Алексей Макеев - Медвежий угол
– Ладно, не мне это решать, – буркнул Гуров. – Только все-таки пожестче надо быть, подполковник, – и не только с подчиненными!
– Я учту, – покорно сказал Саломатин.
– А насчет того, что Заварзин лично инструктировал Савинова, прежде чем к Караиму отправить, – это точно? Ошибки никакой нет?
– Абсолютно, – вздохнул Саломатин и произнес с просительной интонацией: – Только, если можно, не говорите Заварзину, что это я вам сообщил! Он все равно отопрется, а мне опять отдуваться…
– Жизнь покажет, – неопределенно сказал Гуров.
Он покинул милицию в чрезвычайно скверном расположении духа. Заместитель Заварзина выглядел скорее жалким, чем злокозненным человеком, и, наверное, заслуживал снисхождения, но у Гурова его поведение ничего, кроме раздражения, не вызывало. Из-за аморфной позиции таких, с позволения сказать, сотрудников люди, подобные Заварзину, чувствуют себя слишком вольготно.
Но слова Саломатина об инструктаже Савинова были похожи на правду, и это настораживало. Похоже, Заварзин погряз во всех этих неприятных делах гораздо глубже, чем предполагал до сих пор Гуров.
Дорога к Савинову, как выяснилось, проходила мимо местной больницы, и Гуров решил этим воспользоваться. Прежде всего ему хотелось встретиться с патологоанатомом, но, поскольку он никого здесь, кроме Шагина, не знал, Гуров сразу направился в кабинет главного врача.
Секретарши почему-то не было на месте, и Гуров без стеснения проследовал в кабинет, хотя из-за двери доносились громкие голоса – там происходил какой-то горячий спор.
Первое, что увидел Гуров, – была лысая голова Шагина, вся багровая от гнева и возмущения. Вцепившись ладонями в края письменного стола и слегка наклонившись вперед, главный врач яростно спорил с посетителями, вальяжно рассевшимися в креслах напротив. Здесь были две женщины бальзаковского возраста с надменными холеными лицами и круглощекий жизнерадостный живчик лет сорока, похожий на чиновника.
– Я усматриваю в этом тенденцию с вашей стороны, Эльвира Константиновна! – шумел на них Шагин. – Неприкрытую тенденцию! Кому-то очень хотелось бы освободиться от такого неудобного человека, как ваш покорный слуга, вот вы и выискиваете всяческих блох!.. Но я вас сразу предупреждаю – этот номер у вас не пройдет! Уволить меня не удастся!
– Всех нас могут уволить, Дмитрий Тимофеевич! – философски возразил круглощекий. – И тебя и меня, и даже Эльвиру Константиновну. Министров увольняют!
– Вот министров пусть и увольняют! – огрызнулся Шагин. – А меня…
– А вас проще всего! – фыркнула дама в платиновом парике, которая, по-видимому, и являлась Эльвирой Константиновной. – Посмотрите, сколько нарушений у вас в очередной раз найдено! – она небрежно перелистала какой-то пухлый том, лежавший на столе. – Это же букет! Других и за меньшее увольняют, Дмитрий Тимофеевич. Вас мы еще долго щадили…
– Ну, спасибо, милосердные вы мои! – издевательски прорычал Шагин и в этот момент заметил застывшего у порога Гурова.
Гуров сделал ему знак, предлагая на минуту выйти, но Шагин поступил по-другому. Выпрямившись в полный рост, он шагнул из-за стола и, обведя компанию гостей плавным движением огромной ручищи, сообщил:
– Вот, полюбуйтесь, Лев Иванович! Снова то же самое! Помните наш разговор? Кому-то в области нет покоя, пока Шагин в этом кресле сидит! Снимать меня приехали! Да не держусь я за это место, будь оно проклято, но ведь речь идет о том, чтобы посадить сюда удобного человека, который не станет будоражить общественного мнения и выносить сор из избы… А поселок – черт с ним! Мало ли у нас в стране поселков?..
– Дмитрий Тимофеевич! – негодующе возвысила голос дама в парике. – Что вы такое несете? Вы выбирайте выражения – тем более при посторонних!
– А почему здесь вообще возникли посторонние? – недовольно произнес круглощекий. – Разве мы не договаривались, что нам не будут мешать? Товарищ, вы по какому вопросу? – раздраженно обратился он к Гурову.
– А я любопытный, – улыбнулся Гуров. – Меня многие вопросы интересуют. В частности, я был бы не прочь узнать, по чьему конкретно распоряжению вы проводите проверку.
– Ну, заявочки! – несколько растерянно проговорил круглощекий. – А кто вы такой, собственно говоря, чтобы требовать от нас отчета?
– А я ничего, собственно говоря, от вас не требую, – сказал Гуров. – Я просто сказал, что было бы любопытно узнать… А вообще, я старший оперуполномоченный по особо важным делам полковник Гуров – из главка МВД, между прочим. Ведомства у нас разные, конечно, но Дмитрий Тимофеевич кажется мне человеком ответственным и разумным. Поэтому я приложу все старания и возможности, чтобы не дать его в обиду. Советую это хорошенько запомнить!
– Нас здесь, кажется, уже органами пугают? – с надрывом произнесла вторая дама, с крашеными соломенными волосами. – Между прочим, сейчас не тридцать седьмой год…
– Именно поэтому вам и не удастся уничтожить главного врача Шагина, – сказал Гуров. – В общем, вы пока подумайте, а мы с Дмитрием Тимофеевичем отлучимся по неотложным делам…
Гуров почтительно открыл перед главным врачом дверь, и они вышли.
– Приобрели себе врагов на всю жизнь, – усмехаясь, сказал Шагин. – Эти трое в областном управлении самые злопамятные и вредные.
– Черт с ними! – отозвался Гуров. – Тремя больше – тремя меньше… Ты тоже не тушуйся. Когда я эту историю раскручу, многим придется притихнуть…
– А я и не тушуюсь, – намеренно громко сказал Шагин, чтобы услышали за дверью. – Тупость бесит, понимаешь? Дремучий идиотизм!..
– Ну, здесь не столько тупость, – заметил Гуров. – Пожалуй, наоборот даже – ребята себе на уме, сразу видно… Но я к тебе чего пришел – мне твоего патологоанатома повидать нужно. Чтобы он конкретно мне про вскрытие Караима рассказал. Дай распоряжение, чтобы он меня без проволочек…
– А я тебя к нему отведу, – сказал Шагин. – Признаться, надоели мне эти пираньи! Пусть друг друга пока тут погложут, а я хоть воздуха глотну…
Вдвоем они вышли из больничного корпуса и, обойдя здание, попали на хозяйственный двор, где в дальнем конце, у забора притулился деревянный угрюмый домик под крытой шифером крышей.
– Увы, это наш морг, – вздыхая, сказал Шагин. – Скажи спасибо, что такой есть, а то пришлось бы покойников каждый раз в Светлозорск возить – представляешь себе? Никак не могу из администрации деньги на строительство выбить, а ведь смертность в Накате растет. Ну да тебе это неинтересно – просто, как говорится, у кого что болит… Алексахин сейчас должен на месте быть. Это наш патологоанатом – по совместительству судебный медик. Парень толковый и, главное, непьющий – не знаю уж, как это в наших условиях считать – за достоинство или за недостаток?
Едва вошли в морг, в нос Гурову ударил тяжелый застоявшийся запах, который менее привычного человека вполне мог сбить с ног. Запах не выветривался, несмотря на открытые настежь окна. «Что же здесь зимой-то творится?» – подумал Гуров.
Навстречу им уже выходил Алексахин – ничем не примечательный молодой человек с сердитым выражением на лице. По этому выражению Гуров догадался, что у патологоанатома накопились очередные претензии к главному врачу и он не прочь был бы их немедленно высказать. Но при Гурове Алексахин постеснялся это делать. Он только хмуро поздоровался и, сунув руки в карманы халата, внимательно выслушал, чего от него хотят.
– Караима я уже вскрывал, – сказал он странной для Гурова, почти невнятной скороговоркой. – Там все ясно. Больше всего я опасался, как бы цыгане права качать не начали. Прошлый раз они своего вскрывать не дали – грозили всю больницу разнести… Но в этот раз обошлось. Я удивился даже. Никого не было, ни одного цыгана – чудно, правда?
– Пожалуй, странновато, – согласился Гуров. – Так что насчет причин смерти? Можно познакомиться с протоколом вскрытия?
– Это наш гость из МВД, – сообщил Шагин, намеренно повышая Гурова в статусе. – Я тебе о нем говорил. Ты ему копию заключения сделай! И не тяни, слышишь? А то я тебя знаю!
– У меня все готово, Дмитрий Тимофеевич, – с обидой ответил Алексахин. – Хоть сейчас берите, пожалуйста… А причина смерти простая – проникающее огнестрельное ранение грудной клетки, перфорация стенки левого желудочка, массивная кровопотеря, шок. Стреляли практически в упор – следы пороховых газов на одежде видны очень отчетливо. Всего два выстрела – один под левую лопатку, другой в левый бок. Я предполагаю, что первый выстрел был сделан в спину, потому что он-то как раз был не смертельный – там пуля пошла по касательной, с трещиной кости, а когда раненый стал оборачиваться – тут ему и влепили… Если бы было наоборот, он бы просто упал как подкошенный. Но это мое мнение – чтобы сказать точно, нужна более квалифицированная экспертиза.
– В принципе, что выросло, то выросло, – сказал Гуров. – В спину, в бок – разница небольшая, если в упор. Так сказать, врасплох застал. Так я копию заключения попрошу?
