Раскаянье дьявола - Гранхус Фруде
Стоял ранний вечер, Гюру только что поговорила по телефону с отцом Иды. В коридорах участка все еще сновал народ, впереди было еще несколько часов поисков и опросов.
— Мать и дочь живут словно перекати-поле, а отец семейства разъезжает по округе и взращивает свои пресловутые способности. — Гюру почти выплюнула эти слова.
— Совершенно точно можно сказать, что перед нами далеко не идеальная семья. — Рино расстегнул пуговицы на рубашке. Он сделал это не для того, чтобы поразить Гюру растительностью на груди, просто в кабинете было влажно и душно.
— Я все больше убеждаюсь в том, что похищение было совершено не импульсивно, — продолжила Гюру. — Тот, кто забрал Иду, знал, что она много времени проводит одна.
— Думаю, мать стала жертвой задолго до исчезновения Иды. Супруг внушил ей представление о себе как о полубоге. Он ведь даже не упомянул о страшной аллергии дочери, а по словам матери, если она съест что-то не то, речь будет идти о жизни и смерти.
— Возвращение на третий день?
— Для него это очевидно.
Рино перегнулся через стол. Только теперь он заметил, что у его коллеги карие глаза.
— Ты ведь уже успела об этом подумать, не так ли? Что все это может быть спектаклем, цель которого — привлечь к себе внимание, а воскрешение на третий день станет прекрасным финалом.
Гюру кивнула:
— Но нельзя допускать, чтобы подобные мысли затуманили нам глаза. Если мы поступим неверно, это может стоить девочке жизни.
— Придержи-ка эту мысль. — Рино прижал палец ко лбу. — Больше одной у меня в голове не помещается.
Гюру слегка улыбнулась ему, а потом принялась массировать виски пальцами.
— Ида была желанным ребенком. Но только для матери. Если отец заявится с ней на руках во вторник…
— Да, у нас в руках будет Ярле Утне.
Рино показалось, что взгляд Гюру пронзил его насквозь.
— Педофил из восьмидесятых, — продолжил он.
— Исключено.
Ему не понравилась непререкаемая уверенность, с которой она отмела его версию. К тому же решимость придавала лицу Гюру такие черты, из-за которых она потеряла очки по шкале привлекательности женщин для Рино. Он снова принялся рассматривать материалы, которые принес Леннинг. Что может заставить человека украсть двухлетнюю девочку? Хелена, вот уже третий год как бывшая жена Рино, в самом начале их отношений хотела дочь. Но родился Иоаким.
Блеклые фотографии были отсканированы. У одной из девочек были густые волосы до плеч, на второй была шапочка.
— Иде скоро должно было исполниться шесть лет, — сказал Рино.
— Разница в возрасте, возможно, не имеет никакого значения, а вот временная перспектива очень важна. Никто не в силах сдерживать свои извращенные наклонности в течение четверти века.
— Милая девочка. — он положил на стол фотографию Сары Санде.
— Это та, которую не нашли? — спросила Гюру.
— Угу.
Она сидела молча, разглядывая фотографию, непроизвольно теребя в руках позолоченную цепочку на шее. Маленький опал в форме сердца покачивался из стороны в сторону.
— Ты любишь детей? — спросил Рино.
Она вопросительно взглянула на него.
— Я про твою специализацию, — добавил он.
— Меня интересует профилирование преступников. — Голос звучал так жестко, что Рино почувствовал необходимость перейти в оборону. Обычно у него с женщинами такого не происходило.
— У меня есть сын, Иоаким. Ты, наверное, видела его в участке.
— Классный парень.
— Да, классный, очень точное слово. А у тебя? Есть дети?
Гюру ответила таким взглядом, что Рино передумал задавать дополнительные вопросы. Она протянула ему фотографию, и он еще раз посмотрел на девочку, которая так беспечно смотрела на мир.
— У тебя есть фотография Иды? — спросил он, все еще переживая из-за отказа Гюру продолжать флирт.
Не слишком торопясь, Гюру достала из выдвижного ящика фотографию.
Те же светлые волосы.
— Ангелика Биркенес, — сказал он, не отрывая взгляда от фотографии Сары Санде. — Можешь найти ее номер телефона?
— Хочешь ей позвонить?
— Меньше чем через минуту, если ты умеешь обращаться с компьютером.
Пальцы Гюру застучали по клавиатуре, словно барабанные палочки. Рино никогда даже не пытался научиться печатать вслепую.
— Ангелика Биркенес… вот. — Гюру повернула к Рино экран, и он записал номер на стикере. — Я бы хорошо подумала на твоем месте. Ты втянешь ее в это дело, и она вспомнит все то, что давным-давно пережила.
Рино, хотя и неохотно, согласился с ее доводом. Тогда стоит пойти другим путем. Он посмотрел сопроводительные материалы к присланным документам. Дело было таким старым, что все бумаги хранились по средневековому методу — в бумажных папках. Отправителем значилась некая Вигдис Касперсен, по всей видимости, версия Всемогущей Сельмы из отделения в Тромсё, вовремя пришедшей на выручку. Рино сразу же набрал ее личный номер телефона. Он объяснил, зачем звонит, и спросил, нет ли в деле дополнительных фотографий Ангелики Биркенес.
— Есть еще пять или шесть. Я отправила первую попавшуюся.
— На той фотографии, которая перед нами, на ней шапка. Я бы хотел узнать, какого цвета у нее волосы.
— Ой, и правда, зря я отправила именно эту фотографию. У нее были прекрасные волосы — светлые и золотистые. Она была похожа на ангела.
Глава 15
Она проснулась оттого, что вздрогнула. Во сне к ней один за другим приходили животные с карусели, но лишь когда в двери появился клоун, паника вырвала ее из сна. Она лежала, не открывая глаз, на случай если мужчина находился в комнате. Единственный звук, который она слышала, — приглушенный скрип где-то в подвале. Не было ни дыхания другого человека, ни запаха, который подсказал бы ей, что он стоит рядом и ждет. Она приоткрыла глаза. Никого.
Ей все еще казалось невероятным, что она находится в чужом подвале далеко от мамочки. Ей так хотелось домой, в свою постельку, где она любила лежать, прислушиваясь к звукам на нижнем этаже и прижимая к себе плюшевых медвежат. На несколько секунд Ида закрыла глаза, но поняла, что сон все равно не унесет ее отсюда. На столе стояла тарелка с фруктами. То есть он заходил, пока она спала. Яблоки и апельсины, порезанные на кусочки. Ничего из этого ей было нельзя. Еще он сделал бутерброд с шоколадной пастой. Она обожала шоколадную пасту, но могла есть только то, что приготовлено матерью. Она подумала, что могла бы откусить маленький кусочек бутерброда, но от этого станет только хуже. Горло сведет, а голод превратится в острую сильную боль. А потом все равно все выйдет наружу. Тот же самый сок, который он предлагал ей на корабле, стоял и здесь, рядом с тарелкой мармеладных фигурок. Она взяла что-то похожее на машинку и принюхалась. Пахло вкусно. Она медленно провела мармеладом по губам. Осторожно слизнула и почувствовала привкус сладких фруктов. Но ей нельзя. Она положила мармеладку обратно и села.
Девочка снова услышала приглушенный скрип, к которому примешивалось что-то напоминающее мяуканье кошки. Здесь есть котята? Она попыталась определить источник звука, но мяуканье прекратилось. Она огляделась. За ее спиной на стене висели три книжные полки. Кроме нескольких книг и ряда игрушек, на них ничего не было. Она достала одну из книжек. На обложке была нарисована девочка примерно ее возраста, сидящая на коленях у старичка. Она уже выучила почти все буквы и могла написать свое имя, но вот прочитать слова пока не получалось. Она отложила книгу и взяла две игрушки. Типичные мальчуковые штучки — злые солдаты с зажатым в руках оружием. Она взяла в каждую руку по одному солдату и попыталась представить, что они разговаривают друг с другом, но это казалось совсем неправильным. Вместо игры она сидела и просто смотрела перед собой на еду, которую не могла есть, и на напиток, от которого ее бы стошнило. В этот момент ее захлестнуло ощущение полнейшего одиночества.
Девочка заплакала, но что-то подсказало, что эхо, которое она услышала, принадлежало не ей. Казалось, наверху плачет кто-то еще. Внезапно ей перестало хватать воздуха, и, не успев еще ничего понять, она громко застонала. Ида сложила ладони и принялась молиться так же, как уже делала много раз, но теперь она молилась о том, чтобы избавление пришло быстро, очень быстро, потому что она не выдержит здесь больше ни секунды. Может быть, она сейчас откроет глаза и увидит в дверях маму, вдруг мама пришла ее забрать. Но она была совсем одна. Девочка попыталась еще раз, сжала руки так сильно, что ей стало больно, но ничего не произошло. Нижняя губа задрожала, она попыталась сдержать слезы, но все-таки заплакала снова. Всхлипы казались чужими, и она подумала, что, наверное, это оттого, что раньше ей никогда не было так страшно. Раньше, когда она плакала, то представляла себе стеклянный стакан, иногда полный, иногда не до конца — и плакала до тех пор, пока не выплакивала его целиком. В этот раз стакан был полон до краев, и она выплакала его до последней капли.