Донна Леон - Высокая вода
Брунетти осознал, что у него до сих пор нет удовлетворительного ответа на заданный вопрос.
— Но я так и не понимаю, откуда вы знаете, что вот это оригинал, а вот это копия. — Прежде чем она ответила, он добавил: — Мой приятель рассказывал мне о шестом чувстве, которое развивается, и тогда просто видишь, что вещь выглядит правильно или неправильно. Но это все слишком субъективно. Я вот что имею в виду: если два эксперта расходятся в оценке, один говорит, что вещь подлинная, а другой — что нет, как разрешить противоречие? Позвать третьего спеца и устроить голосование? — Он улыбнулся, чтобы показать, что шутит, но не мог придумать другого выхода из этого положения.
Ее ответная улыбка показала, что она поняла шутку.
— Нет, мы позвали бы экспертов. Есть набор тестов, которые можно провести, чтобы установить возраст предмета. — И несколько иным тоном спросила: — Вы уверены, что хотите все это слушать?
— Да, хочу.
— Я постараюсь объяснять не слишком заумно, — сказала она, подтягивая под себя ноги. — Есть множество способов тестирования картин: анализ химического состава красок, чтобы посмотреть, соответствуют ли они заявленному времени написания картины, рентген — чтобы заглянуть, что находится под поверхностным слоем краски на картине, и даже радиоуглеродный анализ.
Он кивнул, чтобы показать, что все это ему известно, и сказал:
— Но мы-то говорим не о картинах.
— Да. Китайцы никогда не писали маслом, по крайней мере в те периоды, которые охватывала выставка. Большинство изделий были керамические либо из металла. Я никогда не интересовалась металлическими предметами, но при этом знаю, что научная методика к ним практически неприменима. Для них нужен глаз.
— А для керамики не нужен?
— Конечно, нужен, но, к счастью, техника проверки на подлинность здесь разработана не хуже, чем для картин. — Она помолчала и снова переспросила: — Хотите узнать технологию?
— Да, хочу, — сказал он и, чувствуя себя студентом, стал искать ручку.
— Главный метод, который мы используем — и самый надежный, — называется термолюминесценция. Все, что надо сделать, это взять около тридцати миллиграммов керамики с любого предмета, который мы захотим проверить. — Она предвосхитила его вопрос, объяснив: — Это просто. Мы делаем соскреб с днища тарелки, вазы или с постамента статуи. Нам нужны буквально крупицы. Потом фотоумножитель скажет нам с точностью до десяти-пятнадцати процентов возраст материала.
— Как это работает? — спросил Брунетти. — Я имею в виду, по какому принципу?
— Когда глину обжигают, вернее, если ее обжигают при температуре около трехсот градусов, то все электроны в ней — не могу подобрать лучшего слова — убиваются. Жар разрушает электрические заряды. Потом, с этого момента, они начинают набирать новые заряды. Вот это и измеряет фотоумножитель, сколько энергии вобрал материал. Чем он старше, тем ярче светится.
— А какова точность?
— Как я сказала, до пятнадцати процентов. Это значит, что если вещи предположительно две тысячи лет, то при определении ее возраста, вернее времени ее последнего обжига, отклонение может быть лет в триста.
— А вы тестировали те предметы, пока были в Китае?
Она покачала головой.
— Нет, в Сиане нет такого оборудования.
— Так как вы можете быть уверены?
Она ответила ему с улыбкой:
— Глаз — алмаз. Я посмотрела на них и поняла, что они фальшивые.
— Но для пущей уверенности? Вы больше никого не спрашивали?
— Я же рассказывала вам. Я написала Семенцато. А когда не получила ответа, вернулась сюда. — Она предвосхитила его вопрос. — Да, я привезла с собой образцы, с трех предметов, которые сочла самыми подозрительными, и с двух других, которые вызвали у меня сомнения.
— А Семенцато знал, что у вас есть эти образцы?
— Нет. Я ничего ему о них не говорила.
— Где они?
— Я проехала сюда через Калифорнию и оставила набор проб своему другу, работающему в Гетти. У них есть оборудование, так что я попросила исследовать их для меня.
— И он исследовал?
— Да.
— И?
— Я звонила ему, когда вернулась из больницы. Все три предмета, которые я сочла фальшивками, были изготовлены несколько лет назад.
— А два других?
— Один оказался подлинным. Второй — подделка.
— Одной проверки достаточно? — спросил Брунетти.
— Да.
Если это и не достаточное доказательство, понял Брунетти, то произошедшее с ней и с Семенцато — достаточное.
Через секунду Бретт осведомилась:
— И что дальше?
— Попробуем найти, кто убил Семенцато, и кто те двое, что приходили сюда.
Ее взгляд был бесстрастным и очень скептическим.
Наконец она спросила:
— И много ли шансов на это?
Он вытащил из внутреннего кармана полицейские снимки Сальваторе Ла Капра и передал их Бретт.
— Это не один из них?
Она взяла фотографии и с минуту рассматривала.
— Нет, — просто сказала Бретт и вернула их Брунетти. — Это сицилийцы, — прибавила она. — Они уже, наверное, дома, им заплатили, и они счастливы с женами и детьми. Их поездка была успешной; они сделали все, за чем их посылали, запугали меня и убили Семенцато.
— В этом же нет смысла, не так ли? — спросил Брунетти.
— В чем нет смысла?
— Я говорил с людьми, которые знали его и о нем, и похоже, что Семенцато был замешан в некоторых делах, в которые директору музея совершенно не следовало впутываться.
— Вроде чего?
— Он был теневым партнером в антикварном бизнесе. Из другого источника мне известно, что он торговал своим профессиональным мнением.
Бретт определенно не нужно было объяснять, что значит последнее.
— Почему это важно?
— Если бы они собирались убить его, они бы сделали это сразу, а потом велели бы вам тихо сидеть, а то и с вами то же будет. Но они этого не сделали, они пришли сначала к вам. И если бы это сработало, Семенцато так и не был бы поставлен в известность, по крайней мере официально, о подмене.
— Вы все еще считаете, что он в этом участвовал, — сказала Бретт. Когда Брунетти кивнул в знак согласия, она добавила: — Я думаю, что это вольное допущение.
— А иначе нет никакого смысла, — объяснил Брунетти. — Откуда бы они узнали, что надо прийти к вам, что предполагается встреча?
— А если бы я все равно встретилась с ним, даже после того, как они меня отдубасили?
Брунетти удивился ее недогадливости, но сказать ей — язык не поворачивался. Он не ответил.
— Ну? — настаивала она.
— Если Семенцато был в этом замешан, то легко предположить, что случилось бы, если бы вы с ним пообщались, — сказал Брунетти, все еще не решаясь произнести страшные слова вслух.
— Я все равно не понимаю.
— Они бы убили вас, а не его, — наконец выговорил он.
Он наблюдал за Бретт и по глазам увидел, что ее первая реакция: шок и неверие. Через секунду до нее дошло, и ее лицо окаменело, губы напряглись и плотно сжались.
К счастью, Флавия выбрала именно этот момент, чтобы войти в гостиную, принеся с собой цветочный запах не то мыла, не то шампуня, не то одной из тех штучек, которыми женщины пользуются, чтобы чудесно пахнуть в неподходящее время суток. Ну почему утром, а не вечером?
Она была одета в простое коричневое шерстяное платье, подпоясанное ярко-оранжевым шарфом, обернутым вокруг талии несколько раз и завязанным сбоку так, что концы свисали ниже колен и разлетались при ходьбе. Она была не накрашена, и, увидев ее без макияжа, Брунетти задумался, чего она, собственно, вообще тратит время на грим.
— Buongiorno, — сказала она, улыбаясь и протягивая ему руку.
Он встал, чтобы приветствовать ее.
Глянув на Бретт, она обратилась к ним обоим:
— Я собираюсь сварить кофе. Кто-нибудь из вас будет? — Потом с улыбкой добавила: — Рановато для шампанского.
Брунетти кивнул, но Бретт покачала головой. Флавия развернулась и исчезла в кухне. Ее прибытие и уход ненадолго отвлекли их от его последней фразы, но теперь у них не было выбора, кроме как вернуться к ней.
— Почему же они его убили? — спросила Бретт.
— Не знаю. Ссора с другими соучастниками? Возможно, разногласия по поводу того, как поступить с вами?
— Вы уверены, что его убили из-за всего этого?
— Я думаю, что нам целесообразнее исходить из такого предположения, — любезно ответил он, не удивленный ее нежеланием принимать эту версию.
Принять ее, значит, признать опасность для себя: поскольку Мацуко и Семенцато мертвы, она одна знает о краже. Ведь существует же вероятность того, что убийца Семенцато понятия не имел о ее подозрениях и привезенных из Китая доказательствах, а следовательно, считал, что его смерть оборвет след. Если подмена когда-нибудь в будущем обнаружится, то вряд ли правительство КНР заинтересуется убийственной жадностью западных капиталистов, оно скорее поищет воров где-нибудь поближе к дому.
