Алексей Макеев - Медвежий угол
Савинова, кажется, тоже начинала понимать, что происходит. Она заметалась по квартире, пытаясь сообразить, что делать. В нелепой попытке спрятать сына она набросила на его безжизненное тело старое пальто, зачем-то задернула на окне штору, а потом схватила за рукав Гурова, искательно прошептав:
– Помогите, пожалуйста!
Гуров понял, что дверь вот-вот взломают и тогда возбужденную орду уже не сдержать. Он решил опередить всех и появиться там, где его никто не ждет. Взяв за плечи хозяйку, он решительно вывел ее на балкон и приказал оставаться на месте, что бы ни случилось. А затем одним прыжком перемахнул через перила и приземлился рядом с забрызганной вишневой «Ладой».
В ту же секунду из-за угла неожиданно выбежал чернявый разболтанный парень в расстегнутой рубахе и пиджаке на два номера больше. В руках у него был внушительных размеров стальной прут. Не говоря ни слова, чернявый подскочил к Гурову и, весело оскалясь, взмахнул прутом.
Гуров услышал, как свистнула в воздухе тугая сталь, и, не раздумывая, резким коротким ударом двинул парня в солнечное сплетение. На смуглом лице цыгана на короткий миг появилось выражение обиды и удивления. И тут же Гуров нанес ему мощнейший удар снизу в подбородок. Голова парня едва не слетела с плеч, а сам он, совершив обратное сальто, рухнул на мокрый асфальт, выронив из рук железяку и теряя сигареты, в изобилии посыпавшиеся из карманов.
Гуров быстро оглянулся по сторонам, но никого больше не увидел – видимо, самоуверенные цыгане не посчитали выставить дополнительных часовых. Гуров бросился в подъезд, на ходу выхватывая из наплечной кобуры пистолет. Дождь хлестал по лицу, но Гуров не замечал его совершенно.
Он птицей взлетел на промежуточную площадку и, вскинув пистолет, зычно гаркнул:
– А ну, отставить! Кто двинется – стреляю! Выходить по одному и садиться в машину! Оружие оставлять здесь на площадке!
Гуров вовсе не рассчитывал, что разгоряченная цыганская толпа сразу подчинится, но надеялся, что нападающие на какое-то время растеряются и тот накал, который приобретали события, хотя бы чуть-чуть ослабнет. Это помогло бы выиграть спасительное время.
Появление Гурова действительно явилось для нападающих полной неожиданностью. Они вдруг разом умолкли и в десять пар глаз мрачно уставились на незнакомого человека в хорошем костюме, целящегося в них снизу из пистолета.
Цыган было даже побольше, чем десяток человек – позднее Гуров насчитал их тринадцать. В основном это были молодые белозубые парни с бесшабашным огоньком в глазах. Оружия Гуров у них не заметил и грозную фразу выкрикнул больше для профилактики, но держались они все крайне агрессивно. После секундной растерянности они сбились в кружок на лестничной площадке и, бросая на Гурова загадочные взгляды, хором загалдели по-своему. Похоже, они нисколько не верили в серьезность намерений Гурова, и пистолет в его руке не производил на них никакого впечатления.
Гуров понял, что безнадежно теряет инициативу. Стрелять бы он все равно не стал ни при каких обстоятельствах, а размахивать пистолетом просто так было бессмысленно и глупо. Оставалось утешаться тем обстоятельством, что какие-то секунды он все-таки выиграл и дверь в квартиру Савиновых до сих пор не взломана. Теперь нужно было выбирать из двух зол, и Гуров решил перевести огонь чужой ненависти на себя.
Он не стал дожидаться, пока цыгане придут к единому мнению, как лучше поступить со свалившимся неизвестно откуда чужаком, и перешел в наступление. Он взбежал еще одной ступенькой выше и, схватив за руку ближайшего к нему парня, с силой рванул на себя и спустил вниз по лестнице, проводив ощутимым пинком в зад для надежности. Не ожидавший подобного поворота цыган с коротким криком слетел на площадку первого этажа и на какое-то время пропал из виду.
А Гуров уже отправлял вслед за ним второго. Этот пытался сопротивляться, но Гуров удачно провел подсечку, и второй цыган загремел вниз по ступеням. Но тут наконец опомнились остальные. Они ринулись на Гурова все разом, как стадо бизонов, размахивая кулаками и оглушительно вопя. Гурову показалось, что в общей каше сверкнуло лезвие ножа.
Отступать было некуда – удары посыпались на Гурова градом со всех сторон. В таких переделках ему не приходилось бывать уже давненько, и все могло бы кончиться очень скверно, но, во-первых, на лестничной клетке было тесно, и разъяренные парни мешали друг другу, а, во-вторых, в этот день на Гурова что-то нашло – он полностью оправдал свое имя и дрался как лев. Ему тоже досталось, но от его сокрушительных ударов в нокаут отправилось не менее трех человек.
В пылу схватки нападающие начисто забыли о первоначальной цели своего визита и опомнились только, когда на улице завыла милицейская сирена. К этому времени против Гурова бились шесть человек – остальные куда-то рассосались. На ступенях лестницы темнели капли крови, валялись выбитые зубы и клочки одежды. Пиджак Гурова тоже был весь изорван, лицо перемазано в крови, но он держался. Милицейский сигнал даже придал ему сил, но они уже не понадобились. Цыгане, наскоро обменявшись гортанными возгласами, вдруг оставили его в покое и помчались вниз, словно опаздывали на поезд.
В подъезде вдруг стало тихо. Только с улицы донеслись приглушенные крики и звуки, похожие на удары резиновой дубинкой, но и они скоро стихли.
Гуров обессилено прислонился к стене и закрыл глаза. В голове все плыло. На губах был тошнотворный привкус крови. Сердце бешено стучало. Только сейчас Гуров почувствовал боль. Болели ребра, болели колени и лодыжки, саднили сбитые кулаки. Лицо казалось раздувшимся как воздушный шарик – несколько серьезных ударов в голову Гуров пропустил. Несмотря на то что сотрясение мозга он все-таки получил, можно было считать, что в целом отделался он до смешного легко. Учитывая характер сборища, его запросто могли здесь прикончить. Но он успел вмешаться как нельзя вовремя – цыгане так и не сумели воплотить в жизнь свои замыслы и растратили пыл на Гурова, хотя и здесь не преуспели.
«Внезапность была и остается нашим главным оружием, – подумал он с мрачной иронией. – И еще неорганизованность противника. Будь среди этих обалдуев хотя бы один спецназовец, мне пришлось бы туго. А так получилось толковище в сельском клубе. Спасибо тому, кто милицию вызвал…»
Однако милиция что-то долго не показывалась. Несколько удивленный этим обстоятельством, Гуров вышел на улицу. Он увидел «УАЗ» с мигалкой, милиционера за рулем и еще одного милиционера в кожаной куртке с поднятым воротником, беседующего с мужчиной в дождевике – по-видимому, жильцом дома. Цыган уже не было. Исчезли и все их «Лады». Там, где Гуров оставил лежать своего первого спарринг-партнера, был только мокрый асфальт.
Милиционер оглянулся и широко открыл глаза. Гуров узнал Калякина – тот, видимо, был сегодня в патруле. Зато Калякин совсем не узнал Гурова – он просто видел перед собой избитого человека и теперь пытался угадать, кто это. Прекратив беседу, он быстро направился к Гурову и озабоченно проговорил:
– Эге, уважаемый! Это цыгане вас так отделали? Вот порода! А вы что же не остереглись? Они когда злые, им под горячую руку лучше не попадаться!
– Вы меня не узнали, сержант? – недовольно спросил Гуров. – Неужели я так плохо выгляжу? Вот черт!..
Калякин всмотрелся и пораженно ахнул:
– Товарищ полковник! Беда-то какая! Так это они вас?.. Ну, дела… Так вам скорее в больницу надо. Вы садитесь, мы вас мигом сейчас домчим!
Гуров оглянулся на окна Савинова. Хозяйки на балконе, конечно, не было. «Наверное, свое чадо сторожит, – подумал Гуров. – Мать всегда остается матерью… А не похоже, чтобы Калякин сюда по вызову прибыл. По-моему, он тут случайно оказался. Неужели так никто и не позвонил? Ну, ты, Гуров, везунчик – поздравляю!»
Неожиданно в голову ему опять пришла мысль, которая не давала ему покоя с тех пор, как Крячко встретился с цыганкой. Он требовательно посмотрел на Калякина и спросил:
– У вас в поселке есть уголовник по кличке Смола?
Калякин растерянно заморгал глазами – вопрос застал его врасплох. Наверное, он не ожидал, что Гуров будет сейчас говорить о делах. Но, быстро собравшись, он деловито кивнул.
– Точно, есть такой! – подтвердил он. – Сволочь редкая! То есть, если вы ему лишний рубль дадите, он родную мать не пожалеет – зарежет. А может и так зарезать – под пьяную руку. Совершенно неуправляемый экземпляр. Он все больше с цыганами якшается, но и те его долго терпеть не могут. Только что-то я его уже давно не вижу – может, подался куда? А почему вы про него спросили?
– А почему он у вас на свободе? – не отвечая, задал новый вопрос Гуров. – Если на нем пробы ставить некуда?
– Так это… – растерялся опять Калякин. – Не было повода. Он как в прошлом году с зоны вернулся, ни на чем серьезном не попадался пока…
