Александра Маринина - Смерть как искусство. Том 2. Правосудие
– Годится, – кивнул Николай Николаевич. – Вот и займись. А ты что скажешь? – Он перевел взгляд на опера с территории.
– Надо бы любовный фронт проверить, – не очень уверенно проговорил тот.
В принципе это правильно и вовсе не глупо, но он ведь был не в курсе истории с Богомоловым… Настя пожалела о том, что компьютер Артема теперь окажется в полном распоряжении Антона Сташиса. Вот бы ей получить доступ! Уж если Артем Лесогоров действительно хитростью пробрался в театр, чтобы разобраться в какой-то скандальной ситуации, то следы информации на этот счет наверняка окажутся в компьютере. Но что она может? Случилось бы все это на год раньше, когда она не только работала, служила, но и имела право полновесного голоса на совещаниях у начальника, тогда она, конечно, ни минуты не раздумывая, заявила бы, что компьютер потерпевшего берет на себя, и никто бы не возразил: возражать полковнику Каменской в последние годы считалось неприличным и было не принято. А теперь она – никто, человек с улицы. Спасибо еще Блинову, что разрешил присутствовать на совещании, а то ведь мог бы и «попросить». Интересно, он ее мнением поинтересуется? И если да, то когда? Прямо сейчас, при этом оперативнике, который не в курсе Настиного бесправного положения и считает ее сотрудником с Петровки, или потом, с глазу на глаз?
– Ну а ты что молчишь? – обратился к ней следователь. – Есть соображения?
– Два, – кивнула Настя. – Можно начинать?
– Валяй, – разрешил Блинов. – Ишь ты, целых два… Богато живешь, Каменская.
– Первое, – начала она. – У меня есть основания считать, что Лесогоров знал что-то нелицеприятное о ситуации в театре и пытался разобраться. Вполне возможно, что именно поэтому его и убили. Я вам докладывала…
– Да-да, помню, – нетерпеливо дернул рукой Блинов, – можешь не повторяться. Вы со Сташисом провели здесь кучу времени, а толку – ноль. Ты что, собираешься продолжать свое бесполезное ковыряние в театральных дрязгах?
– Собираюсь, – Настя с вызовом вздернула подбородок. – Это моя работа, если вы помните. Теперь второе. Если Зарубин прав и оба преступления направлены на срыв постановки пьесы Лесогорова, то надо немедленно прекратить работу над спектаклем, иначе будут еще жертвы. И я даже примерно представляю себе, кто именно.
– Да? – с интересом переспросил следователь. – И кто же?
– Два актера, исполняющие главные роли: Никита Колодный и Михаил Арцеулов. И еще народная артистка Арбенина. Арбенина – мега-звезда, ее в принципе заменить некем, Арцеулов тоже очень известный, очень популярный актер, на него сделана ставка. Колодный не такой звездный, конечно, но и у него, и у Арцеулова главные роли, и если вводить на эти роли других актеров, будет потрачено много времени. Никто на это не пойдет, над спектаклем уже и без того работают больше двух месяцев, а мне объясняли, что это чересчур долго, при нормальном раскладе за это время обычно выпускается уже собранный, готовый спектакль. Одним словом, Николай Николаевич, надо сделать две вещи: предупредить актеров, чтобы были осторожнее, и добиться прекращения работы над «Правосудием». Хотя бы на время, пока преступник не будет найден.
– Пока… на время, – проворчал Блинов. – И откуда в тебе столько оптимизма? А если мы его вообще не найдем? Костюмы проверили – пусто. Значит, опять все снова-здорово, сто человек из театра и девятьсот зрителей, которых ты никогда в жизни не установишь и не найдешь. Как ты будешь в таких условиях убийцу вычислять? Зарубин, тебе что-нибудь удалось выяснить?
– Ничего, – понуро признался Сергей, которому поручено было опрашивать работников театра, не видел ли кто-нибудь накануне вечером чего-то подозрительного. – Но я пока не всех опросил. Народ еще подтягивается. Видно, придется здесь до самого вечера просидеть.
– Посидишь, не переломишься, – доброжелательно ответил Блинов. – Кстати, откуда у тебя в голове появилась эта бредятина насчет срыва постановки?
– Но ведь все же сходится тютелька в тютельку!
– А мотив? Ну где тут может быть мотив? Кому может помешать постановка какой-то там пьески? – не уступал следователь. – И потом, это нерационально. Вот Каменская мне популярно объяснила, что постановка осуществляется на спонсорские деньги. Нет денег – нет постановки. Так, Каменская?
– Так, Николай Николаевич, – согласилась Настя.
– Ну, и чего проще: уберите спонсора – и не будет никакой постановки. Зачем огород-то городить?
А ведь верно! Настя даже подпрыгнула на месте.
– Точно! – выпалила она. – Куда эффективнее убрать спонсора. Но спонсор – бизнесмен, причем не бедный, он ходит с охраной, его так просто не уберешь, это надо киллера нанимать. А киллер – это деньги. Ну, и связи, возможности. Отсюда вывод: наш преступник – непрофессионал, он не умеет обделывать такие делишки, не знает, с какого конца взяться за решение своей задачи, то есть будет действовать по-дилетантски. А это значит, что я права: будут новые жертвы, если не остановить работу над спектаклем. Он не уймется, и действовать он будет тупо и однообразно.
Блинов долго молча смотрел на нее, потом переменил положение рук, скрестив их на груди.
– Ладно, – наконец сказал он, – уговорила.
– Вы не понимаете, о чем говорите, – мягко улыбнулся директор-распорядитель Бережной. – Мы не можем закрыть спектакль.
– Почему? – строго вопросил Блинов.
– Потому что это деньги. Это живые деньги, которые мы получим после премьеры. И на эти деньги мы сможем поставить еще два-три новых спектакля, причем пригласить для постановки известных хороших режиссеров и заплатить им достойный гонорар. Нет, нет и нет, на закрытие «Правосудия» мы не пойдем ни при каких условиях.
– Но ведь люди в опасности!
– Это вам так кажется. И потом, ваша работа в том и состоит, чтобы защитить их. Вот и защищайте. Лично я больше чем уверен, что ни один человек больше не пострадает.
– Это почему же, позвольте спросить? – Следователь недобро прищурился. – Уж не потому ли, уважаемый Владимир Игоревич, что вы лично прекрасно знаете убийцу и в курсе его планов. Нет?
Бережной и при этом резком выпаде не утратил своей безмятежности. Было очевидно, что его не так-то просто вывести из себя. «Или он и в самом деле отличный актер? – подумал Блинов. – Каменская что-то говорила на этот счет…»
– Нет, Николай Николаевич, – спокойно ответил директор. – Я не знаю, кто убийца, и я не в курсе его планов. Но я знаю театральную среду, знаю актеров. Преступник – человек со стороны, для меня это совершенно очевидно, а коль так – он не может иметь никаких мотивов для срыва постановки. И это означает, что наши актеры в полной безопасности. Я вас убедил?
– Не убедили, – буркнул следователь. – Я остаюсь при своем мнении. И если вы не хотите пойти навстречу следствию…
– Я просто не могу этого сделать, – все так же мягко поправил его Бережной. – Я отвечаю за финансирование всей жизни нашего театра, я кровно заинтересован в деньгах, которые придут от спонсора, и не собираюсь ими жертвовать.
– Но речь же не идет о том, чтобы отказаться от денег! – Блинов не выдержал и повысил голос. – Вы что, не слушаете меня? Речь идет о том, чтобы приостановить работу над спектаклем. Как только мы найдем и обезвредим преступника, вы сможете продолжать ставить свое «Правосудие» хоть до полного посинения!
– А могу я поинтересоваться, о каких сроках идет речь? День-два? Неделя? Месяц? – Бережной достал толстый органайзер и полистал его. – Мы не можем жить без плана, дорогой Николай Николаевич, поймите же, театр – это не только высокое искусство, это еще и производство. А производство невозможно без плана. У нас на следующий год запланированы две премьеры, и для них совершенно необходимы деньги, которые нам заплатят только в том случае, если мы выпустим «Правосудие». Лев Алексеевич уже провел переговоры с некоторыми актерами из других театров, которых он собирается пригласить в эти спектакли, и они тоже строят определенные планы, как финансовые, так и организационные, ведь им нужно будет освободить время для репетиций. Художники по костюмам, художники-декораторы, художники по свету – у них тоже есть план работы, и хотя они у нас в штате, но их могут приглашать и в другие театры, и они должны понимать, в какой степени и когда будут загружены. Одним словом, это вам только кажется, что поставить спектакль – это просто. Это невероятно, неимоверно трудно и требует четкой организации и планирования работы. А еще это требует денег. Вы можете со всей ответственностью сказать мне, что через три, к примеру, недели мы сможем возобновить работу над «Правосудием»? Можете? Тогда я немедленно внесу коррективы в план на следующий год и начну утрясать изменения со всеми заинтересованными лицами. Или не можете?
– Послушайте, – Блинов не на шутку рассердился, – вы что, не понимаете, что речь идет о тяжком преступлении, об убийстве? Это серьезное дело, а не какие-то там финтифлюшки. И я как представитель государства вправе требовать от вас…
