Алексей Сухаренко - Ловушка для опера
– Ну что случилось? Разве Вашего сына еще не выпустили? – как можно мягче поинтересовался оперативник, вспомнив информацию Замутилова о скором освобождении ее сына.
– Сегодня отпустили… – поток слез не уменьшался.
– Так что же плакать? – недоумевал милиционер, начиная думать, что может и мать Круглова не вполне психически здоровая.
Женщина еще долго не могла успокоиться, но потом выпила воды и картина стала проясняться.
Сегодня утром мать Егора пошла к следственному изолятору на свидание с сыном. Простояв несколько часов в очереди, она выяснила, что сына уже выпустили сегодня утром на свободу. Она не чуяв под собой ног бросилась домой, но Егора в квартире не оказалось. Так она и просидела до самого вечера в ожидании сына, а потом, почувствовав что с ним произошла какая-та беда, пришла в отделение милиции.
– А Вы не знали, что его сегодня выпустят? – поинтересовался Бодряков, удивленный этим обстоятельством.
– Мне адвокат говорил, что мой сын ни в чем ни виноват и его скоро отпустят, но точного дня не называл.
– А кого Вы пригласили адвокатом? – заинтересовался Бодряков.
– А я и не приглашала, у меня и денег нет таких – пояснила женщина – он сам приехал ко мне домой. сказал, что его попросил взяться за защиту моего сына его клиент.
– А кто его клиент?
– Илья Ильич сказал, что он сидит с Егором в одной камере – Зоя Николаевна, видя удивление в глазах оперативника, попыталась оправдать свои действия – Я понимаю, что уголовники не лучшие из людей, я даже и сыну об этом написала через адвоката, но что мне оставалась делать?
– Как фамилия защитника? – нетерпеливо прервал ее Бодряков, удивленный знакомым именем и отчеством.
– Да вот, я и визитку его принесла – пожилая женщина протянула милиционеру визитку адвоката Харчевского Ильи Ильича.
«Странно от куда такая забота у маститого адвоката об неимущих?» – продолжал все больше удивляться Сергей Иванович – «И кто его клиент, уж не финансист ли Городецкий Борис Семенович? А его что могло объединять с этим не вполне адекватным сокамерником?».
– Хорошо я разберусь, напишите заявление – он попытался ободрить плачущую женщину.
– Так я Вам уже писала заявление в прошлый раз. Вы его в стол положили – напомнила ему Зоя Николаевна – Вы его даже не читали?
– А чего читать, если мы тогда сразу же установили местонахождение Вашего сына – поморщился Сергей Иванович, нелюбивший когда ему на что-нибудь указывали в его работе.
Зоя Николаевна попрощалась. На ее лице уже не было слез, а в глазах появилась небольшая надежда.
– Ты все же прочти заявление, сынок – ласково попросила его настойчивая пенсионерка, закрывая за собой дверь.
Не дожидаясь конца дежурства, сразу после ухода заявительницы, он договорился с дежурным и поехал в больницу к Замутилову. Дежурный врач, с кем предварительно переговорил Бодряков, рассказал о характере травмы и отвел для вопросов три минуты. Петр лежал в четырехместной палате под капельницей. Увидев коллегу он попробовал улыбнуться, но улыбка получилась какой-то виноватой. Словно экономя силы он с трудом разомкнул губы.
– Эдик держит твоего сына за городом. Он и есть вымогатель – видно было, что эта фраза далась ему с большим трудом.
– Как, телохранитель? – удивился такому простому ответу Бодряков – А адрес? Где Максим?
Петр сделал попытку вспомнить и описать точный адрес, но у него ни чего не вышло. Сзади подошел врач, и увидя на лице больного гримасу боли выставил Сергея Ивановича из палаты.
Пока Бодряков добирался до казино, он попытался смоделировать сложившуюся информацию в стройную картину.
«Значит «Глыба», который был доверенным лицом обоих супругов, узнал о сейфе, и с кем-то из соучастников, после того как посадили Городецкого, похитили его Максима. И теперь торгует его ребенком, вымогая у матери доступ к миллионам долларов» – выстроил довольно правдоподобную и логичную версию оперативник – «Отсюда, и отказ от помощи милиции, и инструктаж о допуске к обмену только матери Максима. Любой сбой в их плане ими же полностью контролируется, и корректируется. Так видимо «откорректировали» и, попавшегося на глаза Замутилова».
Сергей Иванович мечтал только об одном, чтобы Эдик был в казино.
Начальника службы безопасности в казино не оказалось, вместо него к хозяйке его провожал другой парень, в котором сыщик сразу же опознал мужчину с коттеджа в Кратово.
«Как все здесь запущено» – вспомнил он любимую поговорку Замутилова, к которой он прибегал в сложных ситуациях.
Сергей Иванович, боясь быть узнанным, старался не смотреть прямо, и понизил тембр голоса. Пронесло.
Надежда, как показалась Бодрякову, была в очень хорошем настроении, и слегка в подвыпившем состоянии.
– А муж? – с порога поинтересовался оперативник, помня, что предстояло уговаривать Городецкого, и надеясь увидеть его здесь.
– Его Эдик отвез на нашу дачу. Ему нужно немного прийти в себя после трех месяцев тюрьмы – Надежда стала разливать любимый коньяк.
– Шифр он успел сказать? – ужаснулся оперативник.
– Завтра скажет. Я теперь не сомневаюсь – улыбнулась женщина.
– Только вопрос кому? – иронизировал оперативник, не решаясь поведать о роли ее главного охранника.
– Что значит кому? – сразу напряглась Надежда.
Сергей Иванович рассказал без утайки о сегодняшнем задании Замутилова, и о его словах в больнице. Он так же вспомнил свои наблюдения в день штурма опустевшего коттеджа. Об отсутствии Эдика, о ее с ним телефонном звонке. О его невозмутимом состоянии перед операции, словно знающего о ее результате. В глазах Надежды промелькнул сначала страх затем злость. Говорить она начала когда к ней полностью вернулась самообладание.
– Глупости какие-то. Видимо твоему другу кто-то мозги повредил. Эдик столько раз проверен, что на него я могу положиться как на тебя. На тебя – то я могу положиться? – последняя фраза была похожа на брошенный вызов.
– Ты еще спрашиваешь? – удивился отец ее сына.
– Ну, до прослушки моих разговоров ты ведь уже докатился – упрекнула она его методы.
– Ну, я хотел засечь вымогателей – попытался оправдаться Бодряков.
– Ладно, спасибо тебе за помощь – немного «остыла» женщина – Завтра утром я получаю сына назад, после я тебе позвоню и Вы с ним познакомитесь.
– Стой, я то же могу пригодиться при обмене – недоумевал Бодряков своим отстранением в самый важный момент.
– Ни какой официальщины – зло сверкнули глаза Надежды.
– Да я не легально, для подстраховки – почти умолял Сергей Иванович – Я все же отец.
– Ты хочешь увидеть сына? – не спросила, а поставила жесткое условие женщина – Тогда сделаешь так как я прошу.
Бодрякову ни чего не оставалось как согласиться и ждать.
«Все же материнское хладнокровие должно в конце концов основываться только на стопроцентной уверенности в хорошем исходе – успокаивал себя оперативник, решивший вернуться в отделение и переночевать в своем кабинете.
Родственники?
После последнего ухода Сороса на свидание к адвокату Егора, время для Веника потянулось томительно медленно. Егор привык к своему новому другу, к его вниманию и опеке. Если раньше одиночество для него было нормой жизни, то после помещения его в камеру, и знакомства с Соросом, он как ни странно почувствовал интерес к жизни в этом мужском коммунальном сообществе. Не скрашивало его внутреннее одиночество и оставшийся от друга в наследство черный костюм, и заметное повышение его камерного рейтинга – от шныря до рядового мужика. Смотрящий за порядком в хате, после того как Сорос не пришел ночевать разъяснил Егору, что его друга перевели в камеру, расположенную в другом конце тюремного корпуса, и что теперь он может с ним только обмениваться «малявами». В подтверждении его слов утром следующего дня Егору пришла записка от Сороса.
«Егор, братушка, вляпался я из-за тебя по самые «не хочу». Теперь я значусь в камере 240 под твои именем, и братва достала меня своими подколами. Но ни чего нам пока не остается другого как продолжать маскарад пока я не «перетру» эту ситуацию с адвокатом. Если тебя вызовут как меня, ради Бога, молчи как покойник. До встречи на воле Сорос» – с трудом разобрал мелкий почерк малявы Егор.
Ему стало немного легче от того, что его друг не забыл о нем, и в то же время немного грустно, что Сорос из-за него вынужден испытывать такие трудности. Он то же решил поддержать друга и намалявал ему ответ.
«Друг и брат Сорос. Большего друга, и родней человека чем ты у меня ни каго нет кроме матери. Жалко мама пропала, а то бы она мне прислала табачку нюхачего, и я тебя научил бы им пользываться. Это лучше чем те «колеса» которые мы глотали перед твоим переводом из камеры. Остаюсь верен дружбе Егорша Веник».
Записку привязали к веревке, дернули за конец, и «малявка» нырнула сквозь металлические жалюзи решетки, отправляясь по «дороге» в другой конец корпуса.
