Эван Хантер - Охота на сыщиков
Обзор книги Эван Хантер - Охота на сыщиков
Макбэйн Э. Охота на сыщиков
Город и люди, описанные на этих страницах, существуют только в воображении автора. Все имена и названия вымышленные. Лишь в основе изображения повседневной жизни и работы полиции лежит подлинно существующая практика следствия.
Глава 1
С берега реки, обвивающей северную часть города, видно лишь одно необъятное небо. Глядишь в него почти с благоговением, и порой даже дух захватывает — так великолепна и величественна открывающаяся взору картина. Четкие силуэты зданий рассекают небесное пространство: горизонтали и вертикали, прямоугольники и остроконечные шпили, башни и минареты, узоры, узоры, узоры, выложенные в геометрическом единстве на голубом и белом фоне неба.
Ночью же на набережной попадаешь в сверкающую галактику ослепительных солнц, в паутину огней, протянувшуюся от реки к югу, где она окутывает город брызжущим светом электрической магии. Фонари вдоль шоссе, отражаясь в темной воде реки, двойной цепочкой окаймляют город. Светящиеся окна зданий взмывают ввысь яркими прямоугольниками, добираются до звезд и сливаются там с озаряющими небо алыми, зелеными, желтыми, оранжевыми сполохами неонового сияния. Светофоры вызывающе подмигивают разноцветными глазами, и весь Стем взрывается раскаленным сплетением бушующих, слепящих многоцветьем вспышек.
Город открывается мерцающей россыпью драгоценных камней, искрящихся чарующим сиянием.
Здания — всего лишь театральная декорация.
Обращенные фасадом к реке, здания лгут рукотворным чудом огней, но, когда в благоговении смотришь на них, от этой картины захватывает дух.
Позади зданий, там, где кончается карнавал света, затаились улицы.
На улицах мусор и отбросы.
Будильник заверещал в одиннадцать вечера.
Он привычно нащупал его в темноте и нажал кнопку. Занудливое стрекотание оборвалось, и в комнате стало очень тихо. Только слышалось рядом ровное дыхание Мэй. Несмотря на распахнутые настежь окна, в спальне висела липкая жара, и он вновь подумал о кондиционере, который все собирался купить — еще с тех пор, как только наступило лето. Наконец, нехотя сел и потер глаза пудовыми кулачищами.
Это был крупный крепкий блондин с взъерошенными сейчас прямыми волосами. Припухшие со сна глаза, обычно серые, теперь, в темноте, казались совершенно бесцветными. Он встал и потянулся. Спал он только в пижамных штанах, и когда с хрустом вскинул руки над головой, они соскользнули с мускулистого плоского живота. Он раздраженно крякнул, подтянул штаны и взглянул на Мэй.
Простыня сбилась в ногах сырым безжизненным комком. Мэй спала на боку, уютно свернувшись, ночная сорочка высоко вздернулась, обнажив живот. Он подошел к кровати и легонько коснулся ее бедра. Она что-то невнятно пробормотала и повернулась на другой бок. Он улыбнулся в темноте и пошел в ванную бриться.
Вся процедура уже давно была рассчитана по минутам, так что он знал, сколько времени у него займет бритье, сколько — одевание и сколько уйдет на то, чтобы наспех проглотить чашку кофе. Прежде чем взяться за бритву, он снял с руки часы и положил их на раковину, чтобы посматривать иногда время. В одиннадцать десять он начал одеваться: цветастая рубашка, присланная братом с Гавайев, бежевые габардиновые брюки, легкая поплиновая куртка. В левый задний карман положил носовой платок, потом сгреб с туалетного столика бумажник и мелочь.
Выдвинув верхний ящик столика, он взял лежавший рядом со шкатулкой для драгоценностей Мэй револьвер 38-го калибра. Провел пальцем по жесткой коже кобуры и сунул ее в правый задний карман, прикрыв полой куртки. Закурил сигарету, завернул в кухню поставить на огонь воду для кофе и пошел проведать детей.
Мики спал, засунув, по своей привычке, большой палец в рот. Он провел ладонью по голове сынишки. Господи, какой же потный! Надо опять поговорить с Мэй насчет кондиционера. Просто нечестно мучить ребятишек в такой парилке. Подошел к кроватке Кэти и дотронулся до ее лба. Вроде бы не такой мокрый, как у ее брата. Ну она же девочка, девочки не потеют так сильно, как мальчишки. Тут из кухни послышался пронзительный свист чайника. Он взглянул на часы и улыбнулся.
В кухне он всыпал две чайные ложки растворимого кофе в большую чашку и залил ароматный порошок крутым кипятком.
Кофе он пил без молока и сахара. Только теперь почувствовал, что просыпается по-настоящему, и в сотый раз поклялся, что никогда больше не станет пытаться вздремнуть перед ночной сменой, — это же полный идиотизм. Ему надо привыкнуть спать по возвращении с работы. Какого черта он выигрывает? Пару часов, не больше. Надо обсудить это с Мэй. Он залпом допил кофе и вернулся в спальню.
Ему всегда нравилось смотреть на спящую жену. Правда, он при этом ощущал легкий стыд и неловкость: сон — это ведь что-то очень личное, и подсматривать за ничего не подозревающим человеком, в общем-то, не очень хорошо. Но господи, какая же она во сне красавица! Какого черта, честно или нечестно! Несколько секунд он разглядывал ее: разметавшиеся по подушке темные волосы, крутой изгиб бедра, столько женственности в обнаженном белом теле под вздернувшейся сорочкой. Подошел к краю кровати и осторожно откинул волосы с ее виска. Нежно-нежно дотронулся поцелуем, но она пошевелилась и окликнула:
— Майк?
— Спи, сладость, спи.
— Уже уходишь? — хрипло пробормотала она.
— Да.
— Поосторожнее там, Майк.
— Непременно. — Он улыбнулся в темноте. — А ты будь паинькой.
— Угу. — Она снова уткнулась в подушку.
Он украдкой посмотрел на нее в последний раз от двери, пересек гостиную и вышел из дому. Взглянул на часы. Одиннадцать тридцать. Точно по графику, и черт меня побери совсем, но на улице-то куда прохладнее!
В одиннадцать сорок одну, когда Майк Риардон был в трех кварталах от места работы, две пули вонзились ему в затылок и вырвали на излете половину лица. Он успел лишь ощутить удар и внезапную непереносимую боль, а потом его поглотила тьма, и он рухнул на тротуар.
Он умер прежде, чем коснулся земли.
Он был жителем этого города, и вот теперь его кровь липким красным пятном расплывалась вокруг изуродованной головы.
Другой житель города наткнулся на него в одиннадцать пятьдесят шесть и позвонил в полицию. Между жителем города, что бросился бежать к телефонной будке, и жителем города по имени Майк Риардон, что безжизненно скорчился на шершавом бетоне, не было большой разницы.
Разве только в одном.
Майк Риардон был полисменом.
Глава 2
Два детектива из отдела по расследованию убийств взирали на распростертое у их ног тело. Ночь была жаркой, и мухи роились над липкой кровью, пятнавшей мостовую. Опустившись на колени, помощник медицинского эксперта с привычной тщательностью осматривал труп. Фотограф из бюро идентификации суетливо моргал вспышкой. На противоположной стороне улицы припарковались радиофицированные патрульные машины № 23 и № 24, и их экипажи, с трудом пряча раздражение, сдерживали успевших собраться зевак.
Телефонный звонок поступил на один из двух коммутаторов полицейского управления, где сонный дежурный бесстрастно записал сообщение и переправил его пневматической почтой радиодиспетчеру. Тот, посмотрев на висевшую за спиной огромную карту города, распорядился, чтобы патрульные в автомобиле № 23 проверили поступившее сообщение о якобы истекающем на улице кровью человеке. Когда № 23-й доложил об убийстве, диспетчер связался с автомобилем № 24 и направил его к месту происшествия. В это же время дежурный на коммутаторе уведомил о случившемся отдел по расследованию убийств и 87-й полицейский участок, на территории которого был обнаружен труп.
Убитый лежал возле пустующего и заколоченного досками кинотеатра. Много лет назад, когда район еще слыл фешенебельным, это было первоклассное заведение. Но по мере того как разложение исподволь охватывало окрестности, кинотеатр стал показывать фильмы вторым экраном, потом перешел на старые ленты, а там докатился и до картин на иностранных языках. Дверь в левой части здания некогда тоже была забита досками, но их давно отодрали, и лестница была усыпана окурками, порожними фляжками из-под виски, останками презервативов. Тент, тянувшийся над тротуаром вдоль фасада, зиял рваными дырами — жертва камней, консервных банок, обрезков труб и прочего веселого хлама.
Через улицу напротив кинотеатра вольготно раскинулся пустырь. Когда-то там высился жилой дом — вполне достойный, с дорогими квартирами. В те добрые старые времена норковое манто, величаво плывущее его мраморным подъездом, было отнюдь не редкостью. Однако ползучие щупальца трущоб добрались-таки и до этого щеголя, цепко впились в кирпичи, втягивая дом во все расширяющийся круг, который считали своими владениями. Старое здание прекратило бессмысленное сопротивление и сдалось на милость трущоб, так что редко кто мог упомнить, что некогда это было элегантное и горделивое жилище. А потом его решили снести и сровняли с землей — и теперь на его месте образовался открытый всем ветрам гладкий пустырь. Лишь кое-где однообразие равнины нарушали рваные куски старой кирпичной кладки, словно вросшей в родную землю и отчаянно не желавшей с ней расставаться. Ходили слухи, что городские власти намерены затеять здесь новостройку. Пока же пустырь облюбовала окрестная ребятня, постоянно посещая его с различными целями. Большинство из этих целей имело отношение к естественным отправлениям человеческого организма, так что над пустырем плотно стояла густая вонь, которая в жаркую летнюю ночь становилась особенно могучей. Неспешно плывя к кинотеатру и сгущаясь там под свисающим тентом, она запахом жизни смешивалась с поднимающимся от мостовой запахом смерти.
