Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Барнс Дженнифер Линн

Дерзость демонстрантов вызывает скорее гнев, чем страх, но это средь бела дня, а что будет ночью? Кажется, частично ситуация контролируется. Двое копов огораживают лужайку временными заграждениями. Еще один показывает на мою дверь, словно собирается пересечь лужайку и вступить со мной в диалог. Майка и Шарпа нигде не видно.

На подъездной дорожке, в дюйме от багажника моего подменного автомобиля, стоит пикап. Такое ощущение, что оказывают помощь пострадавшим от стихийного бедствия – люди столпились у открытого заднего борта, кряхтя под тяжестью объемных упаковок с водой и дюжин завернутых в бумагу сэндвичей. Даже если бы я решилась воспользоваться парадной дверью и, пригнувшись, добежать до автомобиля, меня бы это не спасло – он заблокирован.

Вопли, на сей раз обращенные к их герою, который выбирается с заднего сиденья черного «мерседеса», подъехавшего к переднему крыльцу. Он швыряет свою белую ковбойскую шляпу в толпу – наверняка Жуа заказывает их оптом на «Амазоне». Комбучи не видать. Ему вручают мегафон.

Жуа не ошиблась. Она сказала, что Бубба Ганз не станет медлить с ответом. Что ж, я не доставлю ему удовольствия выкурить меня из собственного дома и не стану вступать в публичный спор. У меня на сегодня конкретные планы.

Я просматриваю заметки, которые сделала вчера вечером за кухонным столом, и засовываю один из листков в рюкзак. Останавливаю выбор на окне ванной – большом и одностворчатом, которое мы с Бридж не раз оставляли открытым, чтобы проникнуть в дом после установленного часа. Одна из странностей этого дома – то, что в нем нет черного хода, только боковая дверь из кухни.

На середине двора я внезапно спотыкаюсь и падаю. Все вокруг вибрирует. Воздух. Каждая клеточка моего тела. Бубба Ганз так громко взывает к всемогущему Господу нашему в мегафон, что сотрясается весь квартал. Ушибленный копчик посылает болевой сигнал в голову. Глаза застилают слезы. Через секунду я понимаю, что споткнулась о столбик палатки.

Необходимость бежать и тщетность попытки сильно меня встряхивают. Я ожидаю, что демонстранты начнут переваливаться через забор, словно разъяренные обезьяны.

Дорога каждая секунда. Впервые после маминой смерти я слышу ее голос. А ну вставай.

И я встаю. И снова карабкаюсь через забор, на сей раз при свете дня.

Пикап Шарпа припаркован в переулке капотом к западу, мотор включен. Рука лениво машет мне из водительского окна, приглашая сесть в машину.

Его способность читать мои мысли пугает до глубины души.

Я срываюсь с места и мчусь в другую сторону.

Таксист на синей «хонде» с разбитым крылом подбирает меня в восьми кварталах от дома. Когда я, тяжело дыша, забираюсь внутрь, Шарпа нигде не видно. Не успев тронуться с места, таксист начинает выкрикивать что-то расистское в адрес последнего клиента.

Я решаю, сцепиться ли с ним, или потратить драгоценное время, выставляя ему самую низкую оценку, или стоит это совместить. Сейчас я особенно зла – на интеллектуальную мощь моего вида, иррациональную любовь, чрезмерную ненависть, на убийц и нерадивых матерей, на то, что приходится тратить энергию и мозги на незнакомого расиста в обмен на семиминутную поездку до автомастерской.

Пока он вымещает ярость на подрезавшем его белом велосипедисте, я размышляю над тем, что такое семь минут.

За семь минут, что я проведу в этой «хонде», Земля преодолеет семь тысяч семьсот семьдесят миль. Или вспомнить знаменитые «Семь минут ужаса», когда марсоход преодолел атмосферу Марса и самостоятельно опустился на поверхность планеты. За семь минут трансляции Бубба Ганз сумеет убедить миллионы во лжи, которую они унесут с собой в могилу.

Я велю водителю заткнуться к чертовой матери и начинаю составлять язвительный отзыв в заметках.

Все это время я высматриваю, не увязался ли за мной Шарп. Водитель резко тормозит у автомастерской – показать мне, кто тут главный.

Мой джип припаркован у входа, и его трудно узнать без привычной пылевой пленки.

А как там Шарп? А Шарп припарковался через дорогу.

Я забираю ключи у подростка в офисе, запрыгиваю в джип, со скрипом разворачиваюсь и торможу в двух дюймах от заднего бампера его пикапа.

Я жду, пока он выйдет из машины, все время думая, что это плохая идея. И собираюсь дать задний ход, когда Шарп забирается на пассажирское сиденье и захлопывает дверцу.

– Матерь божья, чем тут так воняет?

– Арбузной улыбкой. – Я тычу пальцем в освежитель воздуха, который раскачивается на зеркале заднего вида, словно широкая розовая гримаса с черными зубами. – Это входило в комплект.

Я успела забыть, какие у него ручищи. Глубоко под ногтями черная грязь, которой я не замечала раньше. Два пальца останавливают качание картонной улыбки. Шарп снимает ее с зеркала, опускает стекло и швыряет в кузов своего пикапа.

– Жест красивый, но чувствуется злость.

– Пожалуй, я немного зол.

– Мои поздравления. Ты устранил процента два проблемы. По словам мальчишки, который вручил мне ключи, муж Барби Макклин сам выбрал аромат и попросил его – цитирую – «распылить не жалея». И мальчишка заверил меня, что исполнил все в точности.

Шарп показывает на свой пикап. Выражение его лица можно было бы описать как благодушно-каменное, если такое бывает.

– Я отвезу тебя, куда захочешь. Но если задумала ехать домой, то не советую. Судя по размерам толпы на твоей лужайке, этот джип вернется в ремонт сегодня же вечером. Возможно, капитальный, хотя до капитального ремонта его и так отделяет одна выбоина. Зато мой пикап рядом, Вивиан, а его освежитель воздуха называется «Никакого сравнения с твоим». Мы могли бы заехать к тебе, забрать вещи. Я отвез бы тебя в гостиницу, где ты переждала бы эту канитель. Думаю, я уговорю полицейское управление оплатить расходы. Или завезти тебя к сестре?

Я делаю вид, что не заметила, каким тоном он произносит мое имя, а также игнорирую упоминание сестры, которое явно сделано намеренно.

– Значит, правила таковы, – заявляю я ледяным тоном, – можешь ехать со мной, но ты не вмешиваешься в мои планы. Если я попрошу тебя остаться в машине, ты останешься. Ты не упоминаешь Буббу Ганза, «Твиттер» и Майка. Не называешь меня Рыжей. Договорились? Иначе выметайся из моей машины.

Он пожимает плечами:

– Если я выйду, то все равно продолжу следить за тобой.

– Мне плевать.

Это неправда. Я иду на этот шаг, чтобы не добавлять себе трудностей, пытаясь весь день от него улизнуть. А так я смогу его использовать. И не только в деле Лиззи. Есть одна девушка, лицо которой плотно прижато к козырьку его пикапа. Она была в таком же отчаянии, как и Лиззи – и даже сильнее, – когда легла в мамину постель рядом со мной, позвякивая подвесками. И хотя у нее в запасе вечность, чтобы вызванивать свою беззвучную мелодию для кого угодно, сейчас она выбрала меня.

– Прежде чем мы начнем, – я смотрю прямо перед собой, изо всех сил пытаясь звучать бесстрастно, – я никогда не спала с Майком. И не собираюсь.

– И зачем мне это знать?

Я в ярости разворачиваюсь к нему:

– Ты должен это знать, чтобы не проговориться кому-нибудь, что… думаешь иначе. Я люблю свою сестру. И хочу прояснить ситуацию.

– В шоу это не сработало. Твое желание прояснить ситуацию.

– Ты уже нарушил правила.

Кажется, он не собирается меня успокаивать.

– Ты первая заговорила про Майка. Остановимся у этого «Уатабургера»? – Он показывает на противоположную сторону улицы. – Я не завтракал и не обедал. Думал, ты улизнешь из дома на рассвете.

Я тянусь за рюкзаком, достаю сложенный лист бумаги, протягиваю Шарпу:

– Будешь за штурмана.

Он аккуратно его разворачивает, словно имеет дело с вещественным доказательством.

– Очень разборчивый почерк, – замечает он. – И мелкий. Как у рождественского эльфа, который составляет список непослушных детей. Или у Роя Норриса. Мне нужен микроскоп. И психолог.