теплой воде. Здесь же вода была ледяной. Ноги уже онемели от холода. Перед ней проплыл стол, а тарелка со сладостями покачивалась на воде у двери. Телевизор ушел под воду почти полностью, большинство книг плавали вокруг. Она устала, очень устала, и все-таки держала солдатиков в руках, готовая ударить.

Ида снова и снова видела зверя, но стоило ей моргнуть, как он исчезал. Девочка стояла на диване по колено в воде, и ей постоянно приходилось прислоняться к стене. Если она упадет, ей придется выпустить солдатиков и сосредоточиться на гребках. И тогда она попадется в лапы к зверю. Ида вздрогнула, представив прикосновение мокрой шкуры к голой коже.

— Мама! Приди прямо сейчас! — она обещала себе не плакать, но не удержалась. И снова представила себе мать. Мама тоже не могла сдержать слезы. Они теряли друг друга навсегда и плакали вместе.

— Здесь чудовище, мамочка, оно плавает в воде. А я ведь умею… — сопли смешались со слезами. — Я умею делать только двенадцать гребков. — Она сильно зажмурилась, чтобы остановить поток слез, и ударила вслепую на случай, если зверь был близко.