Александра Маринина - Смерть как искусство. Том 2. Правосудие
Блинов тяжело вздохнул и крикнул:
– Федотова позовите сюда!
Помреж нарисовался моментально, будто только и ждал, что его призовет следствие.
– Какой спектакль вчера шел?
– «Макбет».
Блинов поморщился.
– Я имею в виду, много актеров было занято в спектакле?
– Много, – кивнул Федотов. – Это людный спектакль, двадцать девять человек. Это с учетом того, что спектакль поставлен экономно, потому что у Шекспира очень много персонажей появляются один-два раза на несколько минут, и есть возможность одному актеру совмещать две, а то и три роли. В «Макбете», например, есть трое убийц, которые отлично переодеваются и играют потом других персонажей. Так что актеров получается девятнадцать плюс десять человек в массовке.
– А сколько работников театра было вечером?
– Ну, – призадумался помреж, – сейчас вспомню точно… Семьдесят два человека. Может, я ошибся на единицу в ту или другую сторону. Вообще-то, это не мой спектакль, но мы, помрежи, такие вещи всегда знаем точно.
– И зрителей…
– Девятьсот, – подсказала Настя. – Это заполняемость зала. Но надо спросить у кассиров, сколько билетов было продано на самом деле, и у администратора, сколько контрамарок он выписал.
– У нас всегда аншлаги, – гордо заявил Федотов. – Если в кассе и остаются билеты, то не больше двадцати, максимум – тридцати. И то, как правило, на детские утренники. Вечерние спектакли у нас хорошо продаются.
– Ладно, – вздохнул Блинов, – стало быть, будем считать, что девятьсот зрителей и сто человек из театра, это если примерно. Итого – тысяча. И каждый мог с равным успехом пройти на лестницу, подняться в квартиру и совершить убийство. Каменская, тебе не кажется, что ты приносишь одни несчастья?
– Кажется, – честно призналась она. – И вы не первый, кто это заметил.
– Вот кто первым это заметил, тот был умным и прозорливым человеком, – назидательно произнес Николай Николаевич. – Поняла, сыночка?
Актер Никита Колодный, которого срочно вызвали в театр, к беседе оказался мало пригоден: накануне после «Макбета», где он играл две роли – Дональбайна и Молодого Сиварда, Никита здорово напился в компании знакомых актеров и режиссеров, отмечавших окончание работы над очередным телешедевром, и теперь у него болела голова, и вообще налицо имелись все признаки тяжкого похмелья. Но опрашивать его было нужно, никуда не денешься, и Антон Сташис, которому Николай Николаевич Блинов поручил встретиться с Колодным, вместе с Настей пригласили Никиту в кабинет худрука Богомолова.
– Поверить не могу, – бормотал Колодный, морщась от головной боли, – еще вчера Артем был здесь, мы с ним разговаривали… Ужас какой-то. Скажите, а что будет теперь с постановкой? Ее закроют? А вы не могли бы посодействовать, чтобы ее не закрывали? – Он устремил умоляющий взгляд сперва на Антона, потом на Настю. – Я понимаю, Артема убили, и сейчас надо говорить только об этом, но я… но для меня… – Помолчав несколько секунд, Никита словно решился и выпалил: – Я жить не смогу, если эту пьесу закроют! Для меня сейчас все решается, буквально все!
– Что, неужели так серьезно? – не поверил Сташис.
– А как вы думали? – Колодный вскинул голову, в его глазах горело отчаяние. – Возьмем хотя бы вчерашний спектакль, так вам будет понятней, наглядней. У меня две роли, целых две! Дональбайн и Молодой Сивард, казалось бы, да? А на деле что? Дональбайн, сын короля Дункана, появляется на сцене три раза, причем два из них стоит столбом и не произносит ни слова, а в третьем выходе у него три реплики. То есть три раза тявкнул – и в будку. Потом, уже ближе к концу спектакля, появляется Молодой Сивард, два выхода, первый – без слов, второй – четыре реплики и короткое сражение с Макбетом, в котором Сивард погибает. Это называется: артист Колодный занят в спектакле. И таких спектаклей много, и в каждом примерно такие вот роли. И это на протяжении нескольких лет. Чего только я не делал, и поговорить с худруком приходил, просил, спрашивал, почему меня не занимают, и творческие заявки писал, дескать, прошу рассмотреть мою кандидатуру на такую-то роль. И что? Ничего. Как выходил стоять столбом – так и выхожу. И вдруг Лев Алексеевич предлагает мне роль, центральную, главную, на которой держится весь спектакль. Это для меня первая за много лет возможность показать себя, как-то утвердиться в профессии. Я начал терять кураж, я утрачиваю профессионализм… Вы можете меня понять? Можете понять, как важно для меня, чтобы спектакль пошел?
– Можем, – равнодушно ответил Сташис.
Настя с любопытством посмотрела на Антона. Что-то не так? Он что-то заметил? Странно, что такая пылкая, наполненная чувством речь не вызвала в молодом оперативнике ни малейшего отклика. Даже ей самой стало в тот момент жалко артиста Колодного. Или это проявление отношения Антона ко всему, что кажется ему неважным, потому что важным, по-настоящему важным, он считает совершенно другие вещи? Впрочем, если вдуматься, то истинного сочувствия Никита Колодный у Насти тоже не вызывает. Убит его приятель, хороший знакомый, убит не когда-то давно, а всего лишь накануне, а Колодный думает только о том, как бы у него главную роль не отобрали. Неужели все артисты такие?
– Вопрос о продолжении работы над пьесой не в нашей компетенции, – холодно ответила Настя. – Давайте вернемся к делу. О чем вы обычно разговаривали с Лесогоровым?
– В основном о пьесе, – пожал плечами Колодный. – Пьеса его интересовала больше всего, ни о чем другом он не говорил. Советовался, как изменить, что изменить… Ну, вы понимаете.
– И всё? – уточнила Настя. – За время вашего знакомства вы не говорили ни о чем, кроме пьесы?
– Еще Артем очень интересовался жизнью известных людей, – горько усмехнулся Никита. – Я часто приглашал его с собой в клуб, где они бывают, он сам меня попросил об этом. Сидел там и глазами по сторонам стрелял, все высматривал знаменитостей и меня спрашивал, кто это, с кем пришел и так далее. Он ведь журналист, для него это нормально. Наверное, хотел материал для публикаций собрать. Про всякие сплетни меня спрашивал. Думаете, его могли из-за этого?..
– А почему нет? – ответил Антон вопросом на вопрос. – Вполне возможно. Вы не знаете, Лесогоров блогерством не увлекался?
Отличный вопрос! Настя искренне позавидовала Антону, потому что это пришло в голову ему, а не ей. Молодец, парень. А она уже старая, она – прошлый век. Разве в прошлом веке, когда она училась работать и совершенствовалась в своей профессии, о блогах кто-нибудь слышал? Все вопросы, которые в подобных случаях задаются свидетелям, слетают с языка уже автоматически, потому что задавались сотни раз, и вопроса о блогах среди них нет. А у Сташиса – есть. В этом и разница между ними. Новое поколение, новые знания, новые навыки.
Насчет того, не был ли Артем Лесогоров блогером, Никита Колодный ничего точно не знал.
– Я сам с Интернетом не дружу, мне как-то не нужно, да и времени нет, – пояснил он.
– Лесогоров называл вам каких-нибудь своих знакомых? Имена, род занятий?
– Да нет, мы это не обсуждали.
– А что у него было с личной жизнью? Женщины, романы, флирт?
– Не замечал. Тема сам ничего не рассказывал, сказал только однажды, что в городе, где он живет, у него роман закончился как раз перед поездкой в Москву. А здесь… Нет, я ничего такого не замечал. Он, вообще-то, многим у нас в театре нравился, особенно молоденьким девочкам, он ведь красивый… был… обаятельный такой, веселый. Да, вспомнил, я его как-то видел в кафе возле театра с нашей Алисой. Но это было давно, больше месяца назад, и только один раз.
– Кто такая Алиса? – строго спросила Настя.
– Звездочка, – усмехнулся Колодный и снова поморщился. – Молодая актриса, только-только после «Щуки», ее Лев Алексеевич отобрал. Красивая.
Настя быстро пробежала глазами список труппы, потому что никакой актрисы по имени Алиса она не помнила, хотя побеседовала уже со всеми артистами. Да, вот она, в списке есть.
– Она что, уволилась? Мы ее ни разу в театре не встретили.
– Да нет, она на съемках в Минске.
– Давно?
– Точно не скажу, это надо у завтруппой спросить. Но порядочно уже, недели три, наверное.
Бог с ней, с этой Алисой, вряд ли у нее с Лесогоровым был страстный роман, который и послужил причиной убийства. Если бы такой роман был, об этом сыщикам уж кто-нибудь да проговорился бы.
– А о своих врагах Артем вам не рассказывал?
– Нет, – покачал головой Колодный. – Какие у него могут быть враги? Такой веселый спокойный парень, доброжелательный, улыбчивый… Его любили.
– У журналиста всегда могут обнаружиться враги, – заметил Антон. – Профессия такая. А по телефону ему часто звонили?
– Откуда же я знаю… – развел руками Никита.
– Я имею в виду: в вашем присутствии.
– Ну, бывало… Вы хотите спросить меня, не слышал ли я чего-то важного? Нет, не слышал. Звонки обычно были от знакомых, которые спрашивали, как идут дела с постановкой пьесы и когда он пригласит их на премьеру.
