Лоуренс Гоуф - Свободное падение
– А человек с акцентом, вы не знаете, чего он хотел? – спросила она.
Грег прочистил горло.
– Это и интересно. Видимо, он немного срезал ему закладные. Это необязательно имеет отношение к ограблению, не следует делать таких предположений. – Он рискнул заглянуть в глубину этих бездонных зеленых глаз. На ее маленьком аккуратненьком носике к тому же были деликатно разбросаны несколько веснушек, черт возьми. Он спросил: – Человек с акцентом, он часто звонил?
– Не знаю. Обычно я не беру трубку, если телефон звонит поздно ночью.
– А почему?
– Папе так больше нравится.
– Разве у вас нет молодых друзей?
Саманта залилась румянцем. Она умеет краснеть?
Грег не верил своим глазам.
– Вы работаете?
– Я студентка.
Грег кивнул.
– Папе всегда звонят по ночам в первых числах месяца. Обычно от двенадцати до часу ночи. Он берет трубку после первого же звонка и произносит не более двух слов: только «привет» и «до свидания».
– Я не совсем понимаю…
– Иногда говорят по полчаса и больше, а он только слушает и записывает.
– Что записывает?
– Цифры.
– Цифры?
– Ряды и ряды цифр.
Грегу представился Мартин Росс, извивающийся на полу в банке, серебристые волосы в беспорядке, лицо потное, и красное, и все сморщенное, словно зад бабуина.
Саманта немного отодвинулась от него.
– Что вы думаете об этом, Тод? Почему у меня такое чувство, будто вы знаете гораздо больше, чем рассказываете?
В глубине ее зеленых глаз под густыми темными ресницами притаились золотистые искорки. Ей могло быть не более двадцати одного – двадцати двух? Теперь она пристально смотрела на что-то, чего Грег не мог видеть, а ее тонкие белые пальцы перебирали край юбки.
– Между нами говоря, будущее вашего отца не представляется мне очень блестящим. То, что произошло в банке, эти ночные звонки…
Она повернулась к нему, чтобы посмотреть ему прямо в лицо. Их колени соприкасались, она приподнялась и отодвинулась.
– Что я должна сделать?
– Думаю, с ним нужно поговорить. Нужно знать, сможете ли вы убедить его действовать правильно.
Она улыбнулась.
– Если он решится на сотрудничество, я сделаю все, чтобы ущерб был минимальным… – сказал Грег.
– Но если он втянут в мошенничество, его отправят в тюрьму?
Сколько бы она ни платила за свои духи, они стоили в два раза больше. Между ними пробежала искра, и они оба почувствовали ее, что-то происходило в этих живых глазах с золотистыми искорками – она была так близко от него, что он мог ее поцеловать, и она знала это. Ее губы ждали. Возможно ли или это ему только казалось?
Грег приподнялся на подушках, и теперь их колени снова касались друг друга, совсем слегка. По всему телу у него побежали мурашки, и в то же время он мучительно потел. Внезапно он сгреб пистолет, смел несколько крошек печенья и бросил их в кофейную чашку. Глаза Саманты захлопали, снова возвращаясь в фокус. Она казалась сбитой с толку, удивленной.
– Вам надо уходить?
– Я должен вернуться в офис.
Она взглянула на него очень прямо и спросила, совершенно открыто:
– Я еще увижусь с вами?
– Возможно.
– У вас есть визитная карточка?
Грег открыл партмоне Гарсия Лорки, заглянул и резко захлопнул его.
– Прошу прощения, они кончились.
Она поправила прядь волос.
– К тому же я редко бываю в офисе.
Теперь она смотрела на него взглядом, которым на него уже смотрели много раз: кипящая смесь из боли, грусти и замешательства с крохотным выражением гордости и гнева. Он узнал этот взгляд и решил воспользоваться случаем.
– Я, разумеется, не вправе это делать, – сказал он, – но если я дам свой домашний телефон, это поможет?
– К черту правила отдела.
Они оба были взволнованы. Она криво улыбнулась ему. У Грега не оказалось ни записной книжки, ни авторучки. Саманта исчезла в другой половине дома, он слышал, как открываются и закрываются ящики, и вот она вернулась, протягивает ему душистый блокнот с изображением ягнят, прыгающих через ограду, и массивную авторучку с золотым пером. Вместо своего мелкого, угловатого Грег научился писать размашисто-округлым почерком. Он написал номер на листке блокнота, приписав внизу «Тод», потом, завинтив крышкой солидное золотое перо, возвратил блокнот, а ручку незаметно положил в карман рубашки. Автоматический жест, вряд ли преднамеренный. Она складывала листок бумаги еще и еще, пока он не превратился в маленький листочек и поместился в ее ладони.
– А, еще одно! – сказал он, словно это только что пришло ему в голову.
Она ждала, глядя на него снизу вверх, готовая ко всему.
– В это дело вовлечены отделы мошенничества, грабежей, убийства, – пояснил Грег, – как раз сейчас идет несколько разборок. Я не люблю никому наступать на ноги…
– И вы бы не хотели, чтобы я упоминала, что вы заскочили к нам?
Грег потер подбородок.
– По крайней мере в течение некоторого времени.
– А как насчет папы?
– Думаю, это зависит от нас.
Она дотронулась до его руки.
– У папы всегда всякие секреты, а у меня – нет.
И она, как заговорщик, быстро и крепко пожала ему руку, давая понять, что отпускает его. Грег сказал:
– Ух!
И возвратил ей авторучку.
Она проводила его до двери и стояла там, пока он не дошел до ворот. В автомобиле, потянувшись рукой за привязным ремнем, он взглянул через улицу и уловил у окна ее силуэт, такой одинокий в этом огромном доме, похожем на тюрьму.
Глава 10
Уиллоус работал до полуночи и подъехал к дому в начале первого при полной луне. Почту бросили в щель двери с такой силой, что она разлетелась по всему холлу. Ничего интересного, кроме неожиданного письма от дочери. В нем был рисунок – вид из окна ее спальни и три страницы, исписанные детским почерком. В доме было очень холодно. Он включил обогреватель и пошел на кухню, налил немного виски на кубики льда и, с письмом и стаканом вернувшись в гостиную, устроился за столом, чтобы прочитать о новом учителе Энни, ее товарищах, погоде в Торонто и о том, как сильно она без него скучает. Он перечитал письмо и положил в конверт.
День был очень длинный. Он не ел с самого ленча, но есть не хотелось. Он приготовил себе еще стаканчик, вернулся в свою берлогу и включил телевизор. Последние известия о состоянии озонового слоя были неутешительны. Он уменьшил звук до еле слышного, растянулся на кушетке и погрузился в глубокий сон без сновидений.
Его разбудил телефон, когда было уже достаточно светло, чтобы различить на часах стрелки. Было одиннадцать минут восьмого. Потянувшись и ощутив боль в коленях, он вскочил и схватил трубку.
– Джек?
Голос Паркер был бодр и свеж, словно на ногах она уже давным-давно.
– Ты можешь прибыть в «Седжвик»?
– Смотря по обстоятельствам.
– Номер восемнадцать семьдесят четыре. А это на последнем этаже, стоимость – пятьсот за ночь.
– Я тронут, но как ты можешь позволить себе такую роскошь? – Уиллоус почти совсем проснулся.
– Не могу, – сказала Паркер, – разве что они согласятся на почасовую оплату? А Гарсия Лорка мог, и бьюсь об заклад, он платил наличными. Видимо, поэтому он держал под кроватью мачете, чтобы отбиваться от воров.
Уиллоусу надо было немного подумать. Парень из банка выглядел точно, как Гарсия Лорка Мендес.
– Ты все еще у телефона, Джек? – поинтересовалась Паркер.
– Дай мне полчаса.
Паркер перешла на низкий хриплый шепот:
– Я оставлю дверь не запертой, мой милый. – Она со смехом повесила трубку.
Уиллоус побрился и принял душ. Он надел черный свитер с вырезом уголком, черный кожаный пиджак и прочные черные ботинки.
Его специальный 38-й и рация лежали на «Сони». Револьвер и запасные обоймы он сунул в карман куртки.
С крыльца он увидел, как пушистая серая белочка легко перебежала лужайку и, пока он шел к автомобилю, выкопала ямку и что-то в ней спрятала.
Ветровое стекло «селебрити» было покрыто росой. Он включил щетки и обогреватель, потом настроился на радио полиции. Белочка все прыгала неподалеку, время от времени настороженно на него поглядывая.
Он ехал по тихой улице, покрытой бетонными плитами с черными волнистыми полосками битума. Раннее прохладное солнце светило на аккуратные, просторно стоящие домики, на клены, уже терявшие листья. Скоро обочины покроются ими сплошь, а осенний дождь превратит проезжую часть улицы в бесконечное длинное озеро.
Уиллоус выключил дворники. В конце квартала он притормозил около разносчика газеты «Ванкувер-Сан», тот пересекал улицу, волоча оранжевую двухколесную тележку. Все три городские газеты выходили утром, и в каждой было полно новостей о вчерашних событиях.
Уиллоус проехал по Десятой авеню, повернул налево и через пять кварталов свернул на Четвертую авеню. По мере того как он приближался к деловому центру, автомобилей становилось все больше. На автобусных остановках толпился народ – городской транспорт работал плохо.
