Алексей Макеев - Таежная полиция
Крячко многозначительно постучал ногтем по лежащему на столе цифровому диктофону, который записывал весь допрос.
– Ладно, – наконец сдался Яковец, очевидно все взвесив в голове. – В конечном итоге, мы делаем одно общее дело. И своему боссу я могу помочь, только сотрудничая с вами.
– Сипатову, что ли? – небрежно поинтересовался Крячко.
Яковец кивнул и снова вытер лицо. Видимо, положение у него, подумал Крячко, до крайности серьезное.
И Яковец рассказал всю историю с компроматом и курьером, который его должен бы везти в этом поезде. О том, что он поехал, чтобы в дороге приглядывать за курьером. О том, как все происходило, как он понял, что вмешались конкуренты – видимо, люди мэра Андрейченко. И о том, что их поступки лишний раз подтверждают связь мэра Читы с криминалом.
– Теперь вы меня отпустите? – в конце спросил Яковец. – Мне очень сейчас нужно быть на свободе.
– Понятно, чтобы сообщить Сипатову о случившемся, – кивнул Крячко. – Но парадом теперь командовать буду я. И мне понятно, что утечка информации у вас с вашим губернатором капитальная. Начни вы ему сообщать, и все станет известно противоборствующей стороне. Будете сидеть, а я стану действовать.
– Но вы же обещали…
– Вспомните хорошенько, Павел Борисович, то, что я вам обещал. Что за того полковника я вас расцелую. Могу сдержать обещание… если вам этого так хочется. Но, честно говоря, у меня здоровое предубеждение против гомосексуализма. А флешку с материалами мне сподручнее найти вместе с этим загадочным участковым, которому Прокопенко отдал ее на хранение. Ну… а там уже посмотрим, как поступить с ее содержимым.
Яковцу пришлось смириться и продолжать активно помогать московскому полковнику. В новых задержанных он опознал двоих пассажиров того же вагона и показал на карте, где он оставил Прокопенко с девушками.
* * *Дежурный почти вбежал в кабинет генерала Шамаева с трубкой спутниковой связи.
– Зотов, – коротко доложил он.
Генерал, предчувствуя плохие вести, недовольно вырвал трубку и поднес ее к уху. Полковник докладывал скупо, сухо и бесстрастно. Большой беды во всем этом не было. Выяснилось, что компромат серьезный, как и серьезно пошла борьба за него. Очевидным было и то, что в поезде схлестнулись люди губернатора и мэра. Не совсем понятно было, кто такой этот Прокопенко, но Шамаев намеревался установить его через Москву. Начались какие-то «гонки с преследованием» в тайге в районе Алексеевского? Ничего, подключим дополнительный оперсостав и вывернем весь район наизнанку. То, что сильно пострадал капитан Ергаев, плохо. Шамаев приказал в тайгу пока не соваться, а посмотреть, что творится в самом Алексеевском, какие силы там обнаружатся. Вмешаться придется, но в тот момент, когда будет понятно, кто берет верх и где флешка с материалами.
Ни Крячко, ни Гуров не знали, что в игру вступили люди из ФСБ. Лев вообще в этот момент, когда шел доклад полковника Зотова своему шефу, думал только о девушках, которые оторвались от него и могли заблудиться.
…Алина с трудом держалась в седле, хотя у нее был немалый опыт верховой езды. Сначала девушку радовало, что ее лошадь с места взяла такой аллюр, но спустя какое-то время она поняла, что животное ее не слушается. Алина оставила попытки как-то повлиять на лошадь и сосредоточилась лишь на том, чтобы удержаться в седле. Кажется, подумала она, лошадь понесла.
Еловый лапник больно хлестал по лицу и телу, оставляя жгучие ссадины. Алина уже не помнила, сколько продолжается эта бешеная скачка, она не имела представления, куда ее несет взбесившееся животное, и старалась не думать о том, как она найдет теперь Ивана и Таню. Боль отдавалась уже во всем теле, а не только в тех местах, которые соприкасались с седлом и боками лошади. Руки стали непослушными, дрожали, кажется, Алина в кровь разодрала ладони о поводья. Потом она неожиданно потеряла стремя, когда попыталась в очередной раз спружинить свое тело в седле. Ее сразу стало бросать из стороны в сторону, и пришлось ухватиться за луку седла. Но легче от этого не стало.
Наконец случилось то, что давно уже должно было случиться. Потерявшая опору девушка попыталась увернуться от очередной толстой ветки, которая протянулась горизонтально на уровне ее лица. Удар в плечо был таким сильным, что в глазах Алины все перевернулось, и она почувствовала, что летит. Единственная мысль, которая успела мелькнуть у нее в голове, была мыслью о второй ноге, которая все еще опиралась о стремя. Если она там застрянет, то лошадь потащит девушку по камням, корягам и валунам. И это будет конец! Удар о землю, и мир померк…
Приходить в себя Алина начала от того, что что-то прохладное прижалось к ее лицу, потекло по губам. Это было очень приятно. Девушка шевельнула губами, чтобы поймать эту влагу, и услышала голоса. Они были громовыми и неразборчивыми. Каждый гром отдавался тупой болью в голове, а потом сразу же во всем теле. И еще было трудно дышать, особенно в левом боку.
Зачем они говорят, недовольно думала Алина, это же как гул колоколов, особенно если ты сама находишься внутри такого колокола. Как раз там, где его здоровенный язык бьет в толстые медные стены. Бум! Бум! Бум! Потом она через закрытые веки стала различать свет. Потом с трудом разлепила веки и увидела солнце, а рядом с ним два лица – бородатое, суровое и молодое, румяное. Наверное, еще ни разу не брился. Какая глупость, поморщилась Алина, при чем тут бритье, когда хочется пить и все так болит…
– Жива-ая! – улыбнулось бородатое лицо. – Эк тебя угораздило-то. И откуда же ты, барышня, тут взялась? Одна, верхом, без вещей… Никак покататься взяла у кого лошадь-то?
– Митрич, – послышался в стороне мужской голос, – а ведь в ней пуля! Стрелял кто-то в лошадь. Из нарезного.
«В лошадь, – удивилась Алина, – значит, не в меня. А у меня все болит, будто в меня пули попали…»
– Так, – нахмурилось бородатое лицо, – значит, опять кто-то пошаливать у нас начал. Не иначе браконьерская это пуля. Шальная. Могла ведь и в девку попасть.
– Вот она и понесла, – пояснил снова далекий голос, – от боли взбесилась и понесла.
– Тя как зовут-то? – расплылось в широкой румяной улыбке молодое лицо.
– А…лина, – еле шевеля губами, прошептала девушка. – Где я?
– Знамо где, – засмеялся румяный паренек, – на траве. С лошади ты кувыркнулась, а мы тебя нашли.
Алина понемногу стала приходить в себя. Голова болела сильно, и еще подташнивало. Наверное, ударилась головой, когда падала. Но хуже оказалось то, что у нее была сломана в голени левая нога и, как сказал бородатый Митрич, пара ребер. Мужики оказались из местного лесничества. И еще у них была телега. Мука была страшная – лежать в этой повозке, когда тебя каждую секунду бросает с боку на бок. Страшно больно в боку, и тошнит от этого еще больше. Думать не хотелось, говорить не хотелось, хотелось только, чтобы прекратилась эта ужасная пытка с качанием из стороны в сторону. Грудь стягивала тугая повязка, в ногу впивался самодельный лубок, а в голове продолжали тупо бить в одну точку колокола. Где-то на горизонте сознания мелькнула мысль о Татьяне и странном, но обаятельном полковнике. Алине отчего-то подумалось, что раз нашли ее, то и друзья тоже теперь в безопасности. Потом она, наверное, потеряла сознание или уснула. Но даже в беспамятстве ее качало и бросало из стороны в сторону. И бил, бил в голове толстый медный язык колокола.
Потом стемнело и наступила прохлада. Прохлада и покой, потому что телега больше не мотала и не подскакивала. Алина услышала голоса.
– Где вы ее нашли?
– Да километров двадцать отсюда будет. Каким ее лешим сюда занесло, непонятно.
– А есть там какое-нибудь жилье, в той стороне?
– Какое ж тут жилье, ребятки? Станция только лесного хозяйства, да и та брошена лет пять назад. Мы уж и забыли, когда сами-то там бывали.
– Может, она оттуда ехала?
– Может, и так.
– Лошадь точно пулей ранена?
– Точно, Гришка вон смотрел. Раненая она, вот и взбесилась, понесла. Ну а девка, понятное дело, в седле не удержалась. Вы там смотрите поосторожитесь – не ровен час, на браконьеров наткнетесь.
– Затем и идем, дед. Вы до Алексеевского когда намереваетесь добраться?
– Кабы девку не берегли, так утром уже были бы там. А с ней, то и до вечера.
– Мамаев! – крикнул властный голос. – Пойдешь с лесниками. Берешь их под охрану, девушку сдашь в больницу. И останешься с ней. Я сообщу полковнику. Она наверняка из них. Все! Группа, подъем! За мной бегом…
* * *Сначала Гуров почувствовал, что у лошади стал какой-то неровный бег. Потом понял, что она просто шатается под ним. Сыщик стал осаживать животное поводом, но чувствовал, что оно испугано и нервно вздрагивает боками.
И тут лошадь захрипела, издала какой-то звук, похожий на тихое истошное ржание. Интуитивно Гуров высвободил ноги из стремян. Лошадь стала спотыкаться, как будто передние ноги у нее подкашивались, затем она ткнулась в землю передними коленями и стала заваливаться набок. Гуров неумело соскочил, споткнулся и со всего размаха грохнулся на землю.
