Лоренс Блок - Грехи отцов наших
— Да, кажется, понимаю. Вот только не знаю, с какой стороны подойти к делу.
— Вас поразило известие об убийстве?
— Это естественная реакция, кто угодно был бы поражен.
— Но ведь существенную роль сыграло еще и то, что вы их знали.
— Да как я их знала? Обычные жильцы нашего дома… Хотя нет, погодите, вы заставили меня кое о чем задуматься. Да, теперь мне кажется, что я невольно смотрела на них как на брата и сестру.
— Вот как! На брата и сестру?
— Да, именно так.
— А почему?
Женщина прикрыла глаза и сосредоточенно нахмурилась.
— Не могу сформулировать точно, — медленно проговорила она. — Наверное, из-за манеры поведения, когда они бывали на людях. Нет-нет, по виду ничего не скажешь, но от них исходили какие-то токи. Ну вот даже то, как они шли по вестибюлю. Понимаете, складывалось впечатление, что их связывают родственные отношения…
Я терпеливо ждал: сейчас главное — не торопить.
— И еще одно. Раньше я как-то об этом не задумывалась, но… Словом, теперь у меня нет сомнений, что парень был голубым.
— Почему?
Она поднялась со стула, где сидела раньше, и подошла к одному из своих творений — громоздкому сооружению из выпуклых граней, выше и толще ее самой. Стоя спиной ко мне, медленно провела по грубой поверхности сильным, заскорузлым пальцем.
— Не знаю… Может, из-за его фигуры, некоторой манерности; он был высок, необыкновенно изящен, по-особому говорил, жестикулировал. Вы, вероятно, можете подумать, что я все вижу как-то не так… Потому что я вся такая неуклюжая, с короткой стрижкой, в мужской одежде, привыкла иметь дело с электричеством и всякими техническими штуками. Меня часто принимают за лесбиянку. — Тут она резко повернулась и уставилась на меня с вызовом. — Так вот, я не лесбиянка!
— Охотно верю. А Венди Хэннифорд? Она была лесбиянкой, как вы считаете?
— Откуда мне знать!
— Но догадались же вы, что Вэндерпол был голубым. И насчет нее у вас также могли возникнуть предположения.
— Вот вы о чем! Мне казалось… нет, я абсолютно уверена, что лесбиянкой она не была. Видите ли, я могу утверждать это с определенной точностью по тому, как женщина относится ко мне. Нет-нет, она была совершенно нормальной.
— Чего нельзя сказать о нем.
— Да, чего нельзя сказать о нем. — Она снова вскинула на меня глаза. — И знаете что? Я могу поклясться, что он был гомиком.
Глава четвертая
Пообедав в итальянском ресторанчике на Гринвич-авеню, я заглянул в два-три бара, пропустил энное количество стаканчиков, а потом поймал такси и отправился в заведение Джонни Джойса. Там по совету Келера обратился к бармену, и он кивнул в сторону дальней кабинки, где обосновался Льюис Пэнкау.
Собственно говоря, я нашел бы его и без посторонней помощи. Парень был высок, мускулист, светловолос, с открытым, свежевыбритым лицом. Увидев меня, он поднялся из-за стола и улыбнулся. На нем был серый костюм в узкую полоску, купленный явно не в самом дорогом магазине, светло-голубая рубашка и полосатый галстук. Мы представились друг другу, и он протянул мне руку, которую я охотно пожал. Усевшись за столик напротив него, я заказал подошедшему официанту двойной бурбон. Перед Пэнкау стояла наполовину выпитая кружка пива.
— Лейтенант сказал, что вы хотите со мной поговорить, — после недолгой паузы проговорил Пэнкау. — Я так понимаю, вас интересует убийство Хэннифорд?
Я кивнул.
— Вам удалось взять преступника. Что и говорить, здорово сработано.
— Ну что вы! Просто повезло: вовремя оказался в нужном месте.
— Ну-ну, не скромничайте! Это дело украсит ваш послужной список.
Льюис покраснел, а я подлил масла в огонь:
— Не сомневаюсь, что и благодарность получите.
Румянец на гладких щеках вспыхнул еще ярче. Интересно, сколько ему лет? На первый взгляд двадцать или двадцать один, не больше. Вспомнив о составленном им рапорте, я решил, что через годик он, пожалуй, станет детективом третьего класса.
— Я ознакомился с вашим отчетом. Грамотно написан, но у вас явно не хватило места для кое-каких деталей. Вот об этом и поговорим в первую очередь. Когда вы появились на месте происшествия, то обнаружили Вэндерпола в двух шагах от дома, где было совершено убийство. Как конкретно он себя вел? Бегал вокруг, стоял на месте?
— Вообще-то на одном месте, но весь как-то вертелся, дергался. Как будто ему нужно было немедленно выпустить пар. Знаете, бывает, выпьешь чересчур много кофе, и начинают трястись руки-ноги. Так вот, этого типа так и трясло!
— Вы указали, что его одежда была в беспорядке. В чем это выражалось?
— Рубашка вылезла из штанов, ширинка была расстегнута, и все хозяйство болталось снаружи.
— Вы имеете в виду половой член?
— Да.
— Он намеренно демонстрировал прохожим этот орган?
— Я бы так не сказал, но он вываливался из ширинки. Не мог же он этого не заметить, правда?
— Он трогал себя, делал непристойные жесты, вилял бедрами?
— Нет.
— У него была эрекция?
— Я не обратил внимания.
— Но вы же видели его член. Так в каком он был состоянии?
От смущения Пэнкау побагровел, как сконфуженная барышня.
— Эрекции у него не было.
Официант принес мой бурбон. Я взял бокал, посмотрел его на свет и сказал:
— В рапорте вы написали, что он употреблял нецензурные выражения.
— Да, он все время кричал. Собственно, я издалека услыхал его вопли, а уж потом увидел его самого.
— Что же он кричал?
— По-моему, легко догадаться.
Застенчивый юноша, отметил я про себя, редкость по нашим временам, но мне от этого не легче. Стараясь не раздражаться, я попросил:
— Повторите его слова, Льюис.
— Мне неприятно произносить их вслух.
— Прошу вас, пересильте себя. Поверьте, это не простое любопытство, мне так же не хочется копаться в этом, как и вам.
Минуты три я распинался о том, что его показания могут сыграть определенную роль в расследовании, и тогда он перегнулся через стол и едва слышно прошептал:
— Трахальщик.
— Так и кричал — «трахальщик»?
— Не совсем.
— Послушайте, мне необходимо точно знать, что он выкрикивал там, на улице.
Последовал тяжелый вздох.
— Хорошо, я понял. Он все время орал: «Я трахнул свою мать, я трахнул свою мать!» Прямо как заведенный.
— Итак, он утверждал, что оттрахал свою мать. Я правильно вас понял?
— Да, это было его выражение, слово в слово.
— И что вы подумали?
— Что парень свихнулся.
— Вы сразу заподозрили, что он совершил убийство?
— Нет, сначала я подумал, что он сам пострадал, ведь он был весь в крови.
— У него были окровавленные руки?
— Да нет же, он весь был в крови — рубашка, руки, штаны, даже лицо. Понимаете? Абсолютно весь, с ног до головы. Вот я и решил, что он получил серьезные ранения, но потом увидел, что никаких ран у него нет, и понял, что кровь пролил другой человек.
— Почему вы так решили?
— Не знаю, решил — и все. Он был цел и невредим, значит, кровь не его, это же ясно.
Льюис поднес кружку к губам и одним глотком допил пиво. Я кивнул официанту и заказал еще одну кружку для Пэнкау и чашку кофе для себя. В ожидании заказа мы сидели молча, уставившись в стол. Наконец появился официант и расставил перед нами напитки. Пэнкау было явно не по себе: перед ним сейчас вновь разворачивалась картина, которую он, по всей видимости, уже несколько дней старался забыть.
— Итак, Льюис, продолжим. Вы поднялись в квартиру, потому что ожидали обнаружить там труп?
— Да, что-то в этом роде.
— Как вы думали, кто бы это мог быть?
— Черт побери, я был уверен, что найду там его мать. Он же кричал, что он трахальщик, трахнул мать, вот я и решил, что этот тип сошел с катушек и прикончил мамашу. Когда я туда поднялся и увидел это… Я поначалу так и решил, что она его мать и есть. Определить тогда ее возраст было просто невозможно: она была голая и вся залита кровью. И все вокруг было в крови — подушки, простыни, одеяло, повсюду эта жуткая кровь…
Его побледневшее лицо приобрело зеленоватый оттенок. Я сочувственно похлопал его по руке.
— Спокойно, Льюис, все уже позади.
— Я в порядке.
— Конечно, конечно! Ну-ка, опусти голову к коленям и подыши полной грудью. Давай, парень, отодвинься от стола и низко склони голову, как я говорю. Сразу полегчает.
— Хорошо, сейчас.
Мне показалось, что он вот-вот грохнется в обморок, но ему удалось взять себя в руки. Посидев минуты две с опущенной головой, он выпрямился, несколько раз глубоко вздохнул и сделал большой глоток пива.
— О Господи!
— Теперь тебе будет лучше, это испытанное средство.
— Да, спасибо… Едва я вошел и увидел ее там, на кровати, сразу почувствовал дурноту. Раньше мне тоже случалось видеть мертвецов. Мой старик умер во сне от инфаркта, и я был первым, кто обнаружил его в спальне. Потом я стал полицейским, а в нашей работе трупов хватает, не мне вам рассказывать. Но такого я еще никогда не видел! Представляете, меня вот-вот вырвет, а тут к моей руке прикован этот придурок с болтающимся членом. Я отволок его в угол, где, как ни крепился, меня все-таки вывернуло наизнанку. И знаете, что случилось потом? У меня началась форменная истерика. Я хохотал, как полный идиот, а этот тип, глядя на меня, наконец заткнулся о своей мамаше и спрашивает: «Что вас так развеселило?» Вот ведь ужас! Как будто не понял анекдот и просил разъяснить, в чем там соль, чтобы разделить мое веселье. «Что вас развеселило?»… Бред какой-то!
