Эван Хантер - Охота на сыщиков
— То есть у тебя есть подозрение, которое надо еще проверить?
— Да не подозрение даже, а только идея.
— И что за идея?
— Насчет мотива.
— Так что насчет мотива?
— А ты въедливый парень, а? Не отцепишься, — улыбнулся Карелла.
— Просто хороший репортер, я же тебе сказал.
— Ладно. Давай взглянем на это дело таким образом. Эти трое были полисменами. Всех троих убили одного за другим. Какой вывод напрашивается сам собой?
— Кто-то крепко зол на полицию.
— Правильно.
— Ну и что?
— Сними с них форму. Что мы теперь имеем?
— Они же все были в штатском!
— Про форму это я просто так выразился. Имею в виду, представь себе их не полисменами, а самыми обычными гражданами. Что получается? При чем тогда ненависть к полиции?
— Но они на самом деле были полисменами!
— Людьми они были прежде всего. А полисмены… Это уже вторично, случайное совпадение.
— То есть тот факт, хочешь сказать, что они были полисменами, никак не связан с причиной их гибели?
— Может быть. Именно в этом мне и хотелось бы покопаться поглубже.
— Что-то я не совсем понимаю… — признался Сэвидж.
— Смотри, — стал объяснять Карелла. — Мы хорошо знали всех троих. Работали вместе. День за днем. Мы знали их как полисменов. И совсем не знали, что они за люди. Их, может быть, убили вовсе не потому, что они были именно полисменами.
— Интересно, — протянул репортер.
— Значит, нам нужно вникнуть, как они жили. Причем в частной жизни. Приятного мало, потому что обычно убийства самым странным образом тащат за собой такое, что и в голову бы никогда не пришло…
— То есть ты хочешь сказать… — Сэвидж запнулся, раздумывая. — Например, Риардон отбил у кого-то бабенку, или Фостер там азартно играл на скачках, а Буш получал деньжата от рэкетира. Что-нибудь в этом роде, что ли?
— С некоторой натяжкой так.
— И каким-то образом все это у них троих замкнулось на одном типе, которому понадобилось убрать их всех, но по разным причинам. Так, по-твоему?
— Ну, это слишком сложно, — не согласился Карелла. — Едва ли их убийства связаны между собой столь сложным путем.
— Но мы же знаем, что всех троих полисменов убил один и тот же преступник?
— Да, в этом мы можем быть уверены.
— Значит, их убийства все же связаны между собой.
— Конечно. Возможно, только… — Карелла смущенно пожал плечами. — Мне трудно обсуждать все это с тобой, потому что я и сам не уверен, что знаю, о чем говорю. Просто у меня появилась такая идея, вот и все. Заключается она в том, что мотив преступления гораздо глубже, чем тот факт, что все трое носили полицейские жетоны.
— Понятно, — вздохнул Сэвидж. — Можешь утешаться тем, что у каждого полисмена в нашем городе, вероятно, есть своя идея, как раскрыть это преступление.
Карелла кивнул, хотя и не до конца понял последнюю фразу репортера. Однако вдаваться в пространное обсуждение ему не хотелось. Он взглянул на часы:
— Мне пора. У меня встреча.
— Подружка?
— Да.
— Как зовут?
— Тедди. То есть Теодора полностью.
— Теодора. А дальше?
— Фрэнклин.
— Хорошее имя, — одобрил Сэвидж. — Это у вас серьезно?
— Серьезнее не бывает.
— Слушай, а эти твои идеи насчет мотива. Ты их с начальством обсуждал?
— Что ты, к черту! Соваться с каждой мелочью? С каждым малейшим подозрением? Ну, нет! Сначала сам разбираешься, и только если раскопаешь хотя бы что-нибудь мало-мальски стоящее, вот тогда докладываешь свои идеи начальству.
— Вот как! А с Тедди уже поделился этими своими мыслями?
— С Тедди? Еще нет.
— Думаешь, она бы тебя поддержала?
— Тедди считает, что я никогда не ошибаюсь. — Карелла неловко усмехнулся.
— Похоже, чудесная девушка.
— Лучше всех. И мне бы надо идти, пока ее у меня не увели. — Карелла вновь посмотрел на часы.
— Конечно, — понимающе сказал Сэвидж. — А где она, кстати, живет?
— Риверхед.
— Теодора Фрэнклин из Риверхеда. Звучит! — Сэвидж протянул Карелле руку. — Спасибо, что рассказал о своих идеях.
Карелла поднялся.
— Но ни слова для печати, запомни, — еще раз предупредил он.
— Ни единого, — заверил Стива репортер.
— Спасибо за угощение. — Карелла кивнул на свою почти не тронутую рюмку.
Они коротко пожали друг другу руки. Сэвидж остался в кабине и заказал еще один коктейль. Кареллла поспешил домой принять душ и побриться перед свиданием с Тедди.
Тедди выглядела сногсшибательно. Она отступила на шаг от открытой двери, давая ему возможность полюбоваться своим сияющим великолепием. К свиданию она надела белый костюм из той блестящей шелковистой ткани, что так нравилась Стиву, и белые туфли; брошь с кроваво-красным камнем на лацкане жакета теплым лучистым светом соперничала с алыми овалами сережек, украшавших ее изящные аккуратные ушки.
— Вот невезуха! — огорченно воскликнул Стив, про себя побаиваясь, что его голос прозвучит слишком искренне. — А я-то надеялся застать тебя в одной комбинашке!
Тедди заулыбалась и потянулась расстегивать жакет.
— Эй, погоди! У нас столик заказан.
„Где?" — спросило ее подвижное лицо.
— „Ань Луньфан".
Лицо Тедди выразило восхищение.
— А ты еще и губы не красила!
Она энергично мотнула головой, бросилась ему на грудь и стала целовать его, обнимая так, словно через десять минут ему предстояло отбыть в Сибирь навсегда.
— Ну, все, — еле перевел дух Карелла. — Ступай краситься. Время, время!.
Она вышла в другую комнату, накрасила губы, еще раз осмотрела всю себя в зеркале и вернулась с маленькой красной сумочкой.
— Ага! Такие вот на той самой улице носят, — заявил Стив. — Символ профессии.
Тедди звучно шлепнула его пониже спины.
Китайский ресторан был знаменит великолепной кухней и экзотическим интерьером. Лично для Кареллы одной великолепной кухни было бы недостаточно. Когда он шел в китайский ресторан, он хотел, чтобы заведение и выглядело бы по-китайски и по атмосфере воспринималось бы как китайское, а не как увеличенная копия унылой казенной забегаловки где-нибудь на Кал-вер-авеню.
Они заказали овощной суп, и рулет из омара, и бараньи ребрышки на вертеле, и жареную курицу, и тушеную говядину, и свинину в кисло-сладком соусе. В супе похрустывали слегка недоваренные, как и положено, китайские овощи, сочный и сладкий белый горох, водяные орехи, грибы и множество других неведомых корешков, стебельков и листочков, которых они не знали даже по названиям. Сам бульон был неотразимо крепким, пряным и острым. Разговаривать им было некогда. Покончив с супом, они принялись за рулет, а потом за шипящие жирком ребрышки, исходящие немыслимым ароматом.
— Слышала этот анекдот насчет барашка, — попытался ради приличия завязать беседу Карелла, — насчет очкарика, который затеял диссертацию…
Тедди нетерпеливо кивнула головой и занялась ребрышками.
Румяная корочка на курице была столь восхитительной, что они вычистили тарелки до блеска. На говядину у них уже почти не осталось места, и Тедди с Кареллрй постарались сделать все, что в их силах, но когда Чарли — их официант — подошел убрать со стола, он окинул их укоризненным взглядом, полным неодобрения и упрека за то, что они оставили на тарелках несколько кусочков нежнейшего мяса.
На кухне Чарли разрезал для них ананас. Разрезал так, что его ершистая оболочка снималась целиком, обнажая желтую мякоть, рассеченную на длинные тонкие ломтики. Завершили они это невоздержанное пиршество, чаем, вдумчиво вникая в тонкости его терпкого букета и вкуса в полном душевном и телесном умиротворении.
— Ты к девятнадцатому августа как относишься? — промолвил наконец Карелла.
Тедди неопределенно пожала плечами.
— Это суббота. — Ты не против выйти замуж в субботу?
„Не против!" — вспыхнули радостью ее глаза.
Чарли принес им крошечные пирожки с запеченными в них предсказаниями судьбы и свежий чай.
Карелла разломал свой пирожок и достал узенький листочек тонкой бумаги, скатанный в тугую трубочку. Не разворачивая, спросил:.
— А вот это слышала, насчет одного мужика, который развернул записку с предсказанием в китайском ресторане?
Тедди покачала головой.
— Развернул, а там написано: „Не ешьте суп“. И подпись — „Друг".
Тедди залилась смехом и показала на его записку. Карелла развернул трубочку и прочитал вслух:
— „Вы счастливейший из людей. Скоро вам предстоит жениться на Теодоре Фрэнклин".
Глаза Тедди расширились в немом негодовании, и она выхватила записку из пальцев Стива. На листочке было напечатано: „Вы сильны в счете".
Тедди заулыбалась и раскрошила свой пирожок. Лицо ее сразу потускнело.
— Что там? — спросил Карелла.
