Николай Леонов - Медвежий угол
Обзор книги Николай Леонов - Медвежий угол
Николай Иванович Леонов
Алексей Викторович Макеев
Медвежий угол
Глава 1
Гуров проснулся от тупой сверлящей боли в висках. В тишине гостиничного номера он явственно слышал, как бухает в груди сердце – в унисон с размеренными щелчками механического будильника, который предоставила в его распоряжение милейшая Алевтина Никаноровна, исполнявшая в этом «отеле» странную смесь обязанностей. Эта женщина совмещала в одном лице портье, коридорную и ответственного администратора. Ни в одной из этих ролей она, как и следовало ожидать, не преуспевала, но нисколько этим не смущалась. Представления Алевтины Никаноровны о гостиничном сервисе застыли на уровне семидесятых годов двадцатого столетия, когда разрешение переночевать на жестком диване в неотапливаемом вестибюле могло сойти за акт милосердия, а холодная вода в номере рассматривалась как дополнительная услуга.
При всем том женщиной она была, несомненно, душевной и отзывчивой. Перед импозантным гостем из Москвы она ужасно робела и старалась угодить ему изо всех сил. Когда Гуров по столичной привычке мимоходом сообщил Алевтине Никаноровне о своем желании подняться не позднее шести часов, она приложила все старания, чтобы раздобыть для него исправный будильник. Мысль самой выступить в роли такого будильника не могла прийти ей в голову – женщины в поселке Накат не любили вставать рано, неважно, дома ли они находились или на ночном дежурстве.
Вообще, этот ничем не примечательный рабочий поселок, затерянный в лесной глуши по другую сторону Уральского хребта, показался Гурову местом тихим и непритязательным – самый настоящий медвежий угол. Медведи, правда, как успел выяснить Гуров, тут не водились – то ли охотники их повыбили, то ли зверь ушел из этих мест сам, не выдержав соседства тяжелой и прочей промышленности. В самом Накате до сих пор действовал комбинат по производству минеральных удобрений, а километрах в шестидесяти, за почерневшим от дымов лесом стоял крупный промышленный центр Светлозорск, буквально нашпигованный предприятиями самого широкого профиля. Здесь был и металлургический комбинат, и оборонное производство, и химические заводы – и все это чадило, воняло и наполняло свалки, окружающие город, разнообразными отходами своей деятельности. Звери первыми почувствовали дискомфорт и ушли поглубже в леса.
Люди были терпеливее, да и приспосабливаться они научились к чему угодно. Правда, не все. Например, даже в сонном поселке Накат появились отдельные товарищи, вдруг заговорившие об экологической катастрофе, о таких удручающих вещах, как отрицательный прирост населения, растущая смертность, повальные болезни среди лиц обоего пола. По-видимому, заговорили об этом достаточно громко, и, наверное, нашелся кто-то достаточно влиятельный, пожелавший все это услышать, но так или иначе в Накат из самой Москвы нагрянула высокая комиссия по экологии.
Почему она нагрянула именно в рабочий поселок, где вредностей было раз, два и обчелся, а не в индустриальный гигант Светлозорск, для Гурова было не столь существенно. Его интересовал совсем другой вопрос – при каких обстоятельствах погиб один из участников высокой комиссии, и нет ли в его смерти состава преступления. Чтобы выяснить истину, Гуров и приехал в эту забытую богом и людьми дыру, и, как и его предшественники, он тоже миновал большой город Светлозорск.
С основной информацией о недолгой деятельности экологической комиссии Гуров в общих чертах ознакомился уже в Москве. Это не составило никакого труда – информации было кот наплакал. Однако кое-какие выводы Гурову все же удалось сделать. Не столько на основе тех скупых фактов, которыми снабдили его в главке, сколько по собственным впечатлениям, полученным уже в Накате.
Прежде всего даже ему – отнюдь не специалисту – показалось, что с экологией в поселке дело действительно обстоит не самым лучшим образом. Гуров не мог считать простой случайностью тот факт, что с первого же дня пребывания в Накате он почувствовал себя отвратительно. Беспокоили необычные разбитость и сонливость, постоянно болела голова, во рту появился какой-то медный привкус, пошаливало сердце. Правда, сначала Гуров решил, что таким образом на него повлиял перелет, смена часовых поясов, нервотрепка и бытовые неудобства на новом месте. Но на следующий день все повторилось. Он, как сонная муха, бесцельно бродил до вечера по поселку, выпил, наверное, целую упаковку анальгина и абсолютно ничего не сделал.
Такого с ним никогда не случалось. Гуров постоянно поддерживал себя в отличной физической форме, а его работоспособности завидовали даже молодые коллеги. Полковник Гуров, пьющий таблетки и страдающий от мигрени, – это было что-то из области абсурда. В такое просто никто бы не поверил. Он и сам не хотел верить, но что было делать?
Решив, что ему просто нужно как следует выспаться, Гуров поклялся встать наутро пораньше и вплотную заняться расследованием. Об этой клятве и напоминал сейчас противный лязг механического будильника на подоконнике.
Во всяком случае, одна часть плана уже сработала – встать пораньше ему удалось. Гуров с некоторым недоверием посмотрел на циферблат будильника – тот показывал без десяти три – и понял, что заснуть уже не удастся. Он с преувеличенным усердием потер пальцами виски, хотя догадывался, что это не поможет, а потом встал с кровати и подошел к окну.
Небольшая пыльная площадь перед фасадом гостиницы была погружена во мрак. Скудное сияние одинокого фонаря на выкрашенном белой краской столбе не могло разогнать ночную тьму. Гуров даже различил крошечные точки звезд над черной зубчатой стеной леса, которая окружала поселок с трех сторон.
Лес здесь был непременной деталью пейзажа, в какой бы точке поселка вы ни находились. Первое, что видел житель Наката, открывая глаза, – это трубы химкомбината и тощие выцветшие верхушки старых сосен, нависавшие, казалось, над самыми крышами. Даже в солнечную погоду лес здесь выглядел угрюмым и неприветливым, и, наверное, поэтому жители Наката предпочитали проводить большую часть времени в поселке. В лес ходили в основном дети и редкие любители поохотиться, но таких в Накате почти не осталось. Вместо того чтобы бродить по чащам и болотам, молодежь предпочитала теперь сидеть у телевизора.
Последние события, как предполагал Гуров, должны были окончательно отбить у жителей Наката тягу к лесным прогулкам. Кроме болот и буреломов, в здешнем лесу можно было запросто наткнуться на заброшенную штольню – говорили, что в девятнадцатом веке в этих местах вовсю искали золото. Золота, однако, не нашли, а бесхозные штольни превратились в коварные ловушки. Ходили слухи, что за последние тридцать лет в лесу бесследно пропало не менее дюжины охотников. Предполагали, что виной этому были те самые золотоискательские штольни. Так это или не так, Гуров не знал. Достоверно ему было известно только одно – труп члена московской комиссии, молодого ученого-эколога, был обнаружен именно в заброшенной штольне – в километре от поселка. Оставалось выяснить, каким образом он туда попал.
Гуров включил в номере свет и сел на кровать. Боль в голове утихла, но превратилась в какую-то странную тяжесть, будто на макушку нахлобучили стальную каску. Гуров подумал, что хорошо бы сейчас выпить чашку настоящего кофе, ароматного и обжигающего. Думать об этом можно было сколько угодно, однако воплотить в реальность не представлялось возможным – в номере не было ни нагревательных приборов, ни кофе, ни даже чашки. В принципе, Гуров был доволен уже и тем, что здесь для него нашелся одноместный номер – увидев в первый раз местную гостиницу, он вообще на это не надеялся. Строго говоря, номер все-таки не был одноместным – изначально он был рассчитан на двоих. Но из-за отсутствия наплыва туристов жилой площадью здесь не очень дорожили. Тем более Гуров сразу предупредил, что ждет товарища, и попросил зарезервировать свободную койку за ним.
Приехать должен был Стас Крячко, но почему-то задерживался. Вообще-то дело, из-за которого он задержался в Москве, было не самым быстрым – Стас собирался побеседовать с коллегами погибшего в Накате ученого – необходимо было хотя бы в общих чертах уяснить, что представлял собой этот Константин Сергеевич Подгайский. Без этого расследование пришлось бы вести практически вслепую, а в министерстве этому делу, похоже, придавалось большое значение. Заявлять напрямую о возможном убийстве никто пока не решался, но сам факт, что расследование было поручено старшему оперуполномоченному главка полковнику Гурову, говорил о многом.
О высоком доверии, оказанном ему руководством, Гуров узнал, можно сказать, из первых уст – от начальника главка генерала Орлова. Тот вызвал их к себе с утра обоих – Гурова и полковника Крячко, – старых друзей-соратников, людей, которых Орлов знал как облупленных и которым доверял безоговорочно, и с ходу их огорошил.
