Алексей Сухаренко - Вырванное сердце
Обзор книги Алексей Сухаренко - Вырванное сердце
Алексей Иванович Сухаренко
Вырванное сердце
Роман-психологема
© А.И. Сухаренко
© ООО «Издательство АСТ»
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ( www.litres.ru)
Книга издана в авторской редакции.
Часть первая
Грязная побелка потолка, выцветшие обои. По прошествии долгого времени в комнате пожелтела и состарилась вся обстановка. Даже пожилая женщина, лежащая на кровати с открытыми глазами, мало чем выделялась из общего интерьера. Посеревшая и ссохшаяся, словно старый пергамент, кожа, выцветшие под обои глаза. Похожая на старого хамелеона, последний раз слившегося со своей средой обитания и растворившегося в ней без остатка. Окна были плотно завешены старыми, проеденными молью бархатными шторами, словно снятыми с крышки гроба, защищая мёртвую среду обитания в помещении от проникновения живого уличного света. Глаза «хамелеона» двинулись, переместились в сторону настенных часов.
«Большая стрелка показывает на один и два. Маленькая на один и ноль. Что это значит?» – отреагировал человеческий мозг мыслительной деятельностью. Память восстанавливала в голове значение палочек и кружочков на часовом циферблате, постепенно справляясь со своей задачей.
«Десять часов. Но чего? Утра или вечера?»
Зинаида Фёдоровна Царькова узнавала время лишь тогда, когда к ней приходила её соседка, помогающая одинокой и больной семидесятиоднолетней женщине. Тогда отодвигались шторы и вместе со светом и свежим воздухом комната заполнялась руганью Митрофановны, и это была уже настоящая жизнь. А сейчас… Комната была переполнена запахом немощи и старости. Смесь нафталина, лекарств и мочи. И ещё присутствовал страх, вносивший свою отрицательную лепту в состояние женщины. От его приступов становилось трудно дышать и учащалось сердцебиение. Она старалась не думать и гнала навязчивые мысли, что про неё все забыли и никто больше к ней в этот склеп не придёт. Но что-то невидимое и потустороннее не переставало нашёптывать и пророчить больной женщине мучительную кончину от истощения и болезни. Глаза «сползли» с часов и в поисках чего-либо более интересного стали плутать в лабиринтах обойных узоров. Это было одной из её палочек-выручалочек. Замысловатый рисунок обоев всегда будил фантазию, и женщине виделись профиль бородатого мужчины, тело голой купальщицы, бегущая лошадь, рысь, кучерявая голова ребёнка, клещи, морда динозавра, собака, старая женщина с клюкой, снеговик, деревенский дом, дьявол и много чего ещё. Один и тот же рисунок, его фрагмент, мог дать сразу несколько образов, которые сменяли друг друга словно по невидимой команде. Нужно было только долго, не отрываясь смотреть в одну точку, отыскивая замаскированных в рисунке существ. Она всегда как ребёнок радовалась, когда ей среди «старых знакомых» удавалось увидеть «новичка» и принять его в их разношёрстную компанию. Она направила свой взгляд вверх над своей кроватью и вздрогнула от неожиданности.
«Паутина? Паук?» — брезгливо отреагировал мозг старой женщины, повышая её эмоциональное состояние.
Чтобы не видеть ненавистную паучью сеть, она перевела взгляд с потолка на книжные полки, но паутина продолжала намагничивать её внимание, каждый раз возвращая и приковывая к себе взгляд. Она всмотрелась в паутину, пытаясь разглядеть её хозяина, и ей показалось, что она видит эти маленькие глазки в самом углу потолка. Они смотрели на неё, словно на большое насекомое, которое уже попало в его паутину и подлежало немедленной консервации для последующего поедания. Не в силах выдержать этот зловещий взгляд, она снова отвернулась. На этот раз её взгляд остановился на старой резной мебельной горке, где стояли и лежали её спортивные награды. Это была её вторая палочка-выручалочка. Спорт опять её выручил, придав ей воли и погружая её память в начало 70-х годов. Она вспомнила встречу олимпийской сборной СССР на родине в аэропорту Внуково. Свою подругу по команде с бронзовой олимпийской медалью на груди и, конечно, его – главного тренера СССР по конному спорту Канцибера Владлена Иосифовича. Её мужа. Высокого и статного, с открытой широкой улыбкой крепких зубов. Зубы у мужа были крупные, как у Бурана, её коня, на котором она выиграла олимпийское золото по конной выездке. Она попыталась представить себя вместе со всеми, с золотой медалью на груди и букетом цветов, но у неё не получилось. Впервые у неё не получилось представить себя молодой. Вместо этого перед её лицом стояла старая бабка в растянутой спортивной форме сборной страны, диссонируя своим внешним видом с молодёжной компанией спортсменов. Словно она встала с кровати, надела изъеденный молью спортивный костюм и потускневшую олимпийскую медаль, а потом перенеслась в своё же воспоминание. Ей стало страшно от того, что привычные приёмы, всегда выручающие её, на этот раз не сработали. Она зажмурила глаза в полной растерянности, не понимая, как быть дальше.
«Господи, Боженька родненький, помоги!» — совсем как в детстве, вырвалась искренняя просьба, а глаза бросили спасительный взгляд на икону Спаса, висевшую над дверью в комнату.
«Хорошо, что я тебя повесила пятнадцать лет назад, сразу после ухода мужа, – успокоилась женщина, вспоминая те обстоятельства. – Владлен был словно вне себе, ничего не замечал тогда – ни моих слов, ни моих слёз. Последний выплеск тестостерона пятидесятивосьмилетнего мужчины был направлен конечно не в мою сторону, а на свою молодую воспитанницу, последнюю спортивную надежду увядающего тренера. Прошлая, его самая большая, заслуга была связана с олимпийским золотом. Единственным в Советском Союзе на тот момент в конном спорте. И его принесла ему я! Его жена. Это золото было словно наш совместный ребёнок, рождённый в изнурительных тренировках, полных мучений и боли. Муж всегда повторял, что настоящий тренер должен раствориться в спортсменке, отдать ей всего себя без остатка, и только так их союз может дать результат. Видимо, тот удачный тренерский опыт все восемнадцать лет совместной жизни не давал ему покоя, и вот он решил повторить историю. Ушёл, взяв из вещей только «золотую» олимпийскую подкову Бурана, висевшую в комнате над дверью. Ушёл, гадина, оставив пустой гвоздь. Брошенная женщина и стальной гвоздь, некогда державший на себе семейное счастье. Это адское испытание. Гвоздь, на котором я ещё долго хотела повеситься, понимая, что меня ожидает в будущем – брошенную, одинокую женщину на шестом десятке лет. А потом уже не помню откуда взялась эта дешёвая икона Спаса, которая заняла пустое место на “виселице”. Образ Иисуса я вешала на счастье. Вместо подковы. Была уверена – Бог уж будет намного щедрее на счастье для меня, чем эта железка, но счастья мне эта икона так и не принесла. Правда, мысли о самоубийстве меня больше не посещали…»
Звук проворачивающегося ключа в замке входной двери заставил память вернуться назад.
«Митрофановна! Пришла старая надзирательница».
Звуки захлопывающейся двери, снимание ботинок, шарканье тапками в сторону кухни. Очерёдность этих звуков не менялась уже несколько лет.
«Сейчас откроется кран с холодной водой и громыхнет на столе крышка от чайника, – автоматически промелькнули мысли больной. – Хоть бы раз зашла и сначала поздоровалась, как у людей водится. Спросила бы, как себя чувствую, а уж потом бежала бы ставить свой чайник».
Металлический звук от крышки говорил о том, что пришедший человек не собирался изменять заведённым правилам. Вскоре шарканье тапочек стало громче, и в комнату вошла дородная, крепко сбитая пенсионерка с крупными чертами лица средней полосы России, в повязанном по-простонародному платке и засаленной «душегрейке». Крупный нос-«картофелина», нависающий над узкими полосками высушенных губ, словно собачий, втянул в себя затхлый запах комнаты и проложил дальнейший маршрут своей хозяйки в направлении занавешенных окон.
– Спёртый воздух-то какой, – вместо «здравствуй» проворчала пришедшая женщина, бесцеремонно распахивая плотный занавес и заполняя помещение утренним светом.
Следом от её руки пострадала старая деревянная форточная рама, жалуясь Зинаиде Фёдоровне протяжным тонким скрипом.
«Куда запропастился этот малахольный?» – Митрофановна с самого утра переживала за своего пропавшего сына и поэтому никак не могла найти себе место.
– Я себя неважно чувствую, – подала голос больная. – Надо бы врача вызвать.
