Александра Маринина - Украденный сон
– Как-то в голову не приходило…
– Тем не менее это так. А любая ломка, пусть даже добровольная и щедро вознаграждаемая успехом и признанием, это, по существу, травма, после которой нужно восстанавливаться. Разве артисту кто-нибудь в этом помогает? Нет. И нам никто не помогает. И никто нас к этому не готовит. Зато сколько разговоров о том, что работники милиции жестокие, бездушные, в лучшем случае равнодушные! А как же ей не быть, деформации этой? Чтобы сохранить физическую целостность, разрабатывают целые тома инструкций по технике безопасности. А о душе, как водится, забыли.
На кухне появился эксперт Зубов, вечно хмурый и чем-то недовольный, но аккуратный и дотошный. Вместе с Ольшанским они составляли взрывоопасную смесь. Следователь по достоинству ценил эксперта и очень любил с ним работать. Зубов же терпеть не мог Константина Михайловича за его постоянные подсказки и руководящие указания, без которых работал ничуть не хуже. Конечно, Зубов в глубине души признавал, что Ольшанский и в самом деле прекрасно разбирался в криминалистике. Ах, кабы не его назойливость и приказной тон…
Настя глянула на Зубова и подумала, что он, похоже, скрежещет не только зубами, но и всеми костями и суставами.
– Ольшанский велел передать, что ты можешь быть свободна, – обратился он к Насте, презрительно скривившись на слове «велел». – Так что не жди нас, если не хочешь.
– Вам еще долго? – спросила она.
– Там полный джентльменский набор: пальцы, обувь, кровь, слюна, запах, микрочастицы. Еще час, наверное, провозимся, если не два.
Зубов повернулся к Борису и сказал ему, щелкая зажигалкой и прикуривая:
– Спасибо, что сделали все, как я просил. Очень удачно получилось.
Стол и стакан просто стерильные, работать одно удовольствие, никакой лишней грязи.
Настя неохотно поднялась со стула. После нескольких часов ожидания на улице она только-только согрелась.
– Я, пожалуй, поеду. Поздно уже.
В прихожей Карташов быстро вкрутил в светильник лампочку, заботливо вывернутую в ожидании посетителя. У самых дверей Настя вдруг остановилась.
– Борис, вы не могли бы мне помочь?
Настя совсем потеряла сон. Лежа в постели рядом с Лешей, она не спеша подводила итоги и готовилась к завтрашнему дню. Жаль, что спектакль, разыгранный в квартире у Карташова, не принес тех результатов, на которые она надеялась. Конечно, следов там осталось более чем достаточно, чтобы в случае необходимости доказать присутствие в квартире человека, личность которого они установили буквально через час. Теперь за ним по пятам будут ходить люди, и уже завтра станут известны хоть какие-то его связи. Но на провокацию Бориса, обвинившего его в убийстве, гость не поддался. Он прекрасно собой владеет, очень хорошо подготовлен, потому что сразу выдал себя за вора, несмотря на внезапное нападение хозяина квартиры, и ни разу не ответил ударом на удар, хотя мускулатура у него, по словам Бориса, весьма впечатляющая. Да и тренировка сказалась: побитый «воришка» что-то подозрительно быстро оклемался настолько, что сумел смыться из квартиры и даже не очень при этом нашуметь. Что ж, отсутствие результата – тоже результат. Пусть этот «качок» сумел скрыть свое истинное лицо и не выдал тех, кто его послал, но уже из самого этого факта можно извлечь полезную информацию. Не все же удается так легко и просто, как блеф с Василием Колобовым, который с перепугу верит всему. Да и везение тоже сыграло свою роль, ведь отправленным Колобову письмом они стреляли наугад. Хотя нет, это не совсем верно. Как бы ни отреагировал он на письмо, это была бы информация. Он мог бы, например, совсем не испугаться, выбросить письмо в мусорное ведро и никуда в назначенное время не пойти, и это означало бы, что Настина гипотеза неверна. Или он мог бы испугаться настолько сильно, что прибежал бы в милицию и сам рассказал, кто и за что его избил после убийства Вики Ереминой. Но Колобов сделал то, что сделал, и теперь она, Настя, знает, что Вика сказала своим убийцам, будто Василий Колобов видел ее вместе с ними на Савеловском вокзале. А труп ее нашли в районе платформы «75-й километр» Савеловской дороги…
Когда Настя вернулась от Карташова, Леша передал ей список звонивших.
Было уже очень поздно, но один звонок она все-таки решила до утра не откладывать. Спустившись к соседке Маргарите Иосифовне, любившей смотреть телевизор допоздна, потому что около полуночи по Московскому телеканалу начинались старые кинофильмы, Настя набрала номер Геннадия Гриневича. Увы, ничего принципиально нового режиссер сообщить ей не мог. Его знакомые журналисты знали о беллетристе Бризаке едва ли больше, чем написано в рекламной аннотации на книжных обложках. Да, говорили они, имя известное, книги пользуются большим спросом, но настоящим литератором его не считают. Крепкий ремесленник, хотя и не без искры божией. Умело набивает себе цену, изображая таинственность. Нет, они, журналисты, убеждены, что никакого криминала за этим не стоит, все это – не более чем рекламный трюк для подогрева интереса читателей. «Господи, – с тоской думала Настя, – неужели опять „пустышка“? Неужели я опять ошиблась?»
…От телефонного звонка Леша сразу проснулся и вопросительно посмотрел на нее. Настя отрицательно помотала головой и села на постели.
– Алло! – сказал Леша в трубку сонным голосом.
– Я прошу прощения за поздний звонок, – послышался приятный баритон, – но мне необходимо срочно поговорить с Анастасией Павловной.
– Она спит.
– Разбудите ее, пожалуйста. Это действительно очень важно и срочно.
– Не могу. Она приняла снотворное и просила ее не беспокоить.
– Уверяю вас, это очень важно для нее. Она ждет моего звонка и будет крайне недовольна, когда узнает, что я звонил, а вы не дали нам возможности поговорить. Это касается работы.
Но Чистяков держался как кремень. Может, он и был, как считала Настя, наивен и доверчив, но сбить его с толку было невозможно.
Настя зажгла лампу у изголовья, схватила сумку, вытащила из нее пропуск в поликлинику и сунула его Леше под нос. Леша понимающе кивнул.
– Послушайте, – взмолился он как можно жалобнее, – у нее сейчас трудная полоса, неприятности и все такое. Она совсем не спит уже несколько ночей, у нее болит сердце и вообще она плохо себя чувствует. Завтра ей предстоит проходить диспансеризацию в поликлинике, и она не хочет в таком состоянии показываться врачам. Она ведь офицер, вы должны понимать.
Поэтому она приняла три таблетки снотворного и пораньше легла спать, чтобы завтра все прошло благополучно. Ей будут давление мерить, к невропатологу пошлют, кардиограмму снимут. В конце концов, даже если я смогу ее добудиться сейчас, она ничего не будет соображать.
– Очень жаль, – непритворно огорчился собеседник. – Хорошо, я позвоню ей завтра. Всего доброго.
– До свидания, – буркнул Леша.
Настя стояла посреди комнаты, плотно запахнувшись в теплый махровый халат. Ее бледное лицо в полумраке казалось неживым.
– Это они? – спросил Чистяков.
Она молча кивнула.
– Почему бы тебе не поговорить с ними? В этой ситуации прослушивание твоего телефона роли не играет, они же сами его и слушают.
– Не люблю, когда меня пугают. Я уже достаточно напугана и не хочу выслушивать очередные «страшилки», которыми они собираются меня накормить.
– Я тебя что-то не понимаю, Настюша. Что ты затеяла?
Прячешь голову в песок, как страус?
– Ничего я не затеяла. Они хотят меня выбить из колеи.
Вот и пусть себе думают, что им это удалось, что я на стенку лезу от страха, что у меня от этого нервное расстройство. Что нового они мне скажут? Что взорвут папину машину? Предпочитаю этого не слышать. Машину они взорвут только после того, как я не выполню их требования, иначе это теряет смысл.
Вот я и не даю им возможности высказать эти требования.
– По-моему, не очень умно, – с сомнением произнес Леша. – Они же могут подойти к тебе на улице. Что ты тогда будешь делать? Скажешь, что ты – это не ты и вообще ты у соседки? Глупо как-то.
– Как знать, Лешенька. Не будут они подходить ко мне на улице, это опасно. После такой встречи их можно выследить, они это отлично понимают. Единственное, что не оставляет следов, – это телефонные звонки. И непременно ночью, чтобы было пострашнее. И из телефона-автомата, чтобы на определителе не было номера, если такой определитель у меня есть. И не более трех минут, чтобы не засекли, если я все-таки пожаловалась начальнику и мой телефон взяли «на кнопку».
– Слушай, неужели ты их совсем не боишься?
– Еще как боюсь, милый, – горько усмехнулась Настя. – Не боятся только умственно неполноценные, потому что не умеют реально оценивать опасность и не понимают, что такое жизнь и как страшно ее терять. Нормальный человек должен бояться, если у него есть инстинкт самосохранения. А я вообще жуткая трусиха, ты же знаешь. Погаси-ка свет, будь добр.