Алексей Макеев - Таежная полиция
Лошадь лежала, вздрагивая боками и тужась поднять голову. Выпуклые глаза бешено вращались, а изо рта шла красная пена.
– Что же с тобой такое, подруга? – с сожалением сказал Гуров вслух. – Всего ничего проскакали…
В глаза сыщику бросилось темное пятно. Кровь. Из-под туши вытекала, смешиваясь с землей и травой, кровь. Сердце у Гурова сжалось. Лошадь было жалко: наверняка в нее попала пуля, а может, и не одна, когда вслед стреляли. И не потому, что теперь не на чем ехать, а потому, что придется ее бросить тут, беспомощную. Ее бы пристрелить, чтобы не мучилась… Хищники ведь живьем раздерут.
Гуров уселся на землю и, морщась, как будто сам испытывал боль, смотрел на умирающее животное. Продолжалось все минут тридцать. Сначала перестали подергиваться ноги, потом и голова не стала подниматься. Потом бока задрожали мелкой дрожью, дыхание животного стало поверхностным и частым. Потом короткий стон – все.
Поднявшись на ноги, сыщик осмотрелся по сторонам. Если идти в город, то направление понятно. Сутки или двое поголодать, и можно дойти, не страшно. А вот девушки как? Алину Гуров потерял из виду почти сразу, а спина Татьяны долго маячила перед ним впереди. «Хотя бы ее найти, – подумал Гуров. – Алина как-то упоминала, что часто ездила верхом, может, и обойдется с ней. Лишь бы не сглупила и не стала нас искать. В положении Алины самое мудрое – двигаться в сторону города или железной дороги, как я и советовал. Значит, надо попытаться поискать следы лошади Татьяны. Эта блондинка совсем не наездница, как бы с ней беды не случилось. Уж Татьяна-то в тайге самостоятельно не выживет».
Гуров пошел вокруг того места, где погиб его конь. Он знал, как ищут следы, – нужно ходить спиралью, чтобы рано или поздно пересечь цепочку следа. Наконец на глаза попался вывернутый подковой кусок дерна. Теперь смотреть рядом и внимательно. Вот еще выбитый из травы небольшой камень, от которого осталась земляная ямка, хорошо заметная в траве. Гуров пошел в том направлении, куда вели еле заметные следы подкованных копыт. Иногда след виднелся очень хорошо, иногда приходилось терять время и кружить вокруг. Опыта следопыта не хватало, но помог опыт грибника. Глаз постепенно настроился на конкретную картинку, на вид следа, и дело пошло быстрее.
Иногда Гуров видел обломанные ветки лиственных деревьев и по не успевшим завять листьям понимал, что сломаны они не так давно. Солнце припекало, от пота щипало многочисленные ссадины, а во рту стало сухо, как в духовке. Сколько Гуров ни отгонял мысли о воде, сколько ни пытался думать о чем-то другом, но часа через два жажда стала нестерпимой.
Райской музыкой был звук, который он узнал сразу. Звук бегущей через каменистое русло воды. Или ручей, или речушка, обрадовался сыщик. Большого усилия воли стоило не побежать на звук льющейся, плещущейся, такой чистой и холодной воды. Гуров упорно шел по конскому следу, успокаивая себя, что ведет он именно к воде.
Лошадиное фырканье раздалось совсем рядом, можно было даже различить, как лошадь бьет копытом по воде. Гуров наконец оставил след и бросился вперед, проламываясь сквозь кустарник и густой осиновый подрост.
Татьяна сидела по пояс в воде и плакала. Она держала рукой повод и время от времени дергала его, что-то обиженно говоря лошади. Животное иногда поворачивало к ней свою большую голову, трясло головой, как будто выражая несогласие, и снова опускало морду в воду.
– Таня! – крикнул обрадованный Гуров. – Нашлась, девочка моя! Чего же ты в воде-то сидишь? Простудишься.
– А она не идет! – чуть ли не навзрыд сказала девушка. – Уперлась, как баран, и не идет.
Лошадь повернула голову на новый голос и снова затрясла гривой. Гуров подбежал к девушке с подобранной по пути хворостиной, отобрал у нее повод и вытянул хворостиной лошадь вдоль крупа.
– А ну пошла на берег! – прикрикнул он и, повернувшись, потянул лошадь за собой. – Иди, говорят тебе, дура! Все бы тебе девушек обижать.
Лошадь, почувствовав силу и характер человека, перестала капризничать и послушно пошла на берег. Вполне возможно, что она просто напилась. Гуров привязал повод к дереву, подергав его несколько раз и убедившись, что привязал он надежно. К нему подошла Татьяна, ежась в мокрой одежде и обхватив себя за плечи посиневшими руками.
– Я не знала, что с ней делать, – стала оправдываться девушка. – Я ее понукала, а она как воду увидела, так ни в какую. И меня сбросила. Хорошо еще, что я повод из руки не выпустила.
Гуров прикинул, что ускакать им удалось довольно далеко. Хотя как далеко? Часа полтора пешего хода, и преследователи вполне могут быть здесь. Костер бы развести, высушить Танину одежду, ее саму согреть… Зажигалка с сигаретами у Гурова остались при себе в куртке. Но дым! Для просушки одежды нужен большой костер. А его как раз нетрудно заметить издалека. И, судя по стрельбе вслед, эти уж точно не намерены церемониться. Тут уже опасность смертельная.
– Таня, – стал говорить Гуров, стараясь быть очень убедительным, – нам нельзя тут задерживаться. В моего коня попали, и он сдох. Давай выжмем твою одежду, и в путь. Попробуем найти Алину, а потом уж будем выбираться отсюда.
В глаза Гурову бросилось, что позади седла лошади был приторочен какой-то брезентовый сверток. Он развязал кожаные ремешки. Это был всего лишь кусок брезента размером примерно метр на два. Он расстелил его на траве.
– Раздевайся и хорошенько отжимай одежду, – велел он девушке, а сам направился к речке.
Вода была ледяная, но чистая. Ломило зубы, и Гуров пил небольшими глотками, стараясь смочить первым делом пересохшее горло, а не наполнить живот водой. Наконец жажда отступила.
Татьяна стояла в одних трусиках и лифчике и пыталась отжать розовый джемперок. Точнее, она крутила его в руках, явно боясь сделать что-то, от чего он потеряет форму. Девушку основательно трясло. От холода и всего пережитого она, к счастью, не стеснялась Гурова. Сыщик подошел, вырвал у нее из рук джемпер и сильно его выжал. Разбросав его на брезенте, так же безжалостно выжал светлые брючки девушки, ее городскую короткую куртку и портянки. Потом вылил остатки воды из сапог и стал снимать с себя куртку противоэнцефалитного костюма. Своей фланелевой рубашкой он стал растирать девушку. Без лишних разговоров сам расстегнул на спине лифчик и бросил его на брезент. Тер он сильно и безжалостно, лишь бы разогреть тело, подстегнуть кровообращение.
Татьяна, ничего не спросив и не глядя на Гурова, вдруг стала стягивать мокрые трусики. Выжав их, бросила на одежду. Сыщик подавил улыбку. Стыд стыдом, а почувствовала, как в них, мокрых, ей холодно.
– Надевай мою рубашку, – велел Лев.
Свернув мокрую одежду, он таким же узлом, как и брезент, приторочил ее сзади к седлу. Потом уселся на траву, стянул сапоги, снял портянки и снова надел сапоги, на голые ноги. Татьяна уже застегивала пуговички и выглядела сейчас очень соблазнительно в рубашке, которая не доходила до ее округлых коленей. Особенно если помнить, что на ней нет трусиков.
Гуров помог Татьяне намотать свои портянки и надеть сапоги. Энцефалитную куртку он надел прямо на голое тело. Взобравшись на лошадь, посадил Татьяну перед собой и накрыл ее не очень чистым брезентом. Так она хоть какое-то тепло сохранит.
Куда ехать, сыщик не имел представления. Если Алина двинулась к железной дороге, то она скоро будет возле людей, а значит, в безопасности. А вот если не поехала? Может, ее конь тоже потянется к воде. Может, она сообразила, что надо удирать подальше от захвативших их вооруженных людей. И Гуров направил коня вдоль речушки.
Иногда можно было ехать прямо по берегу, иногда приходилось углубляться в лес, а иногда ехать прямо по воде, рискуя, что лошадь переломает себе ноги. Гуров потерял надежду найти Алину и не представлял, как это можно сделать. Гораздо больше его беспокоила Татьяна. Девушка стала покашливать, и сквозь брезент он постоянно ощущал, как ее бил озноб. К тому же солнце стало клониться к горизонту.
Надо было принимать решение. Про мнению Гурова, они с девушкой отъехали километров на двадцать. Пешком их преследовать вряд ли кто будет, к тому же неизвестно, в каком направлении. Едва ли преследователи были лучшими следопытами, чем Гуров. Придется останавливаться.
Ночь они провели у костра. Гуров все время отходил за дровами и хворостом. Пока было светло, он ходил подальше, ломал сушняк. Когда совсем стемнело, брал топливо из собранной им с вечера кучи, которая быстро кончалась. Закутанная в брезент девушка молча лежала у костра с закрытыми глазами.
Гуров проснулся от холода, когда стало светать. Костер почти погас. Пришлось подняться и, проделав несколько согревающих упражнений, снова отправляться за топливом. Высохшая, развешанная на палках у костра одежда Татьяны опять набралась влаги из ночного воздуха. Гуров подбросил хвороста, раздул пламя и подошел к девушке. Лоб у нее был просто огненный.
